Мои 99 процентов

Он переступает с ноги на ногу, но лицом ко мне упорно не поворачивается.

– Теперь осталось только снять тебя спереди, и на этом все. Тридцать секунд. Давай, Том, поворачивайся.

Он стоит как вкопанный.

– Том! Прием, как меня слышно?

– У меня тут возникла небольшая проблема личного характера, – со слабым вздохом отзывается он.

– Угу, у меня тоже. – Такое впечатление, что мои джинсы внезапно сели на десять размеров и шов просто разрезает меня пополам. – Давай уже заканчивать.

– Дай мне еще секунду, – несчастным голосом говорит он.

– Поворачивайся! – приказываю я; мне отчаянно хочется поскорее положить всему этому конец.

Он неохотно подчиняется, теребя край футболки. На животе у него отчетливо видны роскошные шесть кубиков.

– Ого!

У меня отвисает челюсть, и я едва не роняю камеру.

– Вот, сама видишь, – выдавливает он сквозь стиснутые зубы.

Трусы на нем спереди выглядят совершенно не так, как задумано. Они оттопыриваются самым что ни на есть предательским образом. Практически лопаются по швам. Этот ракурс должен был стать завершающим, но… кажется, все самое интересное только начинается. Внутри у меня все скручивается в узел. Да, да, пожалуйста, да!

– Неудивительно, что моя коробка с секс-игрушками тебя не впечатлила, – ляпаю я, кое-как уняв дрожь в руках и пытаясь навести на него объектив. – Не уверена, что у меня получится правильно поймать свет.

– Ха-ха, как смешно! – в ярости бросает он, наклоняясь и хватая с пола свои джинсы. – Помолчать немного никак нельзя, да?

– Нет, погоди, мне нужно доделать съемку для Трули. – Я опускаю камеру. – Не переживай ты так из-за этого. На съемках чего только не бывает. Однажды я делала будуарную съемку для одной пары в честь их годовщины, и…

Он прикрывает глаза ладонью:

– Пожалуйста, сделай одолжение, помолчи хотя бы одну секунду.

Меня охватывает ужас. Джейми никогда не прекращает говорить. Никогда. И тут Том добавляет:

– У тебя такой сексуальный голос, это просто невыносимо. Неужели это так сложно понять?

– О! – Я делаю пол-оборота на своей табуретке и оказываюсь к нему спиной. – Не знала.

В комнате повисает звенящая тишина.

– Да все ты знала, – с раздражением отзывается он. – Никогда в жизни не слышал, чтобы хоть одна другая женщина так говорила. – Он с трудом сглатывает. – Следить надо за тем, что и как ты говоришь мужчинам.

– Никогда в жизни я не говорила ничего подобного ни одному другому мужчине, не надо гнусных намеков!

Я украдкой бросаю на него взгляд через плечо. Господи, ну почему этот мучительный момент никак не закончится? Еще один крохотный микро-стоп-кадр – и он навеки отпечатался в моем мозгу. Теперь он надежно спрятан в тайном хранилище. И хранилище это потрясает своими размерами.

– Это просто позорище какое-то. – Том с досадой прищелкивает языком и пыхтит. – Ты так непристойно себя ведешь со всеми мужчинами мало-мальски годной кондиции, которые попадаются тебе на глаза?

– Я так непристойно себя веду только с тобой. И ни с кем больше. И ты не «мало-мальски годной кондиции». Я видела «Давида» Микеланджело во Флоренции. Так вот, рядом с тобой он просто-напросто садовый гном с членом размером с булавочную головку.

– Ребята, вы закончили? – кричит из-за двери Трули.

– Практически да! – в панике машу я рукой. – Давай поговорим о чем-нибудь сугубо нейтральном. Например, о ремонте дома. Как он продвигается? Расскажи об этом.

– Ладно, – говорит он, приободрившись.

– Расскажи о прокладке сточных желобов или вентиляционных шахт. Как обстоят дела с тем здоровым пятном от протечки на кухонном потолке? Или… – Я решаю не мелочиться. – С перекрытиями. С трубами. С архитравами, фиалами и…

– Кажется, перечисление всех этих терминов, которые имеют весьма отдаленное отношение к архитектуре, только еще усугубляет ситуацию, – с отчаянием в голосе обрывает он меня.

– Ну ты извращенец!

Кажется, теперь я слышу собственный голос другими ушами. Неужели он и в самом деле звучит сексуально? Кажется, максимумом отклика, который мне до сих пор удавалось добиться от Тома, были расширенные зрачки. Теперь же я нахожусь в одной комнате с его неудержимо рвущимся из трусов членом.

