Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства

– Добрый день, – заговорило это видение на недурном, кстати, английском. – Я – Пьетро, ваш инструктор. Не откажите в любезности дать мне свои карточки, чтобы я мог выучить ваши имена.

Так начался первый урок. Для начала Пьетро заставил их трудолюбиво подниматься на небольшую возвышенность лесенкой, горизонтально впечатывая одну лыжу все выше и выше и приставляя к ней другую, пока у всех не заболели икроножные мышцы. Потом он показал, как сохранять равновесие на лыжах, как сгибать колени и бросать вес тела вперед. А после этого предложил, следуя за ним, спуститься по невысокому пологому склону. Один за другим новички трогались, набирали скорость, яростно молотили палками по воздуху и… садились на снег – все, кроме Джимми, который сохранил вертикальное положение не столько благодаря естественным способностям, сколько благодаря исключительной врожденной осторожности, не позволявшей ему разгоняться сверх меры. Этим он отличался от Каро, которая бросилась вперед безоглядно и секунды три на большой скорости держала хорошую стойку, прежде чем отважно рухнуть головой вперед. Фройляйн Книпфер, которая к тому времени уже целую неделю брала уроки катания, представляла собой комок нервов и ненавидела каждую минуту этого занятия.

– Смелее, фройляйн! Быстрее! Быстрее! – подбадривал ее Пьетро по-немецки. Бедняжка всаживала палки в снег в отчаянной попытке оттолкнуться и увеличить скорость, но тут же падала. Генри начинал сочувствовать Пьетро, чье терпение, казалось, было на исходе. Никто из его учеников не демонстрировал никаких успехов, но, в конце концов, это ведь первое занятие, подумал Тиббет. Ему уже сейчас было ясно, что к завтрашнему дню они обойдут фройляйн просто потому, что бедняжка панически боялась даже попробовать научиться.

Еще после нескольких попыток стало очевидно, что Каро с ее бесшабашной удалью станет звездой их класса.

– Браво, мисс Каро! – крикнул Пьетро, когда девушка на гораздо большей скорости, чем остальные, преодолела спуск и, попытавшись сделать разворот внизу, кувыркнулась в снег.

– Немного терпения, мисс Каро. Этому мы будем учиться завтра.

Пьетро явно был в восторге.

Джимми оставался воплощением осторожности.

– Вам нужно добавить немного смелости, мистер Джимми, – посоветовал инструктор, чем привел молодого человека в ярость.

– Меня и близко нельзя сравнивать с этой девчонкой Книпфер, – сердито прошептал он в ухо Генри. Джимми был совершенно уверен, что ничего сложного в катании на горных лыжах нет, что для этого требуется лишь желание, остальное с легкостью приложится. Но пока не получалось.

– Согните колени! – кричал ему Пьетро. – Наклонитесь вперед, мистер Джимми… Нет, нет, нет, не откидывайтесь назад…

– Я научусь, даже если это убьет меня, – заметил молодой человек, выныривая из сугроба, в который только что воткнулся головой. Он был похож на снеговика. Джимми упорно практиковался в спуске, между тем как остальные уже осваивали повороты.

Генри оказался твердым середнячком.

– Чуть-чуть больше corragio,[15] чуть-чуть больше сосредоточенность – и мы сделаем из вас вполне приличный лыжник, мистер Генри, – сказал Пьетро, оценивая возможности ученика, как догадался Генри, выше, чем они того заслуживали. И все снова поднялись на невысокую насыпь, чтобы совершить очередную попытку.

Итак, в первый день катания случилось чудо, уже ставшее обыкновенным явлением. Обладатели трех пар ног (увы, включить фройляйн Книпфер в их компанию было невозможно), которые в начале урока не сомневались, что никогда, никогда эти огромные неповоротливые дощечки не станут ничем иным, кроме как острыми и скользкими ловушками, к четырем часам научились воспринимать и использовать свои лыжи как практичное и восхитительное продолжение собственных ступней; каждый из новичков испытал, пусть всего мгновение, скромный триумф гладкого, стремительного безмолвного скольжения вниз.

