Мое ходячее несчастье
Часть 42 из 85 Информация о книге
— Она плакала? — не унимался я. Америка покачала головой и сказала, переходя на крик: — Она была в порядке! Просто захотела домой! Что ты с ней сделал? — У вас что-нибудь случилось? — спросил Шепли. Я, не думая, развернулся и ударил кулаком по стене в нескольких сантиметрах от головы Шепа. Мерик вскрикнула, прикрыв рот рукой: — Трэвис, прекрати! Шепли схватил меня за локти и приблизил ко мне лицо. — Позвони ей! — рявкнул он. — Успокойся, черт тебя подери, и позвони Эбби! Америка легко пробежала в другой конец коридора и вернулась с телефоном в протянутой руке: — На, звони! Я выхватил трубку и набрал Голубкин номер. Раздались гудки, потом включилась голосовая почта. Я сбросил звонок и снова набрал. Потом еще и еще. Она не отвечала. Она меня возненавидела. Я уронил телефон на пол. Грудь ходила ходуном. Почувствовав, как слезы обожгли лицо, я схватил первую вещь, которая попалась под руку, и швырнул в стену. Что бы это ни было, оно разлетелось на куски. Повернувшись, я увидел стулья, которые стояли друг против друга перед стойкой для завтрака, точно так же как и накануне вечером. Я взял один из них за ножку и стал лупить по холодильнику. Стул сломался, дверца холодильника открылась, я пнул ее. Она опять открылась, я опять ее пнул, и так несколько раз. Наконец прибежал Шепли и закрыл холодильник. Я протопал в свою комнату. Измятое белье на кровати показалось мне насмешкой над моей бедой. Я содрал с матраса простыню, сгреб в охапку одеяло, отнес все это на кухню и бросил в мусор. Потом проделал то же самое с подушками. Совсем обалдев от ярости, я стоял посреди своей спальни и пытался успокоиться, но не мог найти для этого повода. Утешать себя было нечем, — казалось, я все потерял. Я принялся шагать по комнате и, дойдя до прикроватной тумбочки, остановился. Мне представилась Эбби, тянущаяся к верхнему ящику, чтобы его открыть. Я заглянул внутрь и увидел стеклянную банку с презервативами, к которым почти не притрагивался с тех самых пор, как встретил Голубку. Теперь, когда она сделала выбор, я и думать не хотел о близости с другой женщиной. Схватив холодную стекляшку, я швырнул ее через всю комнату. Она ударилась о стену возле двери и разлетелась вдребезги. Полиэтиленовые пакетики рассыпались во все стороны. Из зеркала над комодом на меня уставилось собственное отражение, и я, разинув рот, посмотрел себе в глаза. Моя грудь вздымалась, я весь трясся. По виду меня можно было назвать сумасшедшим, да я и правда не контролировал себя. В очередном порыве бешенства шарахнул по зеркалу кулаком. Осколки врезались мне в костяшки. На поверхности зеркала осталось кровавое пятно. — Трэвис, перестань! — крикнул Шепли из холла. — Прекрати, чтоб тебя!.. Я бросился к нему, толкнул, потом вернулся в свою комнату, захлопнул за собой дверь и, упершись в нее руками, пинал, пока не сделал вмятину. Потом сорвал с петель и бросил в сторону. Тут Шеп снова меня схватил. — Прекрати, я сказал! — прокричал он. — Ты пугаешь Америку! На лбу у него надулась жила, которая проступала, только когда он бывал в ярости. Я толкнул его, он — меня. Я махнул кулаком, но он увернулся. — Я съезжу, — умоляюще проговорила Мерик. — Увижу, что с ней все в порядке, и позвоню тебе! Я опустил руки. Из открытой входной двери тянуло холодом, но с висков капал пот. Дышал я так, будто пробежал марафон. Америка бросилась в комнату Шепли. Через пять минут вышла оттуда одетая и причесанная. Шеп подал ей пальто и, поцеловав на прощание, ободряюще кивнул. Она взяла ключи и ушла, хлопнув дверью. — Сядь, черт