Море лоскутных кошек

 * * *  



Глава первая

Шепот искалеченных





Все люди в мире совершили самоубийство одновременно. В середине рабочего дня они просто прекратили то, чем занимались, и смотрели друг на друга. Это случилось везде, в 11:34 по тихоокеанскому времени. Как будто все было запланировано. Как будто каждый человек на Земле подписал договор о самоубийстве, чтобы убить себя в это конкретное время. И все они сделали это. Все до последнего. В кратчайшие сроки.





Все, кроме меня.

В то время я был в баре, как и каждый вторник утром. Я всегда позволяю себе один день в неделю, чтобы забыть о моей скудной пенсии и просто пить.

Я прихожу туда в 8:00 утра. В девять я начинаю пить, пока не смогу стоять, обычно это занимает около двадцати минут. Часто я начинаю с жесткого дерьма. Если я чувствую себя обезвоженным, я пью пиво. Но важно не смешивать слишком много пива и крепкого алкоголя. Пиво убивает мою потенцию.

К 11:00 утра я потерял сознание. Мои руки обвились вокруг металлических ножек барного стула, твердый плиточный пол был холодным. Зик – единственный бармен в центре города, которому не наплевать, если вы становитесь слишком шумными, сукин сын сломает вам ноги алюминиевой битой, но он ничего не сделает, когда клиент потеряет сознание на полу бара в полдень в 11:30.

Я обычно просыпаюсь около трех и начинаю снова, пью до десяти вечера. Я просыпаюсь на диване или в ванной комнате на следующий день. Не совсем уверен, как я добрался до дома. В Сиэтле приличный общественный транспорт, но я, наверное, иду домой, по крутым холмам, моя рвота на каждом углу. Но я думаю, это не имеет значения. Когда я просыпаюсь дома, я могу выпить ещё, дабы заглушить своё похмелье и снова заснуть.

Никто никогда не пытается помешать мне пить таким образом. У меня нет семьи, которая заботится обо мне. У меня нет коллег или друзей, которые могли бы вмешаться. Думаю, мне повезло. Выпивка – это то, что спасло мою жизнь. Если бы я не был выведен из строя в 11:34 в прошлый вторник, я бы убил себя, как и все остальные.





Возможно, я не убил себя в прошлый вторник, но я попытался. Господи, я пытался. Я помню, что видел в себе что-то уродливое, что-то несчастное, что всегда было во мне, просто ждал, чтобы я это заметил. Отвращение накапливалось во мне, пока я просто не захотел умереть, прямо там и тогда. Не то чтобы я раньше не думал о самоубийстве. Я размышлял об этом каждый день. Никогда раньше я не был таким бесполезным сукиным сыном, который заслуживал смерти. Но я никогда не действовал. Я никогда не соглашался со всей душой, что самоубийство было правильным поступком. До этого момента. Я увидел пустую бутылку «Wild Turkey» на прилавке – Зик всегда оставлял пустые бутылки, чтобы показать мне, какой жалкий человек я был – и я поднялся к стойке, чтобы достать ее. Но мои мышцы ослабли и я упал на пол. Я попытался разбить бутылку, чтобы разрезать яремную вену. Но у меня не было сил. Я не мог оторваться от пола больше чем на дюйм. Бутылка слабо постучала по плитке, словно я настукивал запоминающуюся мелодию в голове, а не пытался разбить бутылку. Я заметил, что и другие люди в баре тоже пытались убить себя. Но они были гораздо менее пьяны, чем я; они смогли разбить свои бокалы и пивные бутылки, и были достаточно трезвыми, чтобы закончить начатую работу. Зик был первым, кто пошел на это. Он использовал нож для резки извести. Просто поднял его над стойкой и изо всех сил врезал себе в лицо. Нож вошел в его лоб, и он плюхнулся назад. Смотря на его мертвую задницу, я потерял сознание.





Я проснулся около трех, как всегда, встал и плюхнулся на барную стойку, чтобы заказать шот и пиво. Но Зик все еще был мертв на полу. Другие пьяные завсегдатаи, так же лежали в лужах крови.

Первым делом я взял пиво у парня, сидевшего ближе всего ко мне, и сел обратно. Мне было все равно, что все мертвы. Мне нужно было выпить. Ничто не раздражает меня больше, чем отсутствие алкоголя, когда я просыпаюсь.