По окончании урока все в приподнятом настроении вернулись в отель, уже чувствуя себя опытными горнолыжниками.

– Я, – объявила Каро, набив рот булочкой с кремом, – безумно влюбилась в Пьетро.

– Не будь такой предсказуемой. Тебе это не идет, – ехидно откликнулся Джимми. – Это очень провинциально – влюбиться в своего лыжного инструктора. И кроме того, думаю, он слишком самодоволен.

Девушка тут же приняла воинственную позицию.

– Почему тебе непременно нужно высмеять любого, кто мне нравится? – горячо воскликнула она. – Ты тоже был бы самодовольным, если бы был столь же красив, как он, так же божественно катался на лыжах и… – Она вдруг оборвала себя на полуслове и совсем другим тоном спросила: – А где Роджер?

– Поехал кататься с полковником Бакфастом, – ответил Генри. – Полагаю, они скоро вернутся.

– Полковник уже вернулся, – сказала Каро, вставая и подходя к окну. Полковник с лыжами на плече направлялся к лыжному сараю позади отеля.

– Ой, ради бога, Каро, не впадай в панику, – легкомысленно заметил Джимми. – Роджер умеет позаботиться о себе.

Ничего не ответив, девушка продолжала стоять у окна, наблюдая за тем, как силуэт полковника растворяется в сумерках.

Спустя несколько секунд появились Эмми и миссис Бакфаст, вместе приехавшие на подъемнике.

– Чудесно! Чудесно! – сказала Эмми, плюхаясь на стул. Щеки у нее разрумянились, в коротких черных волосах блестели еще не растаявшие снежинки. – Дорогой, оказалось, я катаюсь немного лучше, чем думала. Завтра меня переводят в группу третьей ступени. Мы дважды спустились по первому маршруту, и во второй раз я упала только однажды. А как твои дела?

– Я упал двадцать пять раз, – ответил Генри с оттенком гордости. – Я считал.

– Черт, а я забыл сосчитать, – сказал Джимми. – Но все равно уверен, что мой результат лучше.

– А Каро – вундеркинд в нашем классе, – сообщил Генри. – Она будет по-настоящему хорошей лыжницей.

– И представьте себе, – добавил Джимми, – она влюбилась в…

– Не говорите, дайте сама догадаюсь… в вашего инструктора! – Эмми рассмеялась. – Каро, как вы могли!

Девушка отвернулась от окна.

– Лучше бы вам всем заткнуться, – сказала она, стремительно направилась к двери и почти врезалась в полковника Бакфаста. Ко всеобщему удивлению, Каро схватила его за руку и воскликнула:

– Полковник Бакфаст, где Роджер?

– Молодой Стейнз? Неплохой лыжник. Совсем неплохой. В былые времена я взял бы его в команду – ну, после небольшой тренировки, конечно. Одержим скоростью, разумеется, как все молодые. В конце мы предприняли попытку съехать по третьему маршруту… не совсем удачно, но съехали.

– Но где же он? – не унималась Каро.

– Я могу сказать вам, где он, – вставила Эмми. – Пьет чай в «Олимпии».


– Один? – спросила девушка чуточку чрезмерно громко.

Эмми бросила взгляд на мужа и ответила:

– Нет. С Фрицем Хозером. Должно быть, встретились в деревне. Стоя в очереди на подъемник, я видела, как они вместе вошли в бар.

– Ну вот видишь, дурочка, – сказал Джимми. – Твой бесценный дружок цел и невредим, хотя и в сомнительной компании.

Каро заметно побледнела, но сумела выдавить улыбку.

– Простите. Пойду, пожалуй, приму ванну.

И она взбежала по лестнице.

– Ну и девица, – заметила миссис Бакфаст. – Надеюсь, она не израсходует всю горячую воду.

Достав из своей необъятной сумки пачку цветных открыток, она принялась энергично писать.

Полчаса спустя на подъемнике прибыл Роджер, коротко поприветствовал всех и поднялся к себе переодеться. И только уже после семи Генри увидел Хозера, осторожно, как кошка, идущего по тропинке; видимо, он успел в последний момент, перед самым закрытием канатной дороги.

