Минус восемнадцать

А вот определить, откуда раздается звук, оказалось не так просто, и когда ей это удалось, выяснилось, что она проходила мимо этого места много раз. То, что она приняла за стол с красной скатертью, заставленный картонными ящиками, стопками книг и оплетенными бутылями с жидкостями, было на самом деле морозильником той же модели, что стоял дома у нее в гараже. Электролюкс с верхней загрузкой без замка.

Конечно, как только она обнаружила морозильник, ей следовало бы позвонить Утесу и попросить его прислать спецназ. Но тогда, всего лишь несколько минут назад, речь шла лишь об одном — успеть вовремя. Как можно быстрее выключить агрегат, поднять крышку и, наконец, кого-то спасти.

Хотя Тувессон в глубине души понимала, как это наивно, она не могла перестать надеяться. Может быть, поэтому чудом услышала очень слабый стон. Она повернулась к морозильной камере, откинула крышку и увидела, как Сандра Гульстрём открыла глаза.

После этого все почернело.





100




Утес сжимал антистрессовый мячик, который сделал из сотен, может быть, тысяч разноцветных резинок. Он находился в стрессе, это так, и если начистоту, не считал, что мячик особо помогает. Тувессон слишком долго не брала трубку, что для нее не характерно, если, конечно, она трезвая.

Вероятно, она возвращается в машине в полицию, хотя обычно это не мешает ей ответить. К тому же она как никто знает, что не отвеченный звонок может означать только то, что у кого-то возникла проблема.

А проблемы им сейчас никак не нужны.

— Привет, Утес… — раздался прерывистый голос Тувессон. — Извини, что так долго не подходила…

— Да, я уже начал немного волноваться.

— Здесь внизу очень плохая связь… пришлось встать на… и…

— Астрид, подожди. Тебя очень плохо слышно. Где ты находишься? Все в порядке? — Но он только слышал шумовые помехи. — Астрид, ты меня слышишь?

— Так лучше? Теперь ты меня слышишь?

— Гораздо лучше, — сказал он, хотя по-прежнему все шумело и прерывалось. — Но я не понимаю. Где ты находишься? Ты не едешь сюда в машине?

— Я обошла дом и нашла подвал.

— Что? Ты все еще там?

— Да, он довольно большой, и в нем полно… — Голос заглушил сильный шум.

— Астрид, ты что-нибудь нашла?

— Нет, ничего.

— Ты не хочешь, чтобы я прислал спецназ?

— Нет, нет, все в порядке. Здесь ничего нет.

— Фабиан тоже ничего не нашел, кроме пары замороженных стейков из мяса косули и некоей Лидии Клевенъельм, которая, если верить Фабиану, надулась так, как на меня иногда дуется Берит. — Утес засмеялся над своей шуткой и к своему удивлению услышал, что Тувессон тоже засмеялась. — Как хорошо, тогда я отправляю их домой. — А ведь она никогда не смеялась над его шутками. Но она, наверное, как и он, испытывает облегчение — ведь вечер оказался довольно удачным, и теперь они знали, что в следующий раз двойняшки собираются нанести удар по Элисабет Пиль.



— И тогда, наверное, ты вернешься сюда минут через двадцать или через полчаса, — послышался голос Утеса на другом конце.

— Да, что-то в этом роде, — сказала Нова Мейер в микрофон на наушниках, одновременно подняв две последние оплетенные бутыли с водой и поставив их на красную скатерть, которая свисала с морозильной камеры и время от времени немного шевелилась. Словно кто-то под ней пытался выбраться.

— Хорошо, двое других тоже должны быть на подходе. Так что мы сможем выработать стратегию, что нам делать с Элисабет Пиль.

— Конечно.

Нова Мейер закончила разговор, подняла один из картонных ящиков и поставила его рядом с бутылями. Затем подняла еще один ящик и поставила его на первый. Чтобы поставить третий, ей пришлось забраться наверх и встать на морозильник. Четвертый и последний как раз встал под низким потолком, и когда она закончила и убедилась, что картонные ящики плотно зажаты между морозильником и потолком, спрыгнула вниз и исчезла.

