Мы платим железом
Часть 51 из 57 Информация о книге
Публичного изнасилования не случилось. Произошло худшее: ублюдок всадил в низ живота девки метровой длины тесак и принялся ворочать им у несчастной внутри. Та даже не вскрикнула. И дернулась только один раз. Хочется верить, что ублюдок убил ее первым же ударом. – Ты глянь-ка, Трюгви! Этот колдун кончил! – раздался надо мной возглас Траусти Крумисона. Всё. Мое терпение тоже кончилось. – Милая! – Я коснулся плеча жены. – Сможешь воткнуть стрелу ему в брюхо? – В ухо? – не расслышала Заря. – В кишки! – крикнул я. – Пусть тоже повеселится! Загудела тетива – и жрец сложился пополам. – Один! – заорал я во всю мочь по-скандинавски. – Тебе, Один! Это был сигнал. Перекрывая рев толпы, ночь разорвал леденящий души рык. Наш главный воин Одина перешел в боевое состояние и, расшвыряв языческих прихожан, вырвался на освещенную площадку, устроив там реалити-шоу «Полетели клочки по закоулочкам». Олухи с дубинками кинулись на помощь служителям культа, но были перехвачены отрядом варягов Трувора. И вмиг превращены последними в кровавое рагу. Перун и Один сегодня действовали заодно. – Лечь! Всем лечь! – заревел я, добавляя в голос накопившуюся ярость. – Лечь! Лечь! – подхватили наши. – Перун!!! Команду выполнила лишь часть толпы. Многие остались на ногах – и не по собственной воле. Слишком тесно. Ну да сейчас станет попросторнее. Толпа отхлынула от идолов. Те, кто был в задних рядах, не все, только наименее одурманенные, кинулись к выходу. Впереди – местный младший персонал, оказавшийся к воротам ближе всех. Но – облом. Ворота блокировал строй моих исполнительных дренгов. Стена щитов, ощетинившаяся копьями. Служки кровожадных столярных изделий притормозили, набираясь храбрости… И тут щитоносцы разом присели, а в дело вступили кирьялы. Залп – и подмастерья навсегда лишились возможности стать мастерами. А до прихожан наконец-то начало доходить, что дело скверно пахнет не только для несчастных жертв, но и для них самих. Наиболее сообразительные попадали на колени, воздев руки к звездам. У стены дома, на крыше которого мы обосновались, бурлила толпа. Некоторые пытались проникнуть внутрь здания, но двери оказались заблокированы. Надо думать, теми, кто сидел внутри. – Успокойте их! – велел я братьям. Крумисоны прыгнули с крыши прямо на головы обезумевших участников праздника и сразу взялись за работу. У них была четкая инструкция: убивать только тех, кто окажет вооруженное сопротивление. Таковых оказалось двое. Остальные вняли голосу разума и железа, проворно исполнив команду «ложись». Неорганизованно, вповалку, на кого-то наступив, кого-то придавив, но очень, очень быстро. Потому что мечи были лишь вспомогательным средством вразумления. Основным же аргументом оказались стрелы, которые летели в замешкавшихся. Пусть стрелки и старались не убивать, а ранить, но всё равно это была сильная аргументация. Нельзя сказать, что сопротивление было совсем незначительным. В одном месте, на козырной площадке рядом с идолами, нашим дали отпор. Никак не меньше десятка паломников проворно расхватали копья и дубинки, оброненные жреческой стражей, построились клином и попытались пробиться к выходу, безжалостно расшвыривая толпу и топча тех, кто по собственной или чужой воле выполнил команду «лечь». Если бы им удалось дойти до ворот, там бы они все и легли: балахоны паломников – неважная защита от стрел. Но Трувор среагировал вовремя. И, главное, вовремя же сообразил, что у нас есть шанс обзавестись очень интересными заложниками. – Брать живыми! – заревел он и первым кинулся на перехват боевитого десятка. Щитов у наших не было – только атакующее вооружение и броня. Но у многих с собой имелись крючья на веревках, предназначенные для быстрого преодоления заборов, стен и прочего. Такой крюк, брошенный опытной рукой, прекрасно цеплялся и за одежду, и за небронированные части тела. Оставалось только «подсечь» и выдернуть орущую рыбку из косяка. Меньше минуты – и группа прорыва разобрана на составляющие тушки, связанные по всем правилам боевого искусства. Разобравшись с теми, кто «праздновал» на открытом воздухе, мы занялись захватом строений. Ну как захватом… Это перед паломниками можно закрыть двери. Когда за дело взялись наши, запершиеся внутри быстренько отперлись и приняли позы покорности. Пока младший состав нашего войска сортировал заложников и распределял их по подсобным помещениям, хускарлы, или по-здешнему гридь, занялись самым интересным. Трофеями. И тут сразу стало ясно, на чьей улице нынче праздник. Трофеев оказалось – море. Тут и серебро, и золото, и дорогие ткани. И оружие, кстати. Вот зачем, интересно, «мирным» сваргам с шипованными дубинками доспех византийского всадника? Но лежащее по ларям, подвалам и чердакам – это было далеко не всё. Главное, как всегда, – в схоронках. Взятые в разработку старшие служители культа поначалу повели себя вполне достойно. Продержались куда дольше, чем те же франкские архиереи. Однако перед мастерством