Метро 2033: Кочевник

Степь жила своей жизнью. Вспугнули стаю корсаков, что бросились преследовать «шишигу», нарушая спокойствие бескрайних просторов истеричным визгом и лаем, и неслись вровень с автомобилем, не отставая и упорно держа крейсерскую скорость, остервенело бросаясь на колеса. Шал, посмеиваясь, утопил педаль «газа» в пол, и вскоре, поняв, что старая советская резина зубам не поддается, звери отстали, оставив людей в недоумении. Мало того, что эти небольшие степные лисы, обычно охотящиеся поодиночке, почему-то сбились в стаю, еще и напали на предмет, намного превосходящий их по размеру, возможно, приняв автомобиль за какого-то большого зверя. И насколько Шал успел рассмотреть внешний вид преследователей, они очень изменились за последние годы. Морды удлинились еще больше, клыки стали крупнее и изогнутей. Не хотелось бы испытать их действие на своей шкуре. Что осталось неизменным, так это глаза. Все такие же узкие, как и раньше.

– Смотри, Фань, звери на тебя похожи.

– Пачиму эта? – Девушка, с интересом рассматривая лис в окно, недоуменно обернулась.

– Глаза узкие и хитрые, как у тебя.

– Касахский сутка, да? Сваи гласа видел?

– Они у меня не хитрые, а красивые. – Шал приспустил очки и наклонил голову к Фань, демонстрируя глаза. – Видишь?

– Аха! И сафсем уские, как у тех звелей, блын, – парировала девушка и отвернулась.

Через пару часов, проехав мимо какого-то безымянного озерца, выскочили на широкую, местами заросшую травой полосу, уходившую на юго-восток. Ехать стало легче, и Шал прибавил скорость. Скорее всего та самая старая грунтовая дорога, что на карте обозначена пунктирной линией.

Фань поначалу еще вертела головой, но быстро утомилась унылым однообразием пейзажей и переключила внимание на по-военному аскетичный интерьер кабины. Задавала кучу вопросов, неизменно начинавшихся на «сачем» и «пачиму», и касавшихся всего, что находилось внутри, – стрелок на приборах, моторчика отопителя под торпедо у ее ног и назначения каждого рычага с задней стороны двигателя. Потом полезла к рации, закрепленной на потолке, и крутанула какой-то верньер.

– А сто эта? – вздрогнула от раздавшегося в динамике шума.

– Рация. Чтобы на расстоянии переговариваться.

– Давай пагавалим?

– С кем?

– Не снаю, – она пожала плечами, – кто ответит.

– Я даже знаю, кто ответит, – кивнул Шал.

– Кто?

– Кто-нибудь из банды Иргаша. И они будут знать, что кто-то сидит на этой волне. Поэтому ну нафиг, лишний раз давать почву им для размышлений. Меньше будут знать, лучше будут спать. – Он потянулся и выключил рацию, машинально запомнив номер волны на цифровом табло. – А то еще частоту сменят. Потом будем их слушать.

Холмистая местность постепенно выравнивалась, наливаясь желто-зеленым цветом растущей конопли и боялыча[35]. Чуйская долина. Долина вечных снов, растений и цветов. Начинаясь на берегах реки Чу, раскинулась между песками Мойынкум и низкими склонами Чу-Илийских гор и заканчивалась где-то в Боомском ущелье на территории Киргизии. Место паломничества и поклонения всех советских растаманов и хиппи, благодаря которым и стала известной. Практически сразу после развала большой страны написание большинства географических названий было законодательно изменено согласно национальной политике нового государства, и Чу превратилось в Шу, а Чимкент в Шымкент. Что потом дало повод посмеяться над набившим оскомину вдалбливаемым преподавателями на протяжении многих лет старым правилом русского языка касательно правописания некоторых слогов. «Жи» и «ши» – пиши с буквой «и». «Ага, щас», – сказала Жыбек из Шымкента…

Петляя, грунтовка вывела наконец к старой республиканской трассе «А-358», и Шал, не колеблясь, свернул налево, чтобы не возвращаться в Луговой. Тратить драгоценные время и топливо не хотелось, делая большой крюк, поэтому решил срезать путь через станцию Шу и выйти к нужной «А-2» уже за перевалом. А там до Отара рукой подать. Бешеной собаке три километра не круг, а уж трофейной «шишиге» тем более.

Асфальт тянулся на северо-восток по левому берегу извилистой речушки, потом резко вильнул на юг и вышел к мосту через нее. Раздолбанная и неремонтируемая десятки лет и до Скорби, с момента развала СССР, трасса походила на результат бомбардировки метеоритным потоком, причем поток этот накрыл собой одновременно всю территорию страны, зацепив большинство асфальтовых дорог районного значения. Ужасные ямы разогнаться не давали. Приходилось часто объезжать ухабы, а то и вообще съезжать с трассы и ехать с более-менее нормальной скоростью по заросшей проселочной дороге, идущей параллельно. С опаской, медленно преодолели всю в трещинах бетонную переправу через речку, миновали мертвый поселок на противоположном берегу и выехали к железнодорожному переезду. Проехав будку дежурного, Шал остановил автомобиль, решив сделать короткий привал и отдохнуть от тряски. Впереди еще лежало много километров подобной дороги, и вода, выпитая после соленого курта, требовала выхода.

– Ну что, я думаю, можно оправиться и покурить. Дамы, по традиции, вперед.

– Сто? – Фань, как обычно, не поняла его пространных реплик.

– Видишь, будка стоит? Я считаю, что «Казахстан Темир-Жолы» не в претензии будет, если мы используем это здание в качестве туалета. Ты первая. Или, может, хочешь в травку присесть?

– А! – дошло до девушки, и она с энтузиазмом открыла дверь.

– Бэ! Пистолет где? Проверяй сначала все…

– Аха, – кивнула Фань.

– А то суслик за жопу укусит… – начал стращать Шал, но поняв, что убежавшая девушка его уже не слышит, пробормотал. – И придется тебя пристрелить тогда, чтоб не мучилась от бешенства.

Он закурил и, подхватив автомат, спустился на землю. После долгих автопробегов вообще следует устраивать отдых, иначе тело деревенеет, а после таких экстремальных тем более. Шея уже затекла, и теперь суставы хрустели, словно старый сухой подшипник без смазки; левая рука от долгого бездействия периодически немела, а в позвоночник будто забили лом, и из-за боли в пояснице трудно было разогнуться. Словом, старость не радость.

Сейчас бы полежать с часок на ровной поверхности, вытянув ноги, стало бы полегче. Прохаживаясь вдоль автомобиля, разминал руку и иногда приседал, чтобы разогнать кровь в коленях. Как пелось в старой песне, «если вы уже устали, сели-встали, сели-встали»…

Женский крик раздался внезапно и тут же стих.

– Твою мать! – Он выбросил окурок и на всякий случай снял автомат с предохранителя.

Что там с этой беспечной девицей уже приключилось? Ногу подвернула? Или все-таки суслик куснул куда не следует?

Он подошел к задней части кунга.

– Фааань!

Из-за угла будки показалась пара – спущенные до колен джинсы мешали Фань нормально идти, и она мелко перебирала ногами, удерживаемая за горло. Какой-то человек в черном плаще и такой же черной фуражке позади нее держал у ее виска пистолет. Типичный захват заложника. Видать, на самом интересном месте поймал ее, урод.

– Оружие на землю, и отойти в сторону на десять шагов! Или я ее пристрелю!

– Э! Да мне похеру, можешь стрелять! – Шал отпрянул за кунг. – Только ты подумай, что потом против автомата делать будешь?


Он окинул местность настороженным взглядом, ожидая подвоха и появления новых действующих лиц из-за другого угла будки. Если кто-то тут есть еще, самое время появиться.

– Ты не понял? Я сказал бросить оружие! Мне что, мозги ей выбить?

Новых игроков на поле не появилось. Шал приник к автомату, присел на одно колено и, стараясь не смотреть на стройные ноги девушки со спущенными штанами, высунул ствол из-за кунга.

– Слушай, я знаю ее второй день. Поэтому мне плевать. Стреляй! Но потом я пристрелю тебя. А могу сразу обоих, чтобы время не тратить.

После его слов Фань задергалась и схватилась за руку у себя под горлом.

– Стой, сучка! – Чернофуражечник дернул ее и сильней вдавил пистолет в висок.

Шал поймал в прицел башку, видневшуюся из-за волос Фань, вспоминая, что делается в подобных случаях. Согласиться и опустить оружие или попытаться выстрелить в голову? Такой прием требует хорошей подготовки и частой практики, но он подобного никогда не делал. А если попадет в Фань? Так, есть еще один простой вариант. Выстрелить в ногу заложнику. Удивленный противник на мгновение потеряет преимущество, и тогда… Шал немного опустил ствол. Прости, Фань, если что…

Плащ, фуражка… он вспомнил, на каком человеке уже видел подобную одежду. Офицер из Службы Безопасности генерала Ашимова, что хотел видеть живого Ахмеда, но согласен был и на его голову. Только тот никак не мог оказаться за сотни километров от Шымкента. А если все же оказался?

– Лемке!

Человек замер и выглянул из-за головы Фань, вглядываясь в Шала. Значит, угадал…

Девушке надоело положение заложницы, и она принялась спасать себя сама. Резко дернула рукой, и выскочившее из рукава жало тут же воткнула в ногу Лемке, одновременно запрокинув голову назад и ударив его затылком в лицо. Тот заорал, отпрянул как ужаленный, но пистолетом воспользоваться не успел. Фань стремительно, насколько позволили спущенные штаны, развернулась и снова врезала ему в лицо, теперь уже кулаком левой руки.

– Ну твоюж мать! – Шал вскочил с места, бросился к упавшему Лемке и вырвал у него оружие. От греха подальше, а то пальнет еще.

– Стлеляяяй! – закричала Фань.

– Да нельзя стрелять!

– Пачиму?

– Знаю я его! В Каганате только один дурачок в такой фуражке ходит. Штаны надень.

Он присел на корточки перед корчащимся от боли знакомцем.

– Салам, дознаватель! Ты какого хрена тут делаешь?

Тот перевел взгляд с окровавленной руки, прикрывавшей рану, и скривился, вглядываясь в Шала. Узнал.

– Гребаная тетя, как ты похудела! Шал, сука! То же самое я у тебя хочу спросить! Ты что тут делаешь?

– Ну я-то как раз работаю. И в этот край долины чудной меня завели обстоятельства. А тебя?

Фань уже привела себя в порядок и протянула руку.

– Атдай писталет!

– Это твой, что ли? – Шал повертел ПМ, увидел знакомые выщерблины на щечках рукояти, и протянул его девушке. – Только не пристрели его сгоряча.

– Это кто такая? – Лемке не сводил настороженных глаз с Фань.

– Ты не поверишь, китаянка.

– Откуда?

– Ветром принесло. – Шал обернулся к Фань. – Неси аптечку, видишь, человек ранен.

– Пускай сказет спасиба, сто зывой астался!

– Действительно, Лемке, могла и в пузо пырнуть или горло. Она у нас горячая азиатская девушка.

– А ты сто, сука, меня стлелять саблался, Сталый? – Фань уходить не спешила и решила расставить нужные точки над всеми буквами, что знала. Спросить «за базар», так сказать.

– С чего бы? – Шал удивленно посмотрел на нее снизу вверх.

– Ты скасал, нас двух стлелять будес!

– Так это я господина дознавателя пугал! – кивнул он на Лемке. – Подумала, что и тебя убью? Зря. Ну, тащи-тащи аптечку, а то кончится кровь у него вся, и подохнет у нас на глазах. Отвечать потом за него…

– Ты понимаешь, что она лопочет?

– Конечно, она же на великом и могучем говорит.

– Что-то не понимаю я ее нихрена… Ну и рожа у тебя, Шал. Что с глазом? В прошлую нашу встречу у тебя был более цветущий вид.

Шал потрогал шрам и хмыкнул.