возьми. И успокойся! — скомандовал Шепли, указывая на кресло. Я закрыл глаза и сел, поднеся трясущиеся руки к лицу. — Тебе повезло. Еще две секунды, и я позвонил бы Джиму. И твоим многочисленным братьям. Я покачал головой: — Не говори ничего папе. Глаза защипало от соленых слез. — Рассказывай, что произошло. — Я трахнул ее. То есть нет, не я ее… а мы… Шепли кивнул: — И от этого вам обоим снесло крышу. Чья была идея? — Эбби, — ответил я, моргнув. — Я пытался ее отговорить, предлагал подождать, но она меня разве что не умоляла. — На лице Шепа изобразилось почти такое же замешательство, какое чувствовал я сам. Я взмахнул руками и уронил их на колени. — Может, я сделал ей больно. Не знаю. — Как она после этого себя вела? Сказала что-нибудь? Я на секунду задумался. — Сказала: «Ничего себе первый поцелуй!» — А? — Несколько недель назад она проболталась, что всегда нервничает из-за первого поцелуя с парнем. Меня это рассмешило. Шепли нахмурился: — В любом случае не похоже на то, чтобы она была огорчена. — Я сказал, это ее последний первый поцелуй, — усмехнулся я, вытирая нос футболкой. — Шеп, я думал, все хорошо. Она наконец-то подпустила меня к себе. Но зачем было просить меня… перед тем как просто взять и уехать? Шепли медленно покачал головой. Мое признание его озадачило. — Не знаю, старик. Америка выяснит. Скоро мы поймем, в чем дело. Я уставился в пол, прокручивая возможные варианты развития событий. Потом поднял на Шепа глаза и спросил: — Что мне делать? Он взял меня за плечо: — Для начала приберись. До их звонка тебе точно хватит работы. Я вернулся к себе в спальню. Выбитая дверь валялась на голом матрасе. По полу были разбросаны осколки зеркала и банки. Можно было подумать, в комнату попала бомба. Шепли появился на пороге с совком, веником и отверткой: — Я займусь стекляшками, а ты — дверью. Я кивнул и принялся за работу. Едва успел ввинтить последний шуруп, зазвонил телефон. Я вскочил с пола и, подбежав к тумбочке, схватил трубку. На ней высветился номер Америки. — Мерик? — проговорил я, задыхаясь. — Это я, — тихо ответила Эбби. Она явно нервничала. Я хотел уговаривать ее вернуться и собирался просить прощения, но спохватился, что не знаю, в чем я виноват. Тогда я рассердился: — Как это понимать, Эбби? Я просыпаюсь — тебя нет! Выясняется, что ты взяла и смотала удочки, даже не попрощавшись? Какого хрена? — Извини, я… — «Извини»? Да я чуть с ума не сошел! Ты сбегаешь среди ночи, не отвечаешь на звонки… Почему?! Я думал, между нами наконец-то все наладилось! — Мне просто нужно было время, чтобы подумать. — Над чем подумать? — Я замолчал, испугавшись возможного ответа на вопрос, который собирался задать: — Я… сделал тебе больно? — Нет! Дело совсем не в этом! Мне правда, правда жаль, если я тебя расстроила. Но наверное, Америка сказала тебе, что я не люблю прощаться. — Мне нужно тебя увидеть, — сказал я с отчаянием. Эбби вздохнула: — Сегодня у меня много дел. Надо распаковать вещи и перестирать гору белья. — Ты жалеешь о том, что произошло. — Не то чтобы… Мы друзья. Все останется по-прежнему. — Друзья?! Какие мы, на хрен, друзья после прошлой ночи? У Эбби перехватило дыхание. — Я знаю, чего ты хочешь. Но пока к этому не готова. — Тебе нужно время? Могла бы сказать прямо. Не обязательно было от меня убегать. — Я подумала, так будет проще. — Проще для кого? — Я не могла заснуть. Представляла себе утро: то, как мы грузим мои вещи в машину Америки… Мне всего этого не хотелось, Трэв. — С меня достаточно того, что ты больше не живешь со мной. Ты не можешь выпасть из моей жизни насовсем.