Мохнатая лапа Герасима

– Яйца, сыр, творог, йогурты, сливочное масло.

– Стоп. Возьми яйца и сыр. Что из бакалеи?

– Макароны… – начала я.

– Хватит. Овощи?

Я открыла верхнее отделение второго холодильника.

– Помидоры, сладкий красный перец, лук, морковь, кабачки.

– Супер, выгребай все. Делаем запеканку из макарон с овощами. Блюдо голодных советских лет. Сюда бы еще колбаски.

– Вижу в лотке тамбовский окорок, – сообщила я, – три куска.

– О-о-о! Круто. Итак. Берем отварные макароны, соединяем их с овощами, ветчиной, впихнем яйца, запечем… Ай!

Послышался грохот, громкий лай французских бульдогов Мози и Роки, вопль кота Альберта Кузьмича, потом воцарилась кладбищенская тишина.

– Рина, Рина, – кричала я в трубку, затем набрала номер свекрови.

– Абонент находится вне зоны доступа, – произнес милый женский голос.

Городской телефон тоже не отвечал. Я поняла, что произошло.





Глава 21




У Ирины Леонидовны есть привычка совершать одновременно несколько дел. Свекровь режет овощи, одним глазом смотрит в телевизор, вторым наблюдает за кастрюлей, которая испускает пар на плите, одновременно беседует по телефону с подругой и смотрит чей-то Инстаграм. Поскольку обе руки Рины заняты, мобильный она держит, прижав его подбородком к плечу. В какой-то момент шею свекрови сводит судорога, или она чихает, или на том конце провода сообщают нечто невероятное, причин найдется много, итог один: сотовый падает. Дальше уж как трубке повезет. Иногда она шлепается на стол и продолжает работать, часто падает на пол, а порой происходит катастрофа. Один раз мобильный спланировал в миску с водой для животных. Как назло, именно в этот момент из нее хлебал кот, который не ожидал ничего дурного. Альберт Кузьмич перепугался, несколько дней заикался, говорил «Ммяу, ммяу», потом успокоился, но наотрез отказался ходить на привычный водопой.

Теперь наш аристократ в кошачьей шкуре с шумом и чавканьем пьет из унитаза в санузле Ирины Леонидовны, чем вызывает ужас у нашей домработницы Надежды Михайловны. В последнее время я часто слышу по утрам голос Бровкиной, она речитативом выводит:

– Альберт Кузьмич, ангел мой, разве коту из интеллигентной семьи пристало пить из фаянсового друга? Представьте, что я оттуда чаевничаю. Вам это понравится? Ну, упал телефон, ну облил вас, так потерпеть можно. И трубка два раза в одну миску не падает.

Песню Надежды Михайловны на короткое время заглушает шорох домашних тапочек о пол. Это Рина несется в гостевой туалет, который расположен на первом этаже километровой квартиры. Свекровь своей ванной теперь не пользуется, там нынче чайная Альберта Кузьмича. А кот вкушает воду медленно, с чувством, с толком, расстановкой. Потом он валится на коврик и спит на спине, раскинув лапы. В этот момент нарушать покой барина нельзя, тому, кто осмелится помешать отдыху Альберта Кузьмича, кот ничего не скажет. Но потом вещи нахала будут выкинуты из шкафа. Нет, нет, их не испортят, просто вышвырнут. А в столовой вы обнаружите пустое блюдо, на котором лежали пожаренные для вас котлеты. Кот не ест бифштексы, зато их обожают ненасытные, безотказные утилизаторы любой еды, бездонные французские бульдоги Мози и Роки. Роки недавно на моих глазах сожрал лимон, а до этого Мози слопал головку репчатого лука. Альберт Кузьмич позовет собак, сбросит им ваш ужин и удалится. Еще у него в запасе есть совсем подлый трюк: невзначай за пару минут до того, как человек, нарушивший покой кота в ванной, соберется уйти по неотложным делам, войти в прихожую и потереться о его пальто. Тот, кто пытался очистить верхнюю одежду от кошачьей шерсти, меня поймет. Понимаете теперь, почему Рина совершает марш-броски по маршруту: спальня – туалет на первом этаже? Она опасается мести Альберта Кузьмича.

Я оглядела продукты на столе, уперлась взором в часы и подпрыгнула. Таня, времени почти не осталось. Приготовь хоть что-нибудь!

Я потрясла головой, мозг стукнулся о черепную коробку, проснулся и вспомнил: до того как убить очередную трубку, Рина сказала:

– Сделаем запеканку.

