Мой профессор - волк!

«Воды!» – кричала каждая клеточка моего тела. Трясущимися руками, все еще вздрагивая, я привычно потянулась назад, к рюкзаку… и замерла, с ужасом понимая, что сбежала из машины монстра без рюкзака. А следовательно, без телефона, воды, кофты и остатков бутерброда, аккуратно сложенного в пакетик в наружном кармане.

И только тут реальность происходящего обрушилась на меня, придавив всей своей непомерной тяжестью сразу.

Мой профессор английского – жуткий, звероподобный монстр, который, если верить любому ужаснику, будет теперь преследовать меня за то, что я узнала его страшный секрет. Как он стал монстром – совершенно неважно, хотя, перед смертью, конечно, можно и расспросить. Возможно, над ним проводили опыты в какой-нибудь секретной лаборатории, и за то, что я узнала об этом, теперь укакошат еще и всю мою семью, вплоть до бабушки из полувымершего села под Архангельском.

Разумеется, преследовать меня будут только в том случае, если то, что я увидела – не плод моего обкуренного травой воображения… И если я отсюда выберусь.

А я не выберусь.

Я, мать его, отсюда никогда не выберусь! Потому что я не просто сдуру сбежала в лес – я сбежала в орегонский лес! Без воды, еды и спичек. В лес, которому нет ни конца ни края, где температура по ночам в это время года падает почти до нуля, но это не мешает хреналлиону диких и очень хищных зверей вылезать из своих нор и берлог и жрать все, что движется и пахнет мясом.

Скорее всего, даже мои бренные останки отсюда не выберутся.

Вдруг разом обессилев, я сползла по щербатому стволу дерева на землю и села, обхватив руками колени. Ноги отказывались стоять, голова отказывалась понимать, что мне – крышка, а пить уже хотелось так, что было понятно – еще пара-тройка часов, и я начну умирать от обезвоживания.

Чтоб он сдох, этот супер-Тайлер!

О, если я выживу – месть моя будет страшной! Он еще не знает Настеньки Астафьевой! У меня, между прочим, два года занятий по карате, и уж что-то, а сделать мужику больно в штанах я точно сумею. Особенно, если нападу неожиданно.

Да, именно так – сначала коленом в яйца, потом локтем в подбородок, потом ногтями морду исцарапаю – да так, чтобы шрамы остались, а после, когда он очухается и врежет мне в ответ, разревусь и вызову полицию. И пусть он потом лет пять доказывает, что не пытался меня изнасиловать.

Я нарочно отвлекала себя подобной ерундой, потому что думать про мою будущую месть Тайлеру Бреннену было приятнее, чем представлять, как спустя несколько часов меня будет рвать на части какая-нибудь местная гризли c детенышами…

И уж тем более приятнее, чем размышлять о том, что я увидела в машине профессора Макмиллана.

И о чудо! Моя тактика сработала!

Голова прояснилась, от сердца словно кусок груза отвалился… даже руки перестали трястись – до такой степени меня вдохновила возможность как следует испортить жизнь сволочному квотербэку. С решимостью участника программы «Выживший» я вскочила на ноги и принялась осматриваться и прислушиваться, в надежде услышать вдалеке шум дороги.

Я всего лишь заблудилась – твердила себе. Всего лишь забежала в лес и немного… заплутала.

В конце концов, надо просто пойти обратно – вон по моим же следам, хорошо видным в свете полной луны, благо бежала я, как молодой слон, вовсю круша и ломая кусты.

На всякий случай решила обойти ствол «моего» дерева на предмет обнаружения мха. Что там говорят про ориентацию по мху? С северной стороны он растет или с южной?

– Кажется, с северной… – припомнила, ощупывая кору дерева и стараясь не вляпаться ногами в собственную рвоту.

К моему удивлению, дуб был покрыт мхом полностью – со всех сторон и даже изнутри, в довольно широкой расселине, пробитой не то молнией, не то непонятно чем…

И вот тут-то, согнувшись, с просунутой внутрь старого, рассохшегося дерева головой, я услышала это в первый раз.

Нет, не шум дороги, который так надеялась услышать.

Вой. Долгий, тоскливый, леденящий душу вой, вознесшийся над лесом.

Дернувшись и подскочив от испуга, я пребольно ударилась головой о нависающий надо мной рваный край расселины в дереве.

– Что… это? – пробормотала, осторожно вылезая наружу. Потопталась, обхватывая себя руками – снова стало холодно.

Не трудно было догадаться – «что это». Почему-то про волков или шакалов я не подумала, хоть в этих лесах их куда больше, чем медведей.

Вой стих на мгновение и снова разнесся, подхватываемый откуда-то с другой стороны леса другим, точно таким же. И еще одним… и еще…

Боже, да их тут целая стая!

Ноги не слушались, путались и спотыкались от страха, но я заставила их двигаться, и побежала в сторону мной же протоптанной тропинки, не заморачиваясь с тем, что громко хрущу ветками – если кто рядом, все равно услышит… или унюхает.

Под кронами деревьями стало еще темнее, хоть луна уже стояла высоко, кое-как освещая мне дорогу. Если бы не она, пришлось бы бежать наугад.

Под непрекращающийся звериный вой я неслась туда, откуда прибежала – все быстрее и быстрее, уже чувствуя вокруг движение и понимая, что никакое бегство меня не спасет, что любой хищник в разы быстрее человека...

Надо залезть на дерево, вдруг осенило меня. Ведь это же медведи хорошо лазят, а волки или шакалы – совсем нет!

Стараясь не думать о том, что я буду делать, когда меня окружит и станет караулить целая стая, я остановилась, лихорадочно оглядываясь в поисках хоть одного дерева, на котором смогу зацепиться за нижние ветки и подтянуться наверх…

И оцепенела.