В тот вечер за ужином ощущалась неловкость – Каро с Роджером явно поссорились. Ни беззаботность Джимми, ни хорошее настроение Эмми не могли затмить того факта, что на красивом лице Роджера пролегли упрямые морщинки дурного расположения духа, а Каро хранила зловещее молчание. Баронесса и Франко ди Санти сидели теперь за одним столом и общались в той манере тесной дружбы, которой было достаточно, чтобы вызвать тревогу у любого, кто помнил суровое лицо под тирольской шляпой в Инсбруке. Только Книпферы, Бакфасты и Хозер, казалось, чувствовали себя непринужденно. Миссис Бакфаст была в своем репертуаре и последовательно критиковала холодный суп, жесткую телятину и сквозняк; полковник замкнулся в своем коконе молчания, с удовольствием вспоминая дневные занятия спортом. Хозер ел, быстрыми движениями разборчиво разделяя еду на тарелке, – как птица, выискивающая зерна, – и ни с кем не разговаривал. Под конец он снова ангажировал фройляйн Книпфер в качестве партнерши для вечерних танцев в баре.

Роджер и Каро после ужина исчезли. В девять часов Джимми сказал:

– Чем, черт возьми, эти двое занимаются? Пойду поищу их.

Он вышел из бара и через несколько минут вернулся, ведя обоих, словно на буксире. К облегчению Тиббета, молодые люди, казалось, были в лучшем настроении, чем за ужином.

– Чем вы занимались? – с улыбкой спросила Эмми. – Тайно практиковались в катании на лыжах? Или чем-нибудь предосудительным?

– Разумеется, нет, – лаконично ответил Роджер.

– Могу поручиться, – сказал Джимми. – Все совершенно невинно. Когда я нашел их, они сидели за столом и играли в какую-то игру с карандашами и бумагой.

Каро посидела в баре недолго – выпила чашку кофе и отправилась спать. Джимми налегал на бренди и пытался на чудовищном итальянском флиртовать с Анной, барменшей. Роджер беседовал с полковником о лыжном спорте, миссис Бакфаст мирно вязала. Мария Пиа и Франко устроились за столиком в углу и лишь изредка переговаривались. Даже когда Герда, гувернантка ее детей, в простом черном платье спустилась в бар и Роджер пригласил ее на танец, баронесса, похоже, даже не обратила на это внимания. Тиббеты, уединившиеся за отдельным столиком, обменялись многозначительными улыбками.

– Есть зацепки, мистер Холмс? – спросила Эмми.

– Все слишком просто, – ответил Генри. – Но мне кажется, что-то должно вот-вот случиться. А пока давай забудем обо всем и будем просто радоваться отдыху.

Так они и поступили.



Вскоре жизнь в «Белла Висте» вошла в приятную рутинную колею. Завтрак в девять, лыжные занятия с десяти до двенадцати, ленч с разговорами о лыжах – до половины третьего, снова катание до половины пятого. Потом – чаепитие в «Олимпии» (через несколько дней даже новички худо-бедно, спотыкаясь, на разъезжающихся лыжах, научились спускаться по маршруту номер один в деревню), а вечером – аперитив в баре отеля, ужин и танцы.

На четвертый день вечером пошел снег, и на свежем, легком, пушистом покрытии даже ученики первого класса лыжной школы почувствовали себя увереннее, словно на пути к высшему мастерству. Они освоили торможение «плугом» – сближая концы лыж для уменьшения скорости перед остановкой – и разворот в этой позиции с перенесением центра тяжести тела на ту или другую ногу и уже испытывали чудесное, заставляющее покалывать мышцы ног ощущение при диагональном спуске с крутого склона («Отклоняйтесь в противоположную склону сторону… в сторону долины, мистер Генри!.. Смотрите, как это делает мисс Каро… и сгибайте колени!..»). Теперь они тренировались выполнять боковое скольжение – боком спускались по обледеневшему склону на плашмя поставленных лыжах, отрицая, как им казалось, все законы природы и гравитации тем, что отклонялись наружу, в сторону долины, чтобы сохранить равновесие. Этот маневр оказался самым трудным из всех, ими до сих пор освоенных, и каждый падал по многу раз («Это не боковое скольжение, мистер Джимми… это какое-то заднее скольжение…» – смеялся Пьетро, стараясь использовать свой небогатый репертуар английского юмора).

