Медвежий угол

Глубоко в лесу лежал городок, где так любят игру. В комнате на кровати сидела девочка и играла для своей лучшей подруги. В отделении полиции сидел молодой человек. В больничном коридоре нянечка прошла мимо адвоката, на трибунах ледовой арены в столице стояли взрослые мужчины и женщины, скандируя, что они – медведи из Бьорнстада, вместе со спонсорами и членами правления клуба, которые десять лет назад посмеялись над спортивным директором, сказавшим, что однажды у них будет лучшая команда юниоров в стране. Сейчас все здесь, кроме него.

В раздевалке команда с клюшками в руках ждала начала матча, на скамейке младший брат с телефоном на коленях ждал, что напишут в интернете друзья о его старшей сестре, когда всё узнают. Богатый клиент звонил в адвокатскую контору, а в другой адвокатской конторе мать развязывала войну. Девочка все играла, пока подруга не заснула, а в дверях стоял отец и думал, что девочки выдержат. Они сильные. И поэтому ему было страшно. Потому что, если они выстоят, мир по-прежнему будет считать, что все нормально.

Был в команде игрок под номером шестнадцать – с того дня, как он встал на лед, он знал, что требуется для победы. Знал, что матчи выигрываются не только на льду, но и в уме, а тренер научил его, что спорт – как музыка: у каждой команды свой ритм и темп игры. Сбив соперника с ритма, ты испортишь ему звучание, даже лучшие музыканты мира ненавидят играть вразнобой, но, начав, трудно остановиться. Движущийся объект продолжает движение в том же направлении, и чем больше снежный ком, тем больший безумец тот, кто встанет у него на пути. Спортсмены называют это «преимуществом», на уроках физики в школе говорят об «инерции», но с Беньи Давид всегда был более прямолинеен: «Если дела у команды идут неплохо, то все кажется простым и автоматически становится еще лучше. Но если устроить им маленький ад и хотя бы чуть-чуть пошатнуть их позиции, то скоро они сами загонят себя в угол». Все дело в равновесии. Малейшего дуновения ветра может быть достаточно.



Команда соперников прибыла на хоккейный стадион, чтобы встретиться с «Бьорнстад-Хоккеем», или «Эрдаль-Хоккеем», как она презрительно называла противников. Соперники давным-давно знали, что этим лесным дикарям до них как до небес, а теперь еще и Кевин, оказывается, не выйдет на поле. «Бьорнстад» без Кевина – ничто. Пустое место. Сбитое животное на обочине трассы. Игроки, прибывающие на арену, были самоуверенны и спокойны, они знали: чтобы выиграть, им надо просто играть. Хладнокровно. Сохраняя равновесие.

Их тренеры остались у автобуса, но игрокам, подстегиваемым гордыней, хотелось увидеть противника, и они зашли внутрь одни, не дожидаясь тренеров. Свет в коридоре не горел, кто-то пошутил, что «нищие крестьяне сперли лампочки», кто-то ответил: «Зачем? В Бьорнстаде нет электричества!» Сперва они думали, что неподвижная фигура возле их раздевалки – всего лишь тень, их глаза еще не привыкли к полумраку, поэтому первый игрок наскочил прямо на нее. Грудная клетка Беньи была как бетон, вытаращенные глаза сверкнули по очереди на каждого из двадцати парней. Будь у них время опомниться, они бы нервно заржали, но теперь они просто молча стояли в темноте, переглядываясь.

Беньи не двигался. Просто ждал в дверях. Если хотят попасть в раздевалку, пусть подойдут ближе. Им бы дождаться тренеров, позвать судью, но гордость не позволяла. Беньи знал, что будет дальше, он уже вычислил, кто будут эти двое: один толкнул его, второй ударил в плечо, Беньи принял первого и так врезал в ухо второму, что тот с криком повалился на пол. Беньи снова набросился на первого и дважды двинул по ребрам – ребра остались целы, но от боли тот согнулся пополам, и Беньи добил его, локтем в затылок. Когда налетел третий, Беньи мягко увернулся и толкнул его в спину, так что тот плашмя грохнулся на пол темной раздевалки. Четвертый допустил ошибку – обеими руками вцепился Беньи в одежду, но от удара лбом в скулу упал навзничь. Его никто не подхватил.

Конечно, в освещенном помещении у Беньи не было бы ни единого шанса завалить всю команду, но в темном узком коридоре, где накинуться всем скопом невозможно, каждый из соперников спрашивал себя: кто пойдет следующий?

