Маленький друг
Часть 20 из 92 Информация о книге
Ида закатила глаза. – Уж они похвалялись на весь город. Гарриет чуть не плакала. И как только такие люди могут быть на свободе? – И кирпичами они же кидались? – Да, мэм. Взрослые парни. Да и малые тоже. Но вот тот, который проповедник – он сам не бросал, а только других подбивал, все вопил и тряс Библией. – Один из братьев Рэтлифф – ровесник Робина, – сказала Гарриет, не сводя глаз с Иды. – Мне Пембертон про него рассказывал. Ида молчала. Она выжала тряпку и подошла к сушилке – разобрать чистую посуду. – Ему сейчас лет двадцать. И он вполне мог стрелять с моста, думала Гарриет, по возрасту подходит. Ида со вздохом выволокла из сушилки тяжелую чугунную сковороду, нагнулась, убрала ее в ящик. Кухня была самым чистым местом во всем доме, Ида здесь огородила себе маленький островок порядка, куда не проникали наваленные по всему дому стопки пыльных газет. Мать Гарриет газеты выбрасывать не разрешала – это было такое древнее и нерушимое правило, что преступать его не осмеливалась даже Гарриет, однако по негласному уговору с Идой, в кухню мать газеты не приносила: на кухне главной была Ида. – Его зовут Дэнни, – сказала Гарриет. – Дэнни Рэтлифф. Этого брата, который ровесник Робина. Ида глянула на нее через плечо. – Чего тебе вдруг так дались эти Рэтлиффы? – Ты его помнишь? Дэнни Рэтлиффа? – Ох, помню, – Ида, поморщившись, привстала на цыпочки, чтобы задвинуть на верхнюю полку миску для хлопьев. – Как сейчас помню. Гарриет изо всех сил старалась сохранять спокойствие. – Он сюда приходил? Когда Робин был жив? – Да-да. Мерзкий горлопан. Поганой метлой не отгонишь. Колотил по крыльцу бейсбольной битой, шнырял по двору, как стемнеет, а однажды взял без спросу Робинов велосипед. Я вашей маме, бедняжке, говорила-говорила, а все без толку. Она мне – он, мол, малообеспеченный. Малообеспеченный, как же. Она шумно, с грохотом выдвинула ящик, принялась раскладывать чистые ложки. – Никто меня не послушал. А я вашей матери говорила, сколько раз я ей говорила, дрянь этот малец. К Робину лез с кулаками. Сквернословил, пускал петарды да вечно что-то крушил да ломал. Ну, думаю, точно кого-нибудь покалечит. Никто этого не понимал, а мне было ясно как божий день. А ведь кто за Робином каждый день приглядывал? Вот из этого самого окна кто за ним глядел, – Ида ткнула пальцем в окно над мойкой, в сумеречное небо и полнотелую зелень летнего двора, – когда он игрался во дворе с солдатиками со своими, с кисой? – Она печально покачала головой, задвинула ящик со столовыми приборами. – Брат твой славный был мальчонка. Под ногами путался, конечно, что твой майский жучок, а то и надерзить мог, но потом всегда прощенья просил. Не то что ты – губы надуешь и сделаешь вид, мол, так оно и надо. А он, бывало, как подскочит, как на мне повиснет, вот так. “Скушно мне, Ида!” Я ему говорила – не водись с этим отребьем, говорила ему, говорила, но ему, видите ли, скушно, и мама ваша разрешала – мол, нету в этом ничего такого, так что он все равно с ним водился. – Дэнни Рэтлифф дрался с Робином? У нас во дворе? – Да-да. А еще он воровал да сквернословил. – Ида сняла передник, повесила его на крючок. – А минут этак за десять до того, как мама ваша увидала, что Робин, бедняжка, на дереве висит, я его сама со двора прогнала. – Говорю тебе, таким, как он, полиция ничего не сделает, – сказала Гарриет и снова принялась рассказывать про церковь, Идину ногу, про сгоревшую заживо старушку, но Хили этим был уже сыт по горло. Другое дело – опасный преступник на свободе, которого можно геройски поймать, вот это приключение. Он, конечно, радовался, что его не отправили в лагерь, но пока что лето получалось скучноватое. Поимка опасного преступника была куда интереснее других его планов на лето – библейских игрищ или побега из дому вместе с Гарриет. Они сидели в сарае за домом у Гарриет, куда они с детсадовских времен прятались, чтобы переговорить с глазу на глаз. Воздух в сарае был спертый, пропахший пылью и бензином. С крюков на стенах свисали огромные скрутки черного резинового шланга, за газонокосилкой высился колючий лес помидорных шпалер, которые из-за паутины и теней казались расползшимися, нереальными; в полумраке солнечные лучи скрещенными мечами торчали из дыр в проржавевшей жестяной крыше, и в них так густо вертелись пылинки, что свет казался плотным, задень рукой, и он осядет желтой пыльцой на пальцах. Духота и полутьма добавляли сараю таинственности, интересности. В сарае у Честера было несколько тайников, где он держал сигареты “Кул” и виски “Кентукки таверн”, изредка их перепрятывая. Маленькие Хили с Гарриет обожали заливать сигареты водой (а Хили однажды разошелся до безобразия и вовсе на них пописал) и подменять виски чаем. Честер на них ни разу не пожаловался, потому что ему и не полагалось держать виски с сигаретами в сарае. Гарриет уже рассказала Хили все, что узнала, но от разговора с Идой она так разволновалась, что не могла усидеть на месте, металась из угла в угол и твердила одно и то же. – Она знала, что это Дэнни Рэтлифф. Она знала. Она так и сказала – это он, а ведь я даже не говорила ей того, что мне твой брат рассказывал. Пем сказал, он и про другие дела хвастался, про всякое плохое… – Давай ему в бензобак насыплем сахару? Мотору сразу конец придет. Она поглядела на него с отвращением, и Хили даже слегка оскорбился, ему казалось – идея отличная. – Или напишем письмо в полицию и не подпишемся. – И толку? – Если мы скажем папе, он точно в полицию позвонит. Гарриет фыркнула. Об отце Хили, директоре средней школы, она была не такого уж высокого мнения. – Что ж, послушаем твои блестящие идеи, – насмешливо сказал Хили. Гарриет закусила нижнюю губу. – Я хочу его убить, – сказала она. Она произнесла это с таким суровым и отрешенным лицом, что у Хили сердце так и подпрыгнуло. – А можно я тебе помогу? – Нет. – Сама ты его не убьешь! – Это еще почему? Под ее взглядом Хили смешался. Не смог даже сразу придумать хоть один стоящий довод. – Потому что он больше тебя, – наконец сказал он. – Он тебя отлупит. – Больше, да, зато я умнее. – Ну дай я тебе помогу. И вообще, как ты собралась его убивать? – спросил он, легонько потыкав ее носком кеда. – У тебя есть ружье? – У папы есть. – Эти, что ли, старинные, огромные? Да ты такое ружье даже не поднимешь! – А вот и подниму! – Ну, может быть, но… Слушай, ты только не злись, – сказал он, видя, что она нахмурилась. – Но даже я из такого огромного ружья выстрелить не сумею, а я вешу девяносто фунтов! Да меня выстрелом с ног собьет, а может и вовсе глаз выбить. Если ты правым глазом будешь глядеть в прицел, тебе правый глаз прямо и выбьет. – Это ты откуда узнал? – спросила Гарриет, внимательно его выслушав. – У бойскаутов. На самом деле он узнал это совсем не у бойскаутов, он даже сам толком не помнил, откуда он это знает, но в том, что все так и есть, он был почти уверен. – Если б нам в “Брауни”[10] про такое рассказывали, я б ни за что туда ходить не бросила. – Ну, в бойскаутах тоже много чуши учат. Правила дорожного движения, все такое. – А если мы возьмем пистолет? – Пистолет – это уже лучше, – Хили с деланным равнодушием отвернулся, чтоб Гарриет не заметила, как он обрадовался. – Ты умеешь стрелять из пистолета? – Ну да. Хили в жизни не держал в руках оружия – его отец и сам не любил охотиться, и сыновьям запрещал – зато у него была воздушка. Он хотел было сообщить, что его мать держит в прикроватной тумбочке черный пистолетик, но тут Гарриет спросила: – Это сложно? – Стрелять? Нет, как по мне – легкотня, – сказал Хили. – Не волнуйся, я его тебе пристрелю. – Нет, я хочу сама. – Ладно, тогда я тебя научу, – сказал Хили. – Натренирую! Сегодня же и начнем. – Где? – То есть – где? – Не можем же мы прямо во дворе из пистолетов палить. – Верно, котики, никак не можете, – раздался веселый голос, и вход в сарай заслонила чья-то тень. Страшно перепугавшись, Хили и Гарриет вскинули головы, и в глаза им с хлопком ударила белая полароидная вспышка. – Мама! – Хили взвизгнул, закрылся руками и, попятившись, споткнулся о канистру с бензином. Жужжа и пощелкивая, камера сплюнула фото. – Ну-ну, не обижайтесь, я не удержалась, – лениво протянула мать Хили, так что стало ясно – ее ни капельки не волнует, обиделись они или нет. – Ида Рью мне сказала, что вы тут прячетесь. Кроха… – “Крохой” мать всегда звала Хили – это слово он терпеть не мог –.ты не забыл, что у папы сегодня день рождения? Оба моих мальчика вечером должны быть дома, когда папа вернется с гольфа, мы устроим ему сюрприз! – Никогда так не подкрадывайся! – Ой, ну будет тебе. Я как раз купила кассету с пленкой, а тут вы – такие миленькие. Надеюсь, получилось… – она глянула на снимок, вытянула подмазанные розовым губки, подула. Мать Хили и мать Гарриет были одного возраста, но мать Хили всегда вела себя так, будто она гораздо моложе – и одевалась соответственно. Она мазалась голубыми тенями, стриглась по моде нынешних школьниц и вечно расхаживала по двору в бикини (“Что твой подросток!” – говорила Эди), от чего кожа у нее была покрыта веснушчатым темным загаром.