профессионалов устоять не смогли: выдали не только те тайники, которые были устроены непосредственно на капище, но и лесные «кладовки». Их опустошали уже под утро, когда к нам подтянулись варяги, честно отплясавшие танец Перуна в мирном варианте. Предпоследними (и это радовало!) о нашей акции узнали Рюрик и его ближайшие приспешники, а последним – симпатичный мне черниговский княжич Честа. Княжич был возмущен, обижен, оскорблен и заявил, что он нам теперь враг навеки. И поставленный надзирать за ним полоцкий воевода Андот был с ним полностью солидарен. Но не потому, я думаю, что переживал по поводу осквернения святыни. Ему, скандинаву, на обидки местных богов начхать. А вот то, что полоцких не допустили к дележке, было обидно. К моему немалому удивлению, Рюрик отнесся к нашей ночной акции вполне лояльно. И даже принял на себя весь гнев полоцких, ни словом не обмолвившись о том, что сам – ни сном ни духом. Желаете расторгнуть союз? Да не вопрос. Топайте домой. Меньше народу, больше кислороду. Добычи то есть. Вот чем я не могу не восхищаться, так это политической гибкостью этого дана. И его умением мгновенно оценить ситуацию и принять правильное, то есть наиболее прибыльное решение. Стоило Рюрику мельком глянуть на наших лучших пленников, как он тут же одобрил наше самоуправство. И даже дольку от награбленного не потребовал. Зачем ему долька от нашей дольки, когда мы только что буквально на блюдечке принесли ему ключи от Смоленска? Как я и предполагал, повязанная нами языческая паства на девять десятых состояла из смольнян. И не последних по статусу. Значительная часть городской верхушки плюс члены их семей. Зажиточные горожане, то бишь местный средний класс. И опять-таки члены их семей, которые, поглядев на развлечения викингов со служителями культа и примерив эти острые ощущения на себя, были готовы отдать всё, включая исподнее, только бы никого из них не привязывали к пыточным столбам. Воинское сословие тоже было представлено неслабо. Восемьдесят три дружинника, причем почти все – элита. И все, отмечу, живы, хотя и не все – целы. Нам невероятно повезло, что они были под кайфом. За что отдельное спасибо сваргам. Большая удача! И дело даже не в том, что они сейчас сидят связанные в сарае, а не стоят на смоленских стенах. Это ж гридь князя Дира. А князь для своей дружины, как папа – для любимых сыночков. Так что это не просто заложники. Это, считай, мы лично Дира взяли за гениталии. Он просто обязан в лепешку расшибиться, а своих бойцов выручить. В противном случае прочая гридь огласит ему вотум недоверия, примерно как я недавно – Рюрику, и пойдут искать другого князя. Ну и кто после этого скажет, что я не молодец? Глава 49 Дипломатия князя Рюрика в действии Полоцкие не ушли. Однако из нашего союза их исключили. Рюрик преподнес это так, что они «уволились по собственному желанию». Полоцкий княжич обиделся еще больше. На всех, включая меня. Страшный воевода – тоже. Но конкретно на Рюрика. Вызвал его на хольмганг. Как викинг викинга. Кто из них сильнее, я мог только предполагать. Когда-то Хрёрек был грозным бойцом. Покруче Трувора. Но насколько Рюрик восстановил форму после ранения, оценить было трудно. С тех пор я ни в бою, ни в поединке князя не видел. И не увидел. От хольмганга князь отказался. Мол, негоже ему, большому и важному, рубиться с каким-то там заштатным воеводишкой. Выйти вместо князя тут же вызвался наш знакомец Стег Измор. Но тут уж Андот отказался. Сплюнул и обозвал Рюрика лужей свиного дерьма, от которого так и смердит трусостью. Рюрик оскорбление проигнорировал, и грозный свей отправился восвояси. То есть в свой лагерь. А примерно через часок с зеленой веткой переговорщика к нам пожаловал смоленский князь Дир. Смотрелся смоленский лидер серьезно. Могучий вояка в полном расцвете сил. Причем не из тех, которые только и знают «бей-убивай». Интеллект явно в наличии. Равно как и чувство собственного достоинства, чтоб не сказать – важности. Роль просителя подходила ему примерно как фата невесты – берсерку. Дир смирил гордыню ради общего блага и сразу сообщил: сдавать город он не собирается. Проигравшим себя не считает, но мы коварно захватили целую толпу тех, кого он обещал защищать, и он готов обсудить размер выкупа. Да побыстрее, потому что нехорошо, когда эти самые подзащитные страдают во вражеской неволе. Прибывшие с Диром уважаемые граждане города Смоленска поддержали сие заявление одобрительными возгласами. Надо думать, упомянутые смоленским лидером подзащитные были и им не чужими. С нашей стороны переговорщиком выступил Рюрик. Мы с Трувором скромно стояли у него за спиной. Мой тесть убедил меня (и это было несложно), что как переговорщик Рюрик даст нам сто очков форы и всё равно обгонит в первой трети дистанции. Рюрик, следует отдать ему должное, проявил себя настоящим гроссмейстером, удивив всех с первого же хода, когда вот так сразу взял и заявил: Смоленск ему не нужен. Подождал, пока окружающие осмыслят заявление, выдержал еще полминуты