Шевеления прекратились. По крайней мере, издали их было не видно. Но если смотреть с близкого расстояния, можно было заметить совсем небольшую рябь на воде в оплетенных бутылях и услышать приглушенные крики Тувессон о помощи.





101





Осталась еще одна попытка, сообщил мобильный, осветивший темный багажный отсек. Два раза Соня неправильно набрала четыре цифры пин-кода кончиком носа и теперь решила сделать короткий перерыв и собраться с силами перед последней попыткой. Если она не справится, мобильный фактически будет ей ни к чему.

Она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась пошевелиться, чтобы не застаивалась кровь. Всего лишь несколько минут назад у нее так болели связанные за спиной руки, что хотелось крикнуть во все горло, но рот был заклеен скотчем. Сейчас боль стихала, и скоро она, наверное, вообще перестанет чувствовать, что у нее есть руки. Ее мозг словно прекратил на них надеяться и решил, что они больше не являются ее частью.

В детстве она случайно запуталась в кувшинках на загородном озере и быстро решила оставить попытки выбраться на поверхность. Словно жизнь, которая ее там ждала, не стоила всех усилий. В каком-то смысле в этом заключалась ее сущность. Всегда выбирать легкие пути и лучше подчиняться обстоятельствам, чем сопротивляться.

Но в этот раз она не собирается сидеть и смотреть, как рушится ее жизнь. В этот раз она намерена бороться. Впервые в жизни она почувствовала, что ей есть ради чего жить, еще как есть, чтобы позволить всему погаснуть. Матильда, Теодор, Фабиан… Конец не должен наступить. Не таким образом.

Машина свернула на еще более неровную и ухабистую дорогу. Соня догадалась, что это дорога с гравиевым покрытием, хотя уже давно оставила попытки вычислить, куда они едут.

Вместо этого она направила всю свою энергию на мобильный. Только на то, чтобы извлечь его из рабочих брюк, у нее ушло так много сил, что, закончив, она была вся в поту. Когда после этого кончиком носа ей удалось набрать четырехзначный код и позвонить Фабиану, надежда стала возвращаться. Батарейка была заряжена на шестьдесят три процента, и шли четкие и сильные гудки. Соня ничуть не сомневалась, что муж ответит и сразу же после этого придет и спасет ее.

К сожалению, она ошибалась. Фабиан не ответил и не спас ее. Она несколько минут приходила в себя от разочарования, а потом, попытавшись позвонить кому-нибудь еще, два раза подряд случайно нажала не на те цифры.

Теперь мобильный лежал перед ней и ждал ее последней попытки. 5, 8, 9, 5 — четыре цифры в нужном порядке, ни больше, ни меньше. Она сделала глубокий вдох и наклонилась к мобильному. Пятерка далась ей без всяких проблем, как и восьмерка, которую она не смогла набрать в две предыдущие попытки. Потом она стала волноваться и почувствовала, как дрожит, когда наклонилась к девятке. К ее большому облегчению все получилось, и теперь оставалась вторая пятерка, которая ее никогда не подводила. И в этот раз не должно быть проблем, подумала она и, сосредоточившись, нацелилась.

Если бы машина внезапно не затормозила, она бы наверняка не промахнулась. Но сейчас она нажала на двойку, и мобильный сразу же погас. Одновременно машина остановилась, после чего заглох двигатель.





102




Санни Лемке не была уверена, открыты у нее глаза или закрыты. Во всяком случае, она ничего не видела. Она только что пришла в сознание и понятия не имела, сколько времени пробыла в отключке. В каком-то смысле она по-прежнему в ней находилась. Вопрос только где. Что произошло. Почему она так замерзла, что дрожит.

И что ее ждет.

Последнее, что она запомнила, — их смех. Это бьющее наотмашь злорадство, которое отдавалось в ней эхом с тех пор, как они набросились на ее брата. У них была цель убить его. Но с ней дело обстояло по-другому. От пинков и ударов она потеряла сознание, но не умерла, что беспокоило ее больше всего.

Санни села на что-то твердое и неровное. Асфальт. На улице. Без одежды. Понятно, что поэтому она замерзла. Она попыталась обнять себя, но поняла, что руки и ноги у нее связаны.

Теперь она слышала их голоса. Они подошли ближе, радостно хихикая.