Ответ – никто. Секундного промедления вполне хватило. Беньи ухмыльнулся и спокойно ушел, прежде чем кто-либо успел хоть что-то сказать. Когда он открыл дверь к своим, два десятка обезумевших глоток орали: «МЫ МЕДВЕДИ!» – а коридор осветила короткая полоска света. Медведям ее хватило, чтобы увидеть, насколько выбиты из равновесия их соперники.

Они ничего не расскажут тренерам – что они могут сказать? Что какой-то парень на глазах у всех завалил четырех сильнейших игроков? «Что это вообще было?» – пробормотал кто-то. «Псих». Включив свет у себя в раздевалке, они пытались шутить. Убеждали друг друга, что достанут этого шестнадцатого потом, что это фигня, что обращать на это внимание ниже их достоинства. А когда началась игра, стало ясно, что они все потеряли. Ритм, темп, равновесие. Легкое дуновение ветра, и весь настрой насмарку.



Беньи надел свитер с шестнадцатым номером. Давид встал перед командой, сложив руки за спиной и глядя в пол. Всю дорогу сюда он думал о том, что значит для него лидерство, и пришел к одному-единственному четкому выводу: Суне был его личным наставником, и лучше всего он умел воспитывать лидеров. Проблема лишь в том, что он никогда не давал им лидировать.

Игроки затаили дыхание, но Давид, подняв глаза, почти улыбался.

– Хотите знать правду? Правда в том, что никто не верил, что вы сюда попадете. Ни соперники, ни спортивный союз, ни тренеры сборной, и уж точно никто на этих трибунах. Для них это был сон, для вас – цель. Вы добились этого сами. Так что этот матч, этот миг… они ваши. Никого не слушайте, вы сами знаете, что вам делать.

Он хотел сказать так много всего, но они уже были в финале. Он сделал все, что мог. Поэтому он просто развернулся и ушел. Через две секунды следом вышел растерянный Бенгт. Игроки удивленно переглянулись. Потом один за другим встали и дважды ударили друг друга по шлему. Первым подал голос самый тихий из них.

– Откуда мы? – спросил Филип.

– Из БЬОРНСТАДА! – ответили все.

Лит залез на лавку и заорал:

– ЗА КЕВИНА!

– ЗА КЕВИНА! – отозвалась команда.

Когда они выходили, Беньи уже ждал на льду. Один в центральном круге, на спине номер шестнадцать, черные глаза. Последними из раздевалки «Бьорнстада» вышли самый большой и самый маленький игроки. Бубу хлопнул Амата по плечу и спросил:

– Откуда ты, Амат?

Амат поднял голову, его челюсти дрожали.

– Из Низины.

Бубу кивнул и показал свои перчатки. Он написал на них фломастером «Трущоб-Хоккей». Неуклюжий жест неуклюжего мальчишки.



Иногда ничего ценнее нет.



Почему людям так важен спорт? На трибуне стояла женщина – ледовая арена для нее теперь единственное место, где она может получить прямые ответы. Она была лыжницей элитного уровня, посвятила подростковые годы лыжне, вечер за вечером – с фонариком на лбу и слезами на щеках от холода, усталости, боли, от поражений и всего того, что ее ровесники делали в свободное время, которого у нее никогда не было. Но если вы спросите, жалеет она о чем-нибудь, она покачает головой. Если вы спросите, что бы она сделала, вернись она в прошлое, она не моргнув ответит: «Тренировалась еще больше». Она не сможет объяснить, почему спорт не оставляет ее равнодушной, потому что знает: если тебе пришел в голову такой вопрос, искать ответ бесполезно: ты этого никогда не поймешь.

Ее сын Филип играл сейчас в первой паре защитников, но она знала, чего ему это стоило. Сколько пробежек они совершили вместе в лесу при свете налобных фонариков, сколько часов провели на веранде: он, – забивая шайбы, она – стоя в воротах. Сколько пролитых слез – самый маленький в команде, он взвешивался и измерял рост каждое утро, потому что врач обещал, что в конце концов он догонит других. Отметки на косяке, которые мама ни за что не закрасит. Как она поднимала его с пола, когда он валился посреди кухни, безутешный, что ночь прошла, а он так и не вырос. Так и не прибавил в весе. Возможно, никто и не заметил, когда он стал лучшим защитником в команде, но его мама помнила каждый сантиметр этого пути.



Пока шел разогрев, Фрак не расставался с телефоном, пытаясь выяснить, что же произошло с Кевином. До сих пор ничего не было известно. Вероятно, отец Кевина в первую очередь свяжется с тренером, но отсюда дозвониться до Давида Фрак не мог.

Спонсоры и члены правления бесились из-за отсутствия информации. Они уже обсуждали, каких адвокатов наймут, каким журналистам дадут интервью и кто за все это поплатится.

