Манагер. Господин Севера

– А железнобокие, когда Зеру схватили, тут же несколько мужчин зарубили. И пока одни насиловали и разделывали Зеру, другие согнали всех в кучу.

– Да их всего десять! Де-сять! – яростно выкрикнула Герда. – Какие бы они ни были сильные, в стали, но навалиться на них толпой и задавить!

– Мы все боялись. Все думали, что, может, их не тронут. Уйдут, и все.

– А они не ушли, да? – глухо спросила Герда.

– Нет, не ушли… – безжизненно повторил мальчишка и поднял на нее пустой, смертельно усталый взгляд. – Они начали вязать девчонок, парней. А кто сопротивлялся – тут же убивали. Потом пошли по домам – убивали, вязали, убивали, вязали. Я спрятался в огороде, меня не заметили. Я им говорил – бежать надо. Но они не слушали. Отец хотел стукнуть одного палкой, так он ему меч воткнул. Куртка отцовская, видите – дырка. Это от меча. И мать зарубили. А братьев моих и сестер увели. Три брата и две сестры. Всех увели. Но не сразу. Они искали вино, нашли. Потом Зеру… жарили. На костре. И ели. Они пили вино, ели Зеру и насиловали девчонок. Утром всех нацепили на веревку и повели. Взрослых всех убили, кроме красивых девушек. Детей маленьких тоже убили. А перед тем, как уйти, сожгли дома. Один ходил и поджигал.

– Как поджигал? Чем? – прервал я страшный рассказ. – Факел?

– Нет. Он рукой махал, и шар вылетал. И сразу все вспыхивало.

– Шаман! – едва не застонал я. – Вот чего я и опасался! Вот это плохо. Он в броне был? Этот шаман?

Мальчишка подумал и медленно помотал головой:

– Нет. Этот был не в железе. У него вроде как деревянные были доспехи. Как у наших воинов.

– Ну что, слышали? – спросил я у притихших воительниц. – Этого врага вы хотели так запросто побить?

– Крестьяне! – горько хмыкнула Герда. – Даже отпор не смогли дать! Вечная история: «А может, меня не тронут?!» Кстати, малец, а куда тела убитых делись?

– А они их в дома затащили. Сгорели все. Я успел с отца куртку снять, холодно было. Ночью пробрался в дом, пока они сидели у костра, еды взял, куртку с отца снял. Припасов кое-каких взял, нитки, иголки – вот, даже заштопал дырку. А потом в лесу прятался. Грибы ел, когда еда из дома закончилась. Ну, а потом вот вы пришли.

– А чего не пошел к Воротам?

– А я знаю, где эти ворота? Да и кто там меня ждет?

– Да вообще-то ты как собирался тут выживать? – удивилась Герда. – Как жить-то, без еды, без крыши над головой, а ведь и зима придет!

– Не знаю. Может, землянку выкопаю. Не знаю! – Мальчишка пожал плечами и поник, сгорбился. – Думал… может, пойти в город? Там кто-нибудь все-таки должен был остаться! Там воины были, народа много. А мы же не воины. Мы – крестьяне. Ну что мы можем?

– То-то и оно! – зло сплюнул я. – Не учили крестьян обороняться, вот и результат!

– А если бы учили, и они бы взбунтовались? – пожала плечами Герда. – Тогда как? И так Северная провинция уже почти откололась от империи!

Она бросила на меня быстрый взгляд, и я вдруг понял – а откуда она знает про то, как откололась провинция? Но ничего не сказал. Может, Маурика рассказала? Впрочем, про бунт и бунтовщиков знают все в высшем руководстве империи. Могла и Герда что-то услышать.