Танюша, включи логику, можно ли запихнуть в духовку сухие спагетти? Нет. Значит, их надо отварить!

Понимаю, что вы сейчас обо мне думаете, но я никогда не готовила «рожки», «ракушки» и их родственников. Как так могло получиться? У моего первого мужа были свои пристрастия. Он не прикасался ни к каким макаронам. Почему? Понятия не имею. Вот сосиски и яйца он уничтожал с упоением, что очень устраивало его жену, то есть меня. Супруг, который готов с энтузиазмом поглощать на завтрак-обед-ужин колбасные изделия, очень удобен в быту. А Гри, с которым я потом соединила свою судьбу, работал в особой бригаде и привел туда меня. Какие семейные трапезы! Пирожок в зубы – и бегом. Теперь же есть Рина. И каков результат? Я не знаю, как отварить макароны!

Я схватила айпад. Спокойно! Не в каменном веке живем. Где тут рецепты? Ну-ка, глянем. Спагетти по-итальянски. «Возьмите отварные макароны…» Нет, не подойдет!

Пару минут я изучала разные рецепты и поняла: советов приготовить вермишель, лапшу, «гнезда», «пружинки» с мясом, рыбой, морепродуктами, просто с сыром и даже вареньем уйма. Но нигде не указано как их варить. Наверное, я одна такая неумеха! Ладно, рискнем.

Я вытащила небольшую кастрюльку. Потом взяла пачку макарон и увидела надпись: «Варить в подсоленной воде семь минут. На сто граммов изделий пол-литра жидкости». Чуть не запрыгав от радости, я поцеловала упаковку, быстро поменяла маленькую кастрюлю на здоровенную, набрала в нее воды, вытряхнула в нее макароны, поставила на огонь и выдохнула. И что дальше?

Рина велела взять овощи, она говорила о запеканке. Следовательно, перец, кабачки, помидоры и все прочее надо нарезать.

Кромсать овощи нудное занятие, да еще от лука совершенно точно потекут по лицу слезы. Неужели у Анны Григорьевны нет чего-то типа комбайна?

Я порылась в недрах шкафчика и вытащила миксер. К нему прилагались большой стакан, два венчика и острый изогнутый нож, который насадили на штырь. Я заликовала. Отлично. Теперь сложим овощи в стакан, опустим туда резак, закроем крышку и нажмем на кнопку.

Сказано – сделано. Пластмассовая емкость затряслась. Минут через пять я решила, что все готово, заглянула в стакан и опешила. Вместо аккуратных кусочков я узрела нечто вроде йогурта по консистенции, только бело-красно- оранжевого цвета. Лук, помидоры, болгарский перец стали однородной массой. И что с этим делать?

Тут зазвонил телефон, меня искал муж. Я обрадовалась и сказала:

– Давай только не говорить о работе.

– Никаких служебных дел, – пообещал Иван Никифорович, – как ты относишься к поездке в Италию? Нравится ли тебе отпуск в сентябре?

Я пришла в восторг.


– Италия! Теплое море!

– В начале осени там не жарко, основная масса туристов уезжает, – сказал Иван, – можно зарезервировать отель. Но, на мой взгляд, лучший вариант дом на берегу. Выберем особняк побольше, возьмем маму, Димона с семьей!

– Ой, как здорово, – обрадовалась я. – Гениальная идея. Зачем нам отель? Там вся жизнь по расписанию.

– Отлично, – сказал муж, – значит, я займусь нашим отдыхом, сниму коттедж.





Глава 22




Я вздрогнула.

– Слушай, а как в советские времена люди снимали квартиры? Дачи?

– Не знаю, – удивился Иван, – передо мной никогда такой вопрос не вставал. У папы с мамой была большая квартира, кооперативная. Мои родители из обеспеченных семей, они никогда не жили на чужих квадратных метрах. И дача своя на Пахре была.

– У нас фазенды не было, – вздохнула я, – сидели летом в городе.

– Да ну? – удивился муж. – Во времена моего детства взрослые всегда старались отправить на июнь – июль – август своих отпрысков на свежий воздух. Если в семье была бабушка с избушкой в Подмосковье, это очень ценилось. И уж совсем здорово отвезти ребенка на море. Лето советского школьника – это двадцать один день с родителями по профсоюзной путевке в Крыму или в Абхазии, потом пара месяцев у бабули в ее избе. Те, кому не повезло с заботливой родней в селе, отправлялись в пионерские лагеря, где время проводили очень даже весело. Возможностей отправить ребенка, как тогда говорили, «оздоровиться» было множество. Предприятия построили лагеря отдыха по всему Подмосковью, путевка стоила копейки. Многие заводы-фабрики-НИИ вывозили детей сотрудников на море.