Фрак не злился, сейчас он испытывал совсем другие чувства. Он смотрел на родителей на трибуне. Считал, сколько дней, вечеров и ночей все они положили на эту команду. Шеей ощущал вес собственной серебряной медали – из другого времени. Он не знал, кто лишил их шанса одержать сегодня их самую большую победу, но уже от всей души его ненавидел.



Это Беньи попросил Давида и Бенгта поставить Лита в центр, на место Кевина. Нет таких слов – объяснить, что это значило для Лита. Перед первым вбрасыванием Беньи сказал Амату:

– Надеюсь, ты надел самые быстрые коньки?


Амат улыбнулся и кивнул. Соперники у себя на скамейке уже громко обсуждали, что «шестнадцатый сегодня по полной отсидит свои штрафные минуты». Они не идиоты, они видели, с каким необузданным психом имеют дело. Поэтому, когда судья вбросил шайбу и Беньи, подняв клюшку, на полной скорости помчался к завладевшему ей сопернику, все, кто недавно наблюдал Беньи в темном коридоре, естественно, решили, что на шайбу ему плевать и что он наверняка будет драться. Соперник расставил ноги пошире и напряг корпус, чтобы встретить хит.

Но хита не дождался. Беньи подхватил шайбу и повел ее в зону нападения, Лит вступил в силовую борьбу в средней зоне и упал на лед, как подстреленный тюлень: центрфорвард пожертвовал собой, чтобы пропустить третьего игрока в звене. Это была их единственная лазейка, пока противник не оценил скорость Амата.



И не получил сполна.



Фрак надорвал глотку, когда Амат, обманув вратаря, отправил шайбу под перекладину, родители сбежали вниз, словно хотели перепрыгнуть через борт. Раскинув руки, Амат парил вокруг ворот, но не успел особо разогнаться, как на него упали Беньи, Лит и Филип, похоронив его под собой. Через секунду на лед выбежала вся команда, все друг на друге, друг под другом, друг вокруг друга, повсюду. Фрак схватил чью-то маму, первую попавшуюся, и гаркнул:

– ОТКУДА МЫ?

Еще секунду назад все были атеистами. Теперь нет.



После первого периода они вели: 1:0. Давид ничего им не сказал, даже не пришел в раздевалку, молча простоял в перерыве рядом с Бенгтом, слушая, как игроки хлопают друг друга по шлемам. Противники сравняли счет, потом забили еще один гол: 1:2, но перед перерывом между вторым и третьим периодом, в один из немногих выходов Бубу на замену шайба оказалась у него возле синей линии зоны нападения. Бубу попытался ее пасануть, но та, отскочив от конька противника, помчалась обратно к нему. Если бы он немного подумал, он бы, конечно, понял, что это глупая затея, но сообразительностью Бубу никогда не грешил. И поэтому ударил по воротам. Вратарь не двинулся с места, когда сетка заколыхалась у него за спиной. А Бубу застыл, потрясенно уставившись на шайбу. Он видел, что загорелась лампочка, как на табло сменились цифры – 2:2, – слышал ликование на бьорнстадском секторе, но мозг этого не воспринимал. Первым его обнял Филип.

– Мы победим! – крикнул он.

– За Кевина! – завопил Бубу и с разгона врезался в борт в такой сумасшедшей гордости, что забыл клюшку в центральном круге.



Филип обожал хоккей, его мама тоже. Но не так, как всякий родитель, в меру интересующийся занятиями ребенка и едва разбирающийся в правилах игры. Она боготворила этот вид спорта за то, что он такой, какой есть. Жесткий. Честный. Конкретный. Настоящий. Прямые вопросы – прямые ответы.

Магган Лит стояла рядом, они с мамой Филипа знали друг друга с детства, жили в двух шагах. Они вместе бегали на лыжах, вышли замуж в один год, родили сыновей с разницей в несколько месяцев, больше десяти лет проторчали на трибунах вроде этой, переминаясь с ноги на ногу, чтобы отогреть окоченевшие пальцы ног. Попробуйте сказать им, что родители хоккеистов – фанатики. Они предложат вам послушать, о чем говорит публика на юниорских лыжных гонках. Или попытаться урезонить папашу, который выскочил на слаломный спуск прямо посреди соревнований, потому что его дочери, по его мнению, неправильно выставили трассу. Или поспорить с мамой фигуристки о том, сколько на самом деле должен тренироваться девятилетний ребенок. Всегда найдется кто-то еще фанатичнее. Чем больше сравниваешь, тем шире твои представления о норме.

