Метро 2035: Преданный пес

Ехали, как водится, не долго и не коротко, а ровно столько, сколько нужно. И остановились. Хаунд, пытаясь понять, чем связали, старался не дергаться. Судя по нескольким онемевшим местам, в ход пошли самые обычные бытовые хомуты. Из пластика. Этого говна перед Войной наштамповали и понараспихивали по всяким «Стройматериалам» столько, что до сих пор хватало. Совсем хреново, это не порвешь.

– Что ждем? – поинтересовался херкин, сидевший с вожжами.

– С моря погоды, еб. – Свинорылый чего-то нервничал. Заметно потея, как самый настоящий боров, аж до явной вони. И помыться ему бы точно не мешало.

– Ты Фоме заплатил? – поинтересовался рябой.

– Рот закрой, – буркнул свинорылый, – все сделал. На этого накинь брезент. А лучше обмотайте прочнее, чтобы не отсвечивал.

Ответ на загадку пришел быстро. Одновременно с запахом двигающегося состава со стороны Смышляевки, откуда Хаунд должен был выбираться ножками. Эта гремучая смесь пришла даже раньше хорошо уловимого позванивания рельсов и о многом рассказала.

Продали его в обход всех правил и не поставив в известность резидента Прогресса. Сейчас прятали, старательно заматывая в большой кусок старого тента, чтобы не светился перед лишними глазами. Ну загрузили чего-то за отдельную плату на запланированной остановке в состав железнодорожников. Обычная контрабанда.

Вполне ясно, рихтиг, как дальше будет развиваться вся эта хренотень. Резидент на то и резидент, чтобы лишний раз не светиться в самом городе. Контрольная встреча, скорее всего, будет через неделю, если Хаунд не появится. Базар-то не часто случается, пару раз в неделю, и этот был крайним. А если сделать так, чтобы он не случился на следующей, то вообще хорошо. Четырнадцать дней, знаете ли, штука полезная. Что только нельзя провернуть за это время. Особенно когда война на носу и враг врага хочет опередить. Капитан Прогресса уже продался с потрохами кому-то. Идиот, что сказать.

Выжить в Войну, дотянуть через Беду, стать кем-то серьезным и подсесть на химическую бурду, превращавшую мозги в кисель… глупее не придумаешь. А еще, судя по всему, там победила жадность, а не трезвомыслие. Хаунд, согласно задумке, точно не должен вернуться. В Кинеле с мутантом разговаривать не станут, а просто так он там фейсов-агентов не найдет. Пока дойдет до Саввы и его командиров новость о проданном на рынке крепости волосатом чудовище, чего только не случится. А может и не дойти, на то и расчет был. Опасался сволочь-капитан только кого-то одному ему известного с состава, кого-то, работающего на того же Савву.

Потому его сейчас и пеленают плотнее, чтобы убрать в сторону всякие случайности. Вывод? Очень простой.

Покупатель должен оказаться со стороны Отрадного или Похвистнева, не иначе. В самом Кинеле, как слышал, если купят, то отправят на выработки нефти почти в ту же сторону. Но там железо и надсмотрщики, выбираться придется дольше. Красный Яр и Глинка – неплохо, но с пустыми руками возвращаться сейчас никак, а оттуда до Отрадного добираться хреново. Там М-5, выщербины трассы на Екат с Уфой, там рейдеры, снова враждующие со всеми подряд. А если в сторону Богатого, так совсем паршиво. О тех местах Хаунд почти ничего не знал. Так что, крути не крути, а надо ему туда, куда согласно заданию с договором. Йа, так оно и есть, натюрлих.

Состав громко заскрипел, останавливаясь. Его подняло, резануло жестким по спине, бросило на еще более твердое.

– Здорово, мужики.

– Здорово, Макар.

– Прячьте свою хрюшку подальше и не отсвечивайте. Или тут у вас корова?

– Лось, еб.

– Десятку сверху.

– Не до хера?

– А если пустить досмотреть?

– Договорились, десятку.

– Хер на воротник, родной, теперь уже пятнашку.

– Молчу.

– Молодчина.

Хаунд вздохнул. Про себя. С кляпом во рту иначе никак и не повздыхаешь. Пока все шло не особо плохо, не считая руки. Вот она беспокоила все сильнее, Оставалось надеяться на организм с иммунитетом, если бы не «но». «Но», если память не изменяла, оказалась несколькими ржавыми швеллерами, покрытыми всяким дерьмом, нанесенным ветрами и временем. В этого сраного дикобраза Пес приземлился, когда ему долбанули машину, а он сам прыгнул, почти не собравшись. Столбняк, натюрлих, вполне наплюет на железное здоровье мутанта. Особенно вне какой-никакой, но все же медицинской помощи.