Фройляйн Книпфер после долгого и честного разговора с Пьетро, случившегося после очередного дня занятий, покинула – к великому облегчению остальных – лыжный класс и вернулась к частным урокам с унылым инструктором средних лет по имени Джованни. Теперь каждый день можно было видеть их плохо сочетаемые фигуры на пологих склонах близ отеля: Джованни спускался вниз черепашьими шагами, с выражением лица, напоминавшим усталого бладхаунда, а девушка – негнущаяся, одеревеневшая от тревожности – страдальчески-неуклюже ковыляла следом.

В пятницу вечером, на пятый день занятий, компания англичан, перейдя после ужина в бар, с приятным удивлением обнаружила там Пьетро. Тот за бокалом вина болтал с Фрицем Хозером, который всегда ужинал рано; после появления англичан немец-коротышка, оставив инструктора, присоединился к Книпферам. Пьетро сиял.

– Я поел дома и приехал сюда, пока не закрыли подъемник, – объяснил красавец. – Сегодня полнолуние, так что я смогу спуститься обратно на лыжах, когда захочу.

Вежливо потанцевав с Эмми, он на весь остаток вечера монополизировал Каро. Девушка пребывала в приподнятом настроении и совершенно очевидно купалась в лестном внимании молодого инструктора. Роджер, явно отставленный, скрылся наверху и минут десять спустя вернулся с протестующей Гердой, которую уговорил все же составить ему компанию для танцев.

Мария Пиа и Франко, по обыкновению, рано отправились спать, не сделав даже попытки примкнуть к танцующим, они просто сидели за дальним столиком и о чем-то серьезно беседовали. Генри показалось, что оба чрезвычайно встревожены, даже напуганы. Тиббет заметил, что они часто бросали взгляды в сторону Хозера.

Все остальные, однако, пребывали в отличном настроении и допоздна веселились в баре. Фриц Хозер активно танцевал с фройляйн Книпфер, а старшие Книпферы поразили всех, выйдя на танцпол и продемонстрировав исключително искусное исполнение венского вальса. Роджер танцевал с Гердой, лишь раз или два бросив свирепый взгляд на Каро и Пьетро, которые кружились, прижавшись друг к другу щеками и не замечая ничего вокруг. Вскоре после часу ночи Хозер и Книпферы все же отправились спать, но танцы продолжились. Генри, как и все остальные, переусердствовал с граппой и радовался тому, что не ему, а Пьетро предстояло под луной спускаться в Санта-Кьяру в половине третьего утра. Выйдя проводить инструктора, все оказались на жгучем холоде.

Было нечто тревожное, но захватывающе прекрасное в горах, мерцавших в ледяном лунном свете, но тревогу рассеивали огни деревни, приветливо подмигивавшие из долины. Подъемник, соединявший отель и деревню, казался прерывистой цепочкой фонарей, потому что после наступления темноты на каждом пилоне зажигали лампу, отбрасывавшую теплый круг света на голубовато-белый снег. Пристегнув лыжи, Пьетро ринулся вниз. Приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть его грациозную, стремительно несущуюся фигуру, которая то исчезала за деревьями, то ненадолго возникала вновь там, где лыжня пересекала пространство под канатной дорогой, и наконец полностью скрылась из виду в нижнем лесу.

Следующим утром все проснулись, испытывая небольшое похмелье, и вследствие этого катались хуже, чем обычно. В остальном не чувствовалось никаких признаков надвигающейся беды. Что было странно.





Глава 5




День прошел, как всякий другой, и был отмечен незначительными происшествиями, которые приобрели значение – заслуженно или нет – лишь в свете того, что случилось потом.