Мама Филипа никогда не повышает голоса. Никогда не ругается. Никогда не критикует тренера и не заходит в раздевалку. Но она горой встанет за подругу, если кто-то посмеет критиковать ее поведение. Потому что они тоже команда. Мама Филипа знает, что нельзя требовать от родителей, чтобы они положили жизнь и семейный бюджет ради спортивных достижений детей и при этом никогда не выплескивали страсти.

Поэтому когда Магган заорала судье: «Ты что, ослеп?» – мама Филипа промолчала. И когда кто-то другой крикнул ему же: «Тебя что, в детстве уронили? Дома за тебя тоже жена все решает?!» И когда кто-то заметил следом: «Что за старушечий пас?» – а несколькими рядами выше какой-то мужчина взмахнул руками: «У нас тут что, баскетбол?» И когда парню из команды противника крикнули «Ты что, ПИДОР?», потому что он слишком грубо и долго зажимал игрока из «Бьорнстада» в углу и не был удален с поля.

– Думайте, что говорите! Здесь же дети! – обернувшись, возмутилась мамаша с двумя маленькими детьми.

Ей ответила Магган – каждое слово сочилось презрением:

– Милочка, раз вы так боитесь, что ваши детки услышат нехорошие слова, то не выпускайте их из кокона и не берите на ХОККЕЙ, а?!

Если вы спросите маму Филипа, почему ее это не возмущает, она скажет, что любить не значить принимать безоглядно. Как не гордиться не означает стыдиться. Это касается хоккея, это же касается и друзей.



Мамаша демонстративно взяла детей на руки, и, поднявшись по лестнице, пересела подальше. Тем временем Филип, который преследовал соперника по всей площадке, заставил его занервничать, ускорился и помешал сделать передачу. Чуть выше на трибуне один из спонсоров повернулся к Фраку, кивнул в сторону мамаши с детьми и фыркнул:

– Что это за полиция нравов? Откуда она взялась? Только что начался третий период. Их диалог потонул в общем гуле, когда номер шестнадцатый, перехватив шайбу в нейтральной зоне, обошел двух соперников, демонстрируя технику, которой никто от него не ожидал, и отправил шайбу в ворота под носом у зазевавшегося вратаря.

Беньи отмахнулся от налетевших на него товарищей по команде, подобрал шайбу в сетке и покатил прямиком к бьорнстадскому сектору. Остановился у борта, помахал двум счастливым малышам и кинул шайбу их маме.

Спонсор повернулся к Фраку:

– Кто… кто это был, я не расслышал?

– Это Габи, сестра Беньи. Дядя этих малышей только что забил еще один гол: три – два, – ответил Фрак.





33




В детстве, когда ее что-то огорчало, Мая всегда ложилась спать. Засыпала, чтобы пережить во сне то, с чем не справлялась наяву. Когда ей было полтора года, мама везла ее на арендованной машине по центру Торонто, и на одном из самых оживленных перекрестков города мотор заглох. Им сигналили автобусы, кричали таксисты, Мира орала по телефону на беднягу-администратора прокатной фирмы. А полуторагодовалая девочка посмотрела по сторонам, широко зевнула, закрыла глаза и проспала глубоким сном до тех пор, пока они не вернулись в отель шесть часов спустя.

Теперь Мира стояла в коридоре своего дома и смотрела на дочь через открытую дверь. В свои пятнадцать Мая до сих пор засыпала, когда ей было больно. Ана лежала рядом под одеялом. Возможно, похоронив ребенка, воспринимаешь все немного иначе, а может, все родители чувствуют то же самое, но как бы то ни было, единственное, чего Мира всегда желала своим детям, – это здоровья, защищенности и лучшего друга.

Тогда можно пережить все. Почти.

Этот матч Давид запомнил навсегда. Ночами напролет он пересказывал последние минуты игры своей девушке, легонько постукивая по ее животу и шепча: «Не спи! Я еще не дошел до главного!» Раз за разом повторял, как Амат бросался на лед и блокировал головой броски, так что судья в конце концов не выдержал и заставил его уйти с площадки и проверить, нет ли на шлеме трещин. И что дольше всех продержался на льду Лит, а те несколько минут, что он не играл, вел себя, как настоящий герой: никто так не подбадривал и не хвалил других, не хлопал по спинам и не поднимал обессилевших товарищей со скамейки. Когда Бубу, уходя с площадки, споткнулся на пороге и растянулся на полу, именно Лит подхватил его и принес бутылку с водой. А тем временем Филип играл как заправский взрослый игрок, без единой ошибки. А Беньи? Беньи был повсюду. Давид видел, как шайба попала ему в голеностоп, да с такой силой, что помощник тренера Бенгт схватился за собственную ногу и заорал:

– Даже МНЕ было больно!