Я увидел себя в зеркале, висевшем напротив меня. Зеркальное изображение не было знакомо. Мое лицо было жестоким с возрастом. Всего шестьдесят семь, но я выглядел так, будто мне было за 80 или за 90 лет. Мое тело засохло. Морщины глубокие и длинные, будто порезаны бритвой. Мои белые глаза были красно-желтые. Живой труп.

Я не знал, почему они все убили себя. Вероятно, был какой-то разговор, в котором они все согласились с тем, что больше не стоит жить. Я думал о том, чтобы позвонить в полицию. Телефон был только на другой стороне бара. Но потом я понял, что может быть лучше просто взять бутылку виски и пойти выпить в парке.

Две бутылки виски. По одному на каждую руку. Выйдя из бара на солнечный свет, я понял, что что-то не так. Катастрофа. Повсюду был огонь и дым. Вокруг были мертвые тела. Автомобили врезались в здания и в другие машины.

Не было никаких звуков пожарных машин или машин скорой помощи. Было тихо. Только звук пламени потрескивающий в близлежащих зданиях.



Я просто сел на тротуар в центре города, пил виски и смотрел на катастрофу, как будто это было по телевизору.

Я увидел старуху, висящую на столбе. Строительные рабочие с отбойными молотками в черепах. Дюжина или около того офисных работников роились, как насекомые, по тротуарам. Должно быть, прыгали с окон зданий. Я не осознавал, что все это было реально, пока не увидел маленьких детей, лежащих мертвыми в парке. Возможно, была какая-то экскурсия в детском саду. Они сидели в кругу с полиэтиленовыми пакетами на голове, плотно привязанными к шеям шнурками. Сумки были заполнены окурками, газированными банками, обрывками бумаги, разным мусором. Видимо учителя пытались научить их ценности чистой окружающей среды, прямо, перед тем как они решили задушить себя.

Изображение горело в моем мозгу. Дети были одеты, как куклы. Свинячие хвосты, ленты, локоны, цветочные платья, рубашки на пуговицах, заправленные в синие джинсы, ковбойские пояса, пушистые розовые рюкзаки. Все мертвы. Самоубийство было просто еще одним классным проектом. Учителя лежали в середине круга, дабы показать им, как это делается. Муравьи уже начали добираться до них.

Я хотел разрыдаться. Не только из-за трупов и муравьев, но и из-за всей этой ситуации. Тем не менее, это был счастливый солнечный день. Я обернулся и обнял колени, подавив рвоту, я выпил половину бутылки.





Глава вторая

Гадкий внутри






Я бродил по всему городу, размышляя о том, что могло произойти. Впрочем, логического объяснения не было. Общество просто решило, что больше не хочет идти дальше.

«К черту вас», – закричал я на трупы лежащие на улице, допив вторую бутылку виски и разбив ее о знак остановки. «К черту всех вас».

Большинство винных магазинов было закрыто, поэтому я вернулся к Зику, чтобы выпить еще. Я больше не мог справляться. Любой алкоголь, который я выпивал, просто выходил из меня. Но это не имело значения. Я должен был продолжать пить.

Я взял еще три бутылки у Зика. Я вытащил толстого расистского бармена в ванную и использовал его голову вместо писсуара. Если бы чей-то труп заслужил мочиться на него, это был бы старый Зик. Или моя. Два самых бесполезных сукиных сына, которых я знал, а я знал много сукиных сыновей. Я не хотел возвращаться в свою квартиру, поэтому я просто бродил по улицам и пил. По всему городу был один и тот же сценарий. Мертвые тела. Мертвые, гниющие, вонючие ебаные тела.

В течение нескольких дней я пил и находился в ступоре. Алкоголя было слишком много, чтобы оставаться трезвым. Я пил, пока мой разум не становился туманным. Спал в парках или на этажах угловых витрин. Я просто ел мусор. Чипсы, конфеты, бисквиты «Twinkies». Все, что могло бы успокоить мой желудок, чтобы я мог продолжать пить больше.

Я часто травился. Мое тело отвергало еду. Позже я заболел гриппом из-за того, что спал на улице. Я затащил свою вонючую плоть в один из этих модных отелей в центре города и заселился в люкс. Включил обогреватель на полную мощность, завернулся в мягкие чистые одеяла и уснул.