– Тебе надо идти к Воротам, – сказал я, и мальчишка снова нахмурился, не глядя на меня, – мы дадим тебе продуктов на два дня. Дойдешь. Найдешь там госпожу Рилу и госпожу Маурику. Скажешь, – лорд Манагер прислал. Они тебя пристроят – будут кормить, найдут крышу над головой. А мы здесь в разведке, нам некуда тебя взять. Если встретим врага, придется быстро маневрировать, а то и драться, и нам будет не до тебя. Понял?

– Понял, – вздохнул парнишка. – А они вчера снова приходили!

Мы с Гердой переглянулись, и я удивленно спросил:

– Кто приходил?!

– Железнобокие. Они дальше прошли, вон туда! – Он указал куда-то за сожженную деревню. – Вчера вечером. Я их видел. Там деревня Иргол, поменьше нашей, но тоже большая. Дорога в нее через нашу деревню проходит.

– Да что же ты молчал?! – Герда звонко хлопнула по мускулистой ляжке и сжала пальцы в кулак, будто собиралась ударить мальчишку. Он испуганно отшатнулся, и я подумал, что сейчас малец сбежит, и только его и видали. Но он остался на месте.

– А вы меня спрашивали?

– Сколько их было?

– Не знаю, – пожал плечами парнишка. – Я спрятался в кустах и сидел там, пока не пройдут. Может, десять. Может, больше.

– Они скорее всего десятками ходят, – предположил я, – что-то вроде команды ловцов.

– Что делаем, лорд? – Герда вопросительно посмотрела на меня, стиснув рукоять меча.

– Что делаем… драться будем! Вот что, малец… пока что останься здесь. Мы вернемся и… в общем – жди.

– Поесть оставьте… а то вдруг не вернетесь. – Мальчишка отвел взгляд, и я усмехнулся: он точно уверен, что мы не вернемся.

– Герда, оставьте ему еды. И прыгаем на загаров! Догоним! Насколько я понял, они вначале захватывают, потом… пируют, а только после этого уходят. Скорее всего они сейчас в дороге, и может быть, даже близко от нас. Так что быстрее! И помните, что я вам сказал насчет этих тварей! Никакого ближнего боя – если только не длинным копьем! Налетели, ударили, отскочили! У нас преимущество – мы на загарах!

Через пятнадцать минут мы уже были в седлах. Посовещавшись минут пять, решили – оставляем переметные сумы с продуктами здесь – все, чтобы не мешали. Сложили под деревом и предупредили мальчишку – если упрет больше, чем ему позволено, получит порку.

Ну а потом – рысью! Рысью!

Через час напряженной езды уже начал различаться запах гари. Дым – тяжелый, удушливый, неприятный. А еще мой острый слух различил человеческие голоса – детский плач, стоны, рыдания.


– Стой! – приказал я. – Впереди, слушаем! Герда – отряд пополам! Справа и слева от дороги, за кусты! Дротики к бою! И боже вас упаси налетать на врага с мечом! Кто так сделает и ее убьют – я потом еще и отпинаю ее труп!

Девицы ухмыльнулись, но выглядели встревоженными и… нет, не струсили, но явно были не в своей тарелке. Оно и понятно – бой есть бой. И кто-то из них сегодня может и закончить свой жизненный путь. Как ни отгоняй эту мысль, а она все равно лезет в черепную коробку. Даже у меня…

Когда увидел идущих впереди колонны «железнобоких», то просто оторопел! Зверюги, самые настоящие зверюги! И дело не в том, что эти могучие крепыши, сверкающие на солнце своими доспехами, оставляли ощущение неодолимой мощи, нет! Звериные морды! Чертовы неандертальцы! Или что-то из той оперы – толстогубые, с выдвинутой вперед почти обезьяньей челюстью, приплюснутым носом, крупными белыми зубами и острыми клыками, сразу наводящими на мысль о плотоядности их хозяев.