— Проверь, может, она очнулась, — сказал кто-то из них.

— Дай мне, — послышался другой голос.

Ее ударили так сильно, что на несколько секунд все исчезло. К сожалению, она быстро пришла в себя и почувствовала боль от следующего удара. Больше всего ей хотелось ничего не ощущать и исчезнуть в темноте, где нет ни смеха, ни холода, ни боли. Как можно быстрее превратиться в бессознательную груду мяса. В боксерскую грушу без нервных волокон.

Но так легко она явно не отделается.

— Тебе не кажется, что она уже достаточно обмякла? — спросил один из них.

— Нет, — ответил другой и пнул ее так сильно, что у нее в голове как будто что-то лопнуло. По крайне мере, боль прошла. — А вот сейчас да, — продолжил тот же голос. И этот смех, который она ненавидела больше всего.

К ней кто-то подошел. Она услышала, как человек сел перед ней на корточки. Его дыхание. Почему она все еще может слышать? Почему вообще может думать? Положив одну руку ей на лоб, злоумышленник откинул ее голову назад, а другую прижал к нижней челюсти и заставил ее широко открыть рот.

Один из них — это не мог быть первый, потому что его руки по-прежнему держали ее — ввел что-то Санни в рот. Какой-то твердый, удлиненный и чем-то смазанный предмет, чтобы он как можно глубже проник в ее глотку. Рвотный рефлекс изо всех сил пытался вытолкнуть этот предмет обратно, но множество пальцев у нее во рту давили на цилиндр и продвигали его все дальше ей в пищевод. Она попыталась глотнуть воздух, но у нее не получилось, и позывы к рвоте перешли в сильные конвульсии. Что они делают? Она так должна умереть?

Наконец пальцы оставили ее рот. Руки отпустили ее, и она опять смогла наполнить легкие воздухом. Облегчение было почти неописуемым, хотя предмет по-прежнему находился в ней и вызывал рвотный рефлекс. Но что бы они в нее ни запихнули, это опустилось далеко вниз. Будто через нее прошла нитка или проволока, которая выходила у нее изо рта.

— О’кей, все готовы?

— Да, черт возьми! Давайте, начинаем!

Зажигалка, по звуку, во всяком случае, зажигалка, и что-то заискрилось. Она не поняла, что.

С ее глаз сорвали повязку, и она увидела их перед собой с опущенными капюшонами и веселыми смайликами. Один из них держал в руках мобильный, свет которого ослепил ее. Другой — зажигалку. Небо над ними было темным, значит, они нашли ее несколько часов назад.

Только сейчас Санни поняла, что что-то по-прежнему искрит рядом с ней. Как бенгальский огонь, только слабее. Она опустила взгляд и увидела летящие ей в рот красные искры. Язык жгло, и она попыталась погасить искры своей слюной и выплюнуть их, но это было невозможно. Огонь прожигал ее насквозь, продвигаясь все дальше к глотке. Она закричала, но это только усилило боль от сварочного пламени, которое проникало через ее пищевод и испепеляло почти все на своем пути.

Взрыв был почти не слышен. Как глухой отдаленный хлопок где-то в глубине ее грудной клетки. Словно у нее было огромное сердце, которое только что билось в последний раз.



Каждый не отвеченный сигнал, за которым следовал еще один, воспринимался как удар по лицу. Совершенно непонятно, как Сёрен Уссинг может не отвечать после трех отмеченных красным пропущенных звонков с учетом того, как они опозорились. Если они когда и должны были сидеть, как на иголках, и ждать ее звонка, так именно сейчас.

Фариду удалось узнать шведский мобильный номер преступников и, определив их местоположение, направить Дуню на улицу Эллехаммерсвей в один из промышленных районов Хельсингёра. И вот они все четверо, опустив капюшоны, стоят полукругом рядом с Санни по другую сторону забора под большим элеватором.

Ей хотелось подбежать к ним и обезвредить их, но у нее нет ни малейшего шанса. К тому же она не вооружена. Единственная возможность — как можно быстрее вызвать сюда подкрепление. Поэтому, когда включился автоответчик Уссинга, она сделала новую попытку, в этот раз позвонив на общий экстренный номер.