Впереди, метрах в пятнадцати вдоль по тропинке, на самой границе освещенного луной пространства и кромешной ночной тьмы, светились глаза. Узко посаженные, золотисто-желтые… и несомненно звериные. Волчьи.

Медленно-медленно, глотая слюну, я отступила на шаг назад, зачем-то теперь стараясь не шуметь – хотя надо было делать это раньше.

Глаза порхнули в мою сторону. Я снова шагнула назад – еще медленнее, чувствуя себя как в ночном кошмаре, когда хочешь убежать или улететь, но что-то не пускает снизу – ноги вязнут в странном, магическом киселе…

А потом, слишком низко переступая, зацепилась пяткой о торчащий из земли корень, потеряла равновесие, ойкнула и беспомощно замахала руками.


Для страшных глаз напротив это послужило приказом «фас», и с коротким рыком зверь ринулся на меня.

– Мама! – заорала я, падая на спину.

Нет, не шакал. Волк. Даже не так – волчище. Огромный и совершенно черный в ночном освещении – с когтистыми лапами и скалящейся, страшной зубастой пастью.

Мне крышка – успела подумать я, приземляясь на пятую точку и закрывая руками голову. Не поможет, конечно – только продлю свои страдания…

Но зверь так и не успел напасть – что-то произошло. Будто молниеносный вихрь пронесся над тропинкой – мощным ударом, прямо на лету сбивая хищника со своей траектории и укатываясь вместе с ним куда-то во тьму. И тут же лес огласился звуками борьбы – глухое рычание мешалось с шипением, с треском разрываемой острыми зубами плоти… что-то хрустнуло, ударило, повалилось, шелестя сухими ветками… И под свет луны на тропинку выкатились, сцепившись, уже два зверя – тот, что нападал на меня и еще один – столь же огромный, но немного светлее, скорее серый, чем черный…

Хватая друг друга окровавленными челюстями, волки безжалостно дрались за меня – их добычу.

Не дожидаясь, чтобы узнать, кто выйдет из этой схватки победителем, во второй раз за сегодняшний день я поползла – на трясущихся коленях, совершенно ничего не видя от слез, и уже неважно куда, лишь бы отсюда… лишь бы еще хоть пару минут пожить без ощущения зубов и когтей на собственном лице…

Но несколько минут не получилось.

Сзади раздался жалобный, болезненный скулеж, и в мою сторону понесся, взбивая тяжеленными лапами слой прелых листьев, волк-победитель.

Догнал, повалил, прижал к земле и утробно зарычал прямо над ухом, скалясь и обдавая меня горячим дыханием с запахом крови.

– Пожалуйста… – уже в голос заплакала я, зажмуриваясь. – Пожалуйста, не надо…

На мгновение он остановился, будто мои мольбы возымели действие. Я даже посмела приподнять голову, на что зверь снова грозно рыкнул, словно приказывал мне не шевелиться.

– Хорошо-хорошо… – зашептала я, всхлипывая и снова укладываясь щекой на листья. – Только не ешь меня, пожалуйста… Посмотри, какая я тощая… и не вкусная вовсе…

Будто решив проверить, правда ли это, волк склонился еще ниже и шумно втянул носом воздух, обнюхивая меня. Издал странный, похожий на урчание звук, помотал башкой и вдруг широко и смачно лизнул меня в щеку.

Сейчас хватанет, поняла я, теряя абсолютно все силы и волю к сопротивлению. Будто инстинкт самосохранения решил, что нечего ему тут больше делать и покинул мой разум – всё равно не понадобится.

Обмякая всем телом, я замерла и даже почти не дернулась, когда в шею мне больно вонзились два острейших клыка – тяжелых и твердых, словно обточенные камни.

Слава богу, не в лицо! – успела подумать, перед тем, как потерять сознание под вновь огласивший небо волчий вой – уже не тоскливый, а вполне себе победный.





Глава 3




Под все тот же вой я резко проснулась и поняла, что он только у меня в голове, а слышу я голоса – простые, человеческие.

– …думаешь, поэтому она все еще жива?

Я напряглась – мужской голос. Грубоватый, но молодой, с каким-то странно знакомым акцентом.

Ответом ему было молчание. Потом вздох.

– Не знаю, Брайен. Ничего не знаю. Просто предполагаю…

А вот этот голос я узнала сразу же, мгновенно. И акцент тоже узнала. Шевельнула ресницами, пытаясь открыть глаза, и поняла, что не могу этого сделать – на глаза надели какую-то повязку!

Подвигала руками – с ужасом понимая, что руки привязаны к тому, на чем я лежу.

Спокойно, Настюх, спокойно – внушала себе… Где бы ты сейчас ни была, это лучше, чем, чем в лесу, окруженная волчьей стаей. Но как же я и в самом деле выжила?! Неужели мой профессор настолько крут, что сумел разыскать меня в ночи, да еще и волков отогнал своим умением превращаться в монстра?

Ведь я отчетливо помню – нависшая надо мной голова огромного зверя, шершавый длинный язык, пробующий меня на вкус… И эти зубы… боже какие у него были кошмарные зубы…

Я передернулась и тут же застонала от боли – эта тварь действительно укусила меня!

– Кажись, проснулась.

– Вижу. Стейси Маллори?

Ну хоть не «Анастейша» – и на том спасибо! Я медленно кивнула – после того, как мать взяла фамилию Грега, моего американского отчима, я – действительно, Маллори.

– Почему я связана? – голос звучал хрипло и рвано, а горло так саднило, будто я кричала, не останавливаясь, много часов подряд.

– Чтобы не поднялась, пока мы не будем… готовы. Как твоя рана? Болит?

Я машинально кивнула, пытаясь понять, о чем он. «Готовы» к чему?