Нет, скорее не неандертальцы, а… кроманьонцы? Да черт их знает! В общем, здоровенные бородатые дикари с блестящей стальной броней! И теперь я совсем уж понимаю, почему им не сопротивлялись, а если и сопротивлялись, то совершенно безуспешно. Ну куда, куда против этих зверюг с деревянным мечиком?! Даже с копьем – ну что ему копье, если броня задержит удар, а стальной меч спокойно перерубит деревянный шест, гордо именуемый копьем? Да этих тварей из пулемета надо расстреливать, чего уж там стальные мечи!

И тут же заметил шамана. Одетый в кожаную броню (почему-то я ожидал, что броня будет деревянной, но – нет), он шел вторым в колонне, и я сразу обратил на него внимание – именно потому, что при своей звероподобности он все-таки отличался от своих соратников. Не такой плечистый, не такой могучий, но… ну вот было в нем что-то такое, что меня, волшебника, и притягивало, и отталкивало! Не знаю, что именно… может, я как-то чуял подобного себе? Нет, совсем даже не Хранителя, не может быть Хранителем существо из мира металла. Хмм… пока что не может. Но, может быть, волшебник как-то чует волшебника?

Шаман, похоже, что меня тоже зачуял. Он вдруг издал какой-то рычащий звук, поднял вверх кулак и остановился, поводя головой из стороны в сторону, и будь я проклят, если он не «увидел» меня через густые кусты у дороги!

И тогда я подал сигнал к нападению, оглушительно крикнув во всю мощь своих усиленных голосовых связок:

– Атааакаааа!

Воительницы вынеслись из-за деревьев и тут же выпустили в противника два десятка дротиков, мелькнувших в воздухе, как стрижи. Увы, из всех дротиков хоть какой-то вред нанесли всего два или три – один ударил в подмышечную впадину врагу, два других чиркнули по мордам этих тварей и во-ткнулись в землю. Кровь на лице одного из захватчиков говорила о том, что дротик по крайней мере распорол ему или щеку, или подбородок. Точнее не видно, так как на заросшей бородой морде рану особенно и не разглядишь.

Остальные дротики врезались в стальные пластины на груди и животах и отскочили, не нанеся никакого видимого вреда.

Все «железнобокие» уже стояли с мечами в руках и были готовы к бою. Но хуже того – вперед пробирался шаман, расставив руки так, будто держал в ладонях что-то очень горячее, и эти самые ладони мерцали голубым светом.

Я похолодел! Сейчас моим девкам трындец!

И тогда ударил я. Моя правая рука размахнулась, и белый шар размером с большой апельсин, с треском разрывая воздух и оставляя за собой дымный след вроде инверсионного, что остается после реактивного самолета, метнулся вперед.

Я сам не ожидал того, что произошло потом. Это можно сравнить со взрывом снаряда стомиллиметрового калибра пушки – земля под ногами шамана, в самой гуще собравшихся врагов вздыбилась, поднялась фонтаном, и всех, кто был рядом, подбросило вверх, как если бы и в самом деле сюда ударил артиллерийский снаряд! Шаману оторвало ногу, повисшую на обрывках грязно-красной плоти, и он теперь вяло шевелился, бессмысленно глядя в пространство затухающими глазами. Из оторванной у самого паха культи фонтаном брызгала кровь, заливая лицо лежащего рядом предводителя «железнобоких» багровым потоком.

На ногах остались стоять только трое из чужих, но и те были ошеломлены взрывом и скорее всего даже не понимали, что же такое тут случилось и почему они ничего не слышат. Даже я, находившийся метрах в пятнадцати от места взрыва, слышал все, как сквозь набитую в ушные раковины вату, что же тогда говорить о них?

И тут налетели воительницы. Длинные копья, которые они возили с собой у седла, теперь были у них в руках и врезались острыми, заточенными концами в грудину стоявших на ногах разбойников. Не спасла кольчуга, не спасли стальные пластины – масса загара вместе с массой сидящей на нем воительницы, помноженная на скорость, и… кольчуга была прорвана, как бумажная, и острия оттопырили стальную рубаху с обратной стороны, на спине.