Сейчас ему оставалось очень немногое: лежать и думать. Работать мозгами было уже лишним, ситуация прояснилась практически полностью и осталось дождаться подтверждения – самой продажи на рынке. Если все пройдет, как думалось, поймать момент и, изловчившись, освободиться, и заняться давно любимым и привычным делом. Каким? О, йа, тоже мне вопрос. Дело у него простое – убивать, и делал он это хорошо.

А раз так, то можно пока закрыть глаза и подремать оставшееся время пути. Тем более, учитывая скорость движения локомотива и состояние путей, ехать не меньше сорока минут. А сорок минут на войне, а она вокруг Хаунда вовсю и шевелила своей кровожадной паутиной, это много. Да и чего он не видел в Кинеле? Понятно, что так-то как раз ничего не видел, не побывав ни разу. Но общее представление имел.

Десять-пятнадцать железнодорожных путей, соединенных вместе для курсирования боевых дрезин в случае нападения или осады. Кольцо фортов – стеной такую площадь перекрыть сложно, так что фортификации там не сплошные, но продуманные. Старые, некоторые еще при царе-батюшке построенные, кирпичные здания. Новоделы, всякие вагончики, кибитки и шалаши из дерьма с палками. Относительно настоящие дома в слободках поодаль. Сам рынок, натюрлих, в огромной каменной кишке старого депо, оказавшегося сперва без дела, а потом совершенно полностью перешедшего под торговые нужды.

А там, глядишь, поесть получится, поспать в тепле, да еще попросить пожарить куренка… какого куренка, он же в плену? А, это уже сон. Гутен таг, дорогой, спасибо.



– Сука! Дрыхнет, что ли?

Хаунд приоткрыл глаз и уставился узким лисьим зрачком на свинорылого. Того, судя по всему, спокойствие не совсем обычного пленного несколько пробрало. Причем настолько, что знакомое движение, когда наружу появляется пистолет, мутант узнал сразу. Пришлось совсем притихнуть и открыть второй глаз. Не, а чего? Вполне понятная реакция работорговца и контрабандиста на совершенно умиротворенно давящего на массу образца живого товара. Не стоит будить лихо, пока то тихо, йа.

– Так-то лучше. – Свинорылый наклонился ближе и все же приложил ствол к голове Пса. – Слушай внимательно и моргай, если понял, когда спрошу. Усек?

Хаунд моргнул. И уставился на сраное свиное рыло. Втягивал воздух глубже, стараясь запомнить падлу не только глазами, но и нюхом. На хрена? Да чтобы потом из-под земли достать и сделать что-то заведомо нехорошее. И в меру кровавое. Он же не садист, в конце концов.

– Сейчас ты, рожа, очень спокойно будешь ожидать ошейника на шею, потом мы тебе освободим руки и оденем браслеты. А когда дядя скажет вставать, то встанешь и сделаешь все остальное. Ясно?

Хаунд моргнул. Чего тут непонятного-то? Не дергаться же, оказавшись в такой ситуации. Тут лишние телодвижения вредны своим наличием и последующими живительными инъекциями свинца в организм. Организм свой Хаунд любил и портить его не желал.

– Сапоги хорошие…

Свинорылый, покосившись на кого-то невидимого, сплюнул.

– И чо? Ты размер видишь? Их у нас даже вышибале не продашь. Не нога, сука, ласта, размер пятидесятый. Мутант, чего взять с него.


– Ну да…

Огорчение? Хаунд порадовался своей мутировавшей ножище, стоившей ему немало. Сапоги, чего говорить, явно великоваты большинству живущих в области людей. Хотя бы что-то ощутимо хорошее. В опорках, босиком или там, в лаптях, он шастать не любил.

– Бо́шку подними.

Поднял. Ощутил холод металла, явно необшитого хотя бы дерматином. Оно понятно, тут перепродажа, чего цацкаться – натрет ему до крови или нет.

Чпок-чпок-чпок… это уже хомуты срезают с рук. Чешущихся в желании свернуть пару шей рук. Терпи, Хаунд, терпи, время придет.

– Сел.