Это воспоминание из разряда тех, которые необходимо хранить понадежнее.

Проходит еще минута.

– Ладно, – произносит он сдавленным голосом. – Давай.


Я делаю около десятка кадров и не успеваю даже сказать ему, что мы закончили, как он наклоняется и, как был, прямо в «Ё-Бельё», лихорадочно натягивает джинсы, после чего выскакивает из комнаты, как ошпаренный, едва не сбив с ног Трули.

– Одним стейком ты за это не отделаешься, – бросает он ей на ходу. – Это должен быть как минимум стейк на круизном лайнере.

Трули заходит обратно в комнату:

– Что ты с ним сделала?!

– Я и сама не очень понимаю, – признаюсь я, утирая со лба испарину. – Но кажется, с трусами мы можем попрощаться.





Глава 14




Текущее положение вещей: я так устала, что, кажется, умираю. А ведь еще только четверг.

Я стою в ванной, положив ладони на бедра, и смотрю на стену. Мне никогда еще не доводилось сознательно крушить помещение.

– Бен, можешь в общих чертах обрисовать, что от меня требуется?

О той фотосессии для «Ё-Бельё» мне напоминают самые неожиданные слова. Например, «обрисовывать».

Бен – единственный человек, к которому я могу обратиться за советом, чтобы нигде не напортачить. Алекс способен только таскать тяжести да ржать над анекдотами. Колин по-прежнему в моем черном списке, и я практически уверена, что это он стучит на меня Джейми. Время от времени я скармливаю ему дезу, чтобы вывести на чистую воду.

– Для разминки можешь сбить кафель со стен. Вот этой… штуковиной.

Бен наклоняется над ящиком с инструментами и принимается в нем рыться, и я изо всех сил стараюсь не таращиться на его блестящий купол. Он протягивает мне коротенький ломик.

– Только осторожно. Если увлечься, можно очень легко проломить стену. – Он ногой придвигает ко мне пустую картонную коробку. – Осторожно, обломки будут острые. Не забудь надеть защитные очки. На участке есть бак, но сбитую плитку пусть таскает Алекс. Потом переходи к плитке на полу.

– Ясно. Спасибо. Нет ничего прекраснее, чем четко поставленная задача.

Я завязываю свою мешковатую майку узлом на бедрах и подтягиваю джинсы. Так, теперь перчатки. Очки я водружаю на макушку.

В этот момент мимо проходит Том. При виде меня он останавливается. Мы смотрим друг на друга, потом он переводит взгляд на ломик в моей руке. Его ресницы вздрагивают, он едва не оступается, как будто увидел что-то такое, что его царапнуло. Я, наверное, во всем этом облачении выгляжу как идиотка. Или он рисует в своем воображении картины, как я этим самым ломиком наношу себе какие-нибудь увечья?

Мне немедленно вспоминается, что с ним сделалось, когда я заговорила про архитравы. Я взмахиваю ломиком.

– Ну как, такой вид тебе нравится больше?

– Угу, – сглотнув, кивает он.

Колин, который занят чем-то на стремянке, лишь устало качает головой. Мы с Томом неисправимы.

У нас с ним уже закрепился один и тот же заколдованный сценарий: Том идет мимо по своим делам, отвлекается на меня, и тут же в другой части дома что-то идет кувырком. Я – ходячее проклятие.

– Иди куда шел. – Я тычу большим пальцем в сторону.

Том с обеспокоенным видом уходит.

– Вряд ли он ждет, что ты и в самом деле будешь заниматься сносом, – говорит Колин.

– Кажется, я уже несколько раз популярно объяснила, что я такой же член бригады, как и все остальные, нет?

Локтем утираю пот со лба. Мне пришлось смириться с тем, что он у меня постоянно блестит.

– Ты передал Тому свои данные для налоговой?

– Еще нет, – надувается Колин.

– В самом деле, Мистер Бюрократ?

Меня так и подмывает велеть ему, чтобы к пяти все, что надо, было у Тома. Но я не делаю этого. Том четко очертил мне границы, и я не стану их переходить.

Против воли замечаю, что на фоне этой белой стены Колин выглядит прямо-таки круто. Я вытаскиваю камеру и делаю снимок, потом смотрю на экран. Я могу снимать лучше.

Выставляю другие настройки, перефокусируюсь, и второй кадр выходит гораздо лучше первого. Неизмеримо лучше.

– Ну, как тебе роль моей музы? – спрашиваю я Колина.