– Мой отец маниакально копил на машину, – вздохнула я, – он считал копейки в прямом смысле этого слова. Не знаю, какую сумму он определил для ежедневных трат, мне ее размер не сообщали, но отлично помню, как просила у бабушки девять копеек на молочное мороженое и слышала в ответ:

– Не сегодня. Лимит исчерпан.

Слово «лимит» мне не очень понятно, но я не сдаюсь, иду на жертву:

– Плодово-ягодное в картонном стаканчике стоит семь копеек.

– Не клянчи, – сердито приказывает старушка, – сказано: куплю, когда в кошельке зашуршит.

У бабушки для меня денег никогда не было, но я нашла возможность покупать лакомство. Мне давали десять копеек на дорогу. До школы одна остановка на метро, пятачок туда – пятачок обратно. Я же неслась бегом до цитадели знаний и рысью назад. У меня появлялся гривенник, который я тут же относила в лавку с пломбиром. А потом, уж не знаю как, отец выяснил, что я не пользуюсь подземкой. И я перестала получать два заветных пятачка.

– Да уж! Советский мужик так мечтал иметь машину, что ради ее покупки мог заставить семью питаться сухими макаронами, – хмыкнул Иван.

– Почему сухими? – изумилась я. – Отварить спагетти ничего не стоит.

– Если вермишель-лапша-рожки приготовлены, к ним надо хоть дешевенькое растительное масло подать, – засмеялся Иван, – а сухие палки грызи, как сухари.

– Это уже слишком, – вздохнула я, – таких скряг на свете нет.

– Ошибаешься, – возразил муж, – со мной в школе учился Быков, имя его не помню. Вот они дома хрумкали спагетти, которые не побывали в кипятке. Его отец, как и твой, копил на машину. Ему было жалко копеек даже на крохотную пачку печенья, сухие макароны за бисквиты к чаю сходили.

– Жуть, – поежилась я, – оказывается, мой папаша добрый человек, у нас еще хлеб был и зеленый лук, правда, он на кухне на подоконнике рос.

– Почему тебя волнует вопрос, как Анна Григорьевна сняла дачу? – продолжал Иван.

– Не знаю, – призналась я, – в голове внезапно поселилась мысль: в этом корень всей истории.

– В фазенде, которую много лет назад снимала Шляхтина? – удивился Иван Никифорович.

Забыв, что муж не видит меня, я кивнула.

– У тебя, безусловно, есть чуйка, – сказал Иван, – она рано или поздно появляется у талантливого следователя. Сколько раз я слышал от коллег: «Не могу объяснить, почему подумал про Иванова. Словно кто-то на ухо шепнул». И сам порой получаю неизвестно откуда подсказки, с помощью которых нахожу преступников. Ты просто спроси у Анны про дачу. Может, она вспомнит.

– Прямо сегодня это и сделаю, – сказала я, – после ужина… Мама! Ужин! Макароны!

– Что случилось? – занервничал Иван.

– Потом объясню, – бросила я в трубку, полетела на кухню, схватила с плиты кастрюлю и вывалила ее содержимое в дуршлаг. Когда кипяток стек, я увидела крепко спаянный ком, повторяющий форму кастрюли.

Я застыла в недоумении. Почему так получилось? В памяти ожило воспоминание: вот моя бабка ополаскивает только что сваренные «перья» холодной водой. Я открыла кран и сунула дуршлаг под струю. Через пару минут стало понятно: ничего не меняется. И как подать сей «изыск» на ужин? Назвать конгломерат пирогом и резать его ножом? Как превратить слипшуюся массу в нормальные спагетти? Расковырять ее? Мясорубка! Гениальная идея!

Я бросилась к кухонным шкафчикам. Когда вы проворачиваете мясо, то засовываете в «горло» мясорубки целый кусок. И что потом вылезает через дырочки решетки? Колбаски! Таня, ты нечеловеческого ума женщина!

Вскоре у меня получилась здоровенная гора чего-то похожего на скопление червяков. Выглядело это вовсе не аппетитно. Кто станет есть холодные ошметки макарон? Их надо обжарить!

И тут зазвонил телефон, номер был мне незнаком.