Я провел пару дней, пытаясь выздороветь. Перестал пить. Пришлось выходить за едой, шатаясь, как зомби, с одеялом отеля, обмотанным вокруг моей шеи, через вестибюль в сувенирный магазин. Переступая через трупы, как пустые пивные банки. Нужно больше конфет.

В своей болезни я начал думать о других людях, которые еще могут быть живы. Люди в коме в больницах. Несомненно, были и другие люди, которые не смогли убить себя и выжили, как я.

Только, в отличие от меня, они все еще недееспособны. Они все еще были там, и никто не заботился о них. Мое сердце чувствовало себя подобно камню в моей груди.

Слишком много дней я пил и находился в забвении, люди лежали в больничных койках и медленно умирали. Не займет много времени, чтобы умереть от обезвоживания. Я убил их. Я мог бы спасти многих, но вместо этого я решил пить. Я убил их.

Я чувствовал себя такой ужасной кучей дерьма. Жалкий старый труп, гниющий в своей постели. Мои крики были мне незнакомы, хрустящие и чуждые. В комнате не было алкоголя, чтобы облегчить боль. Мне пришлось пережить это. Я пил какой-то сироп от кашля стоявшем на ночном столике, но я не мог заснуть, запертый, под одеялами, со своими трезвыми мыслями.





На следующее утро я пошел прямо в больничный округ. Моя болезнь все еще мучала меня, но я должен был убедиться, жив ли кто-нибудь.

По дороге я встречал бар за баром, которые были открыты и будто подзывали меня, но я не собирался пить. Я собирался нести ответственность. Я собирался поставить других людей на первое место.

Некоторые из них могут быть еще живы, подумал я. Подключенные к аппаратам. Эти аппараты сами могут поддерживать жизнь, не так ли? Кто-то должен был быть там.

В больничном округе должны были быть кучки больниц, но я знал только, где находится отделение неотложной помощи. Я помню центральную улицу, которая была прямо у входа в отделение неотложной помощи, где машины скорой помощи всегда были припаркованы.

Когда я пришел, не было припарковано ни одной машин скорой помощи. Все выглядело мертвым. Как и везде. Я посмотрел на окна высоко над головой, размышляя, жив ли там кто-нибудь. Я пытался искать комнаты, в которых пациенты могли быть прикованы к койкам.

«Я должен спасти их», – повторял я снова и снова. «Даже если они прикованы к постели, я должен заботиться о них до конца своей жизни, я все равно собираюсь их спасти».

Мои ноги сделали два шага в больницу, затем развернули меня и привели в ближайший бар. Я не оглядывался. Я просто плотно закрыл глаза и нахмурился от солнечного тепла, прижимающегося к моим губам.





Я переехал в хороший пригород с видом на Пьюджет-Саунд. Я всегда хотел жить у воды. Там хороший вид. Но на самом деле я приехал сюда, потому что пригород не пахнет смертью. В этой части города большинство домов пустовало. Все были в городе, на работе или в школе в 11:34 утра.

Центр города гнилой. Собаки и крысы поедают тела. Мне нужно было выбраться оттуда, нужно запереться вдали от мира. Поэтому я загрузил грузовик едой, спиртными напитками и множеством фильмов из видеомагазина. Я не знаю, как долго будет оставаться электричество, но я собираюсь пить и смотреть фильмы как можно дольше.

Может быть, когда электричество отключится, я попытаюсь убить себя и присоединиться к остальной части человечества.





Глава третья

Переполненные банки с мочой





Прошла неделя. Завтра вторник. Я боюсь вторника. Интересно, будет ли у меня неконтролируемое желание убить себя в 11:34 снова? Я сомневаюсь, что стану слишком неспособным к самоубийству, если снова начну думать об этих безобразных мыслях.

Я сижу на удобном кожаном кресле в чужой гостиной, перед телевизором размером с стену и смотрю мультфильмы Рокки и Буллвинкля на DVD.

Я снял все фотографии семьи, которая раньше здесь жила, чтобы мне не пришлось смотреть на них. Я носил их фланелевую пижаму, ел из их тарелок, спал в их кроватях. Я не хотел знать, кто они. В воздухе еще держались запахи. В ванной комнате, на диване, на кухне у кофемашины. Было достаточно тревожно чувствовать их запах.

По крайней мере, их трупы не находились где-то в задней комнате.