А потом вихрь, град ударов обрушился на шевелящихся, пытающихся встать на ноги «железнобоких»! Шлемы не защищают от ударов по голове тяжелой дубинкой из черного дерева. Шлемы вминались в черепа, и не спасала ни сталь, ни твердая, толстая кость черепов пришельцев, явно более крепких физически, чем люди этого материка.

К чести пришельцев нужно сказать, что как только пятеро из них, в том числе и предводитель, встали на ноги, так тут же попытались оказать сопротивление, встав в кружок и ощетинившись мечами. Но им не дали этого сделать – снова копья и снова разогнавшиеся до скорости автомобиля воительницы на загарах.

Уцелел только один – их главный, предводитель, здоровенный амбал, рычавший и пытавшийся рубануть мечом Герду, гарцевавшую рядом и прицеливавшуюся, как бы ловчее долбануть его по черепу.

Покончил с этим балетом я сам, лично взял дубинку и, подскочив к не успевшему отреагировать захватчику, врезал ему по затылку. Не очень сильно, только чтобы тот потерял сознание.

И только когда все уже закончилось, я позволил себе отвлечься и обратить внимание на пленников. До этого я будто отключил у себя восприятие всего, что не относится к бою.

Это в основном были дети и подростки, примерно от десяти и до шестнадцати лет. Старше я никого не увидел. Их ловко связали по трое в ряд, соорудив на шеях что-то вроде собачьих ошейников, а потом прикрепили друг к другу в своей тройке и к товарищам по несчастью позади себя. Получилось что-то вроде огромной гусеницы, состоявшей из двух сотен человек, не способных ни сопротивляться, ни бежать. Только стонать, плакать и… умирать.

Я прикинул – сделано так, чтобы если кто-то из ребят потерял сознание или просто ослаб – остальные тащат его на себе. А если кто-то умер – всего-то и надо, что обрезать веревку, и мертвец останется на дороге. Практичное зверство. Умелое. Видна долгая практика.

В уши снова ударил плач, и меня будто обдало холодным душем, сердце заледенело, и такая охватила ярость, что хотелось тут же взять этого мерзавца пленника и разрезать на маленькие кусочки! Только резать медленно, потихоньку, чтобы умирал долго, трудно, мучительно!

– Собирайте снаряжение! – приказал я и тут же опомнился. – Раненые, убитые есть?

Как ни странно – ни раненых, ни убитых не было. Хотя нет, двое воительниц получили ушибы, когда вылетели из седел, не справившись с загарами. Те взбесились, когда я сработал как артиллерийское орудие. Но похоже, что переломов не было, так что я оставил лечение «на потом», нужно было заниматься детьми.

И тут же в голову ударила мысль: а что делать с освобожденными? Куда их девать? И тут же принял решение: вначале дойти до сожженной деревни, посмотреть, что там делается, ну а потом уже и решать, что и как.

Около часа ушло на то, чтобы освободить пленников – снять путы, разрезать веревки. Потом детей отпаивали водой (они едва не умирали от жажды), строили на дороге, чтобы отвести назад, а тех, кто ослабел и с трудом мог идти (или вообще не мог), – сажали на загаров.

Всю броню и оружие с убитых собрали. Мечи и кинжалы тут же нацепили на пояса (Герда сама распределяла оружие – на всех не хватило. Чтобы не было обид – отдала самым сильным бойцам). Броню пока что надевать не стали – ее нужно было вычистить от крови, а еще – как-то исхитриться заштопать прорехи, возникшие после удара копьем.

Пленника раздели до полотняных штанов, сняв с него и рубаху. Ее отдали девчонке лет двенадцати, которая шла вообще голышом – на ней не было ничего, даже рубахи. Ее изнасиловали, а потом втолкнули в общий строй. Ее и еще семерых, таких же, как она, жертв насилия мне пришлось лечить на месте – они бы просто не дошли до деревни… их практически порвали.

Предводитель «железнобоких» на вопросы ничего не отвечал, только рычал, пускал пену и вращал глазами, как припадочный. То ли придуривался, то ли на самом деле загонял себя в боевой транс – по-большому счету, мне это без разницы. Главное, чтобы шел.

Идти он тоже отказывался, тогда я просто приказал привязать его на веревку к загару Герды и сообщил сраному берсерку, что даже если он сотрется до самого члена – останутся его тупая голова и не менее тупая задница, – а умереть я ему не дам. Потому что я шаман-лекарь. И он будет тащиться по земле и мучиться столько, сколько я пожелаю. Или же идет своими ногами – туда, куда я прикажу. А там посмотрим, что с ним делать.

Зверюга посмотрел исподлобья, будто оценивая степень моей готовности, а потом попытался ударить меня ногой – довольно-таки быстро, ловко и со знанием дела. Я поймал его ногу, свалил гада на землю и без всяких там особых палаческих изысков просто сломал у него два пальца на ноге. Вначале хотел оторвать, но передумал – мараться, потом руки мыть, да и лечить его не хотелось. А и так неплохо поболит. Потом приказал Герде трогаться и через несколько секунд уже наблюдал за тем, как камни и дорожные кочки оставляют на чудовищно мускулистом теле зверины сочащиеся кровью царапины. Так что вскорости пришлось негодяю вскочить на ноги и шагать следом за неспешно шествующим загаром.

Шли мы медленно, дети быстро идти не умеют, да и сил у них на это не было. К самому концу похода пришлось насажать на загаров всю мелкоту, которая совсем выбилась из сил, и я с тоской и злобой подумал о том, что больше половины пленников точно не добралось бы до места назначения. Какого места назначения? Этого я пока не знаю, но очень рассчитываю узнать от того, кто сейчас вышагивает по дороге, сверля окружающих ненавидящим взглядом из узко поставленных маленьких глаз.

Нет, это все-таки не человек. Вернее, не совсем человек. Вот точно я видел таких существ на картинках, посвященных образованию рода человеческого. Наших предков. И прекрасно помню, как там было сказано: «Неандертальцы обладали мышечной массой как минимум на тридцать процентов большей, чем у современного человека». Не знаю – неандерталец ли это, или кроманьонец, или вообще земные названия и мерки не применимы к этим существам, но то, что эта тварь гораздо мускулистее человека, сильнее его, массивнее, это уж без всякого сомнения. Стоит только на него посмотреть – порвет голыми руками! Не меня, но… любого, кто не я.

Идти пришлось совсем недалеко – уже за горой, на берегу озера, поросшего камышом, обнаружилось то, что некогда было довольно-таки большой и, надо думать, богатой деревней. И что меня удивило и даже порадовало (хотя, может, и грех говорить «порадовало» в такой ситуации), это то, что выгорела всего только треть этой самой деревни. Захватчики уничтожили домов двадцать, остальные остались целы, и… всем нам открылась ужасающая картина. Если в первой сожженной деревне эти твари озаботились тем, что спалили все дотла, побросав в огонь трупы, то здесь они почему-то не озаботились уничтожением следов своего побоища, и я увидел, что именно они сотворили. Трупами было усеяно все вокруг – улицы, палисадники, пороги домов. И видно было – люди пытались сопротивляться. Мужчины, женщины – они умерли, держа в руках дубины, жерди, все, что попалось под руку.

У одного мужчины лет сорока в руках были деревянные вилы со сломанными зубьями – похоже, что он успел воткнуть их в живот какому-то из негодяев. Вот только деревянные вилы – плохое оружие против стальной брони.

Рядом лежат крепкая женщина с дубинкой в руках и двое детей – примерно десяти и двенадцати лет, мальчишки. У них в руках палки. Бились вместе, плечом к плечу, и умерли как герои!