Тело затекло, но слушалось. Он согнулся, поднимая самого себя как колоду.

– Руки за спину.

Да пожалуйста. Гутен таг, браслеты, давно не ощущались.

Чпок-чпок-чпок. Ноги свободны. О-у-у-у, как кровь кинулась.

– Поднимите его.

Гуманисты хреновы.

Его подхватили за плечи, подтолкнули вверх. Пес встал, стараясь удержаться и не упасть. Кровь бежала быстрее, зло колола иголками, разбегаясь колючей проволокой по всему телу. Покрутил головой, заработав леща.

– Спокойно стой, тварь! Намордник давайте.

Вонючий онуч ему сняли, дали вдохнуть воздуха и отплеваться от накопившейся слюны. Даже напился, пусть и пришлось жалостно тянуться губами за постоянно убираемым горлышком фляги. Ничего, йа, он потерпит.

Намордник был добротным, с металлическими удилами, врезавшимися в края губ, растягивая их. На затылке, не жалея, затянули ремень.

– О, готов, шеф. Принимайте.

Свиномордый возник перед ним, оказавшись почти коротышкой. Стоял, брезгливо оглядывая Хаунда с ног до головы.

– Ну ты и скотина… За мной иди.

Хаунд на всякий случай моргнул и кивнул. Мало ли, вдруг он дебил, как напарник. Тот выше и крепче, но идиотом выглядеть не перестал. И хорошо, такого жалеть точно не придется. Вдруг захочет расплодиться? А зачем Земле-матушке сейчас нужны форменные дауны вместо нормальных людей?

Идти поначалу было тяжеловато, но скоро все навыки восстановились. Кроме руки, так и не желавшей хотя бы начинать болеть поменьше. И выздоравливать. Не нравился Хаунду один момент с ней. Вернее, даже два: сильная дергающая боль в пальцах, распаханных рваным краем одного из тех чертовых швеллеров, и запах. Запах не нравился еще больше. Гнилостный такой сладковатый запах.

А вокруг раскинулась крепость Кинель. Вся из себя приземистая, крепкая, сплошь кирпич, бетон да металл. Крепко несло маслом, мазутом и солярой, большим скопищем людей и животных, вездесуще-железнодорожным креозотом. По путям, по своим делам, катилось несколько тележек-дрезин, нагруженных ящиками, мешками и людьми. Анклав с виду казался основательным, богатым и вольным. Старые часы – большущий белый кругляш на низком и длинном здании с вполне целым перроном – даже шли. Эвон как, йа, удивительное дело!

Своих товарищей по несчастью Хаунд начал замечать сразу же. Разобраться с ходу – людей или мутантов, особо не вышло. Чересчур много у них общего, вонявшего грязью, немытыми телами, кровью и безнадегой. Хотя дело шло к обеду, рынок, видать работал вовсю. Вереницы мужиков, баб и детишек, связанных веревками, соединенных цепями и даже в колодках, так и тянулись куда-то вбок.

– Стоять!

Свинорылый недовольно покосился на троицу в сером, с короткими автоматами.

– Это что?

– Товар, Степа, не видно, чтоль?

– Где документы и клеймо?

– Степ, мы только…

Степан, дернув губой, покосился на свинорылого безо всякого уважения.

– Там ваши покупатели торгуют основную партию. Не сделаете как нужно, хрен к ним попадете сегодня. Марш к врачу.

Хаунд, сам того не желая, оскалился, как смог, в ухмылке. Цивилизация, натюрлих. Проход больным животным и рабам на территорию торговли строго запрещен. Дожили, мать его, йа. И это в единственном в мире государстве когда-то победившего социализма, стране рабочих и крестьян. Царь-Освободитель, надо полагать, сейчас вертится аки веретено. Он им отмену крепостного права чуть ли не раньше, чем в США, соорудил, а они, только выпало, давай снова людишками торговать.

Да еще и по всем правилам, с осмотром у ветеринара. Интересно, им придется очередь выжидать, пропуская вперед крестьян с курами-несушками и поросятами?

– Иди, сука, чего застыл! – рыкнул свинорылый и толкнул в поясницу.

И зря. Твоя смерть, майн фрёйнд, стала на пять минут мучительнее.

Врачи размещались в том самом здании с часами. Оказалось оно ни много ни мало, а бывшим вокзалом. Даже длинные соединенные сиденья виднелись где-то вдалеке.

«Организмы на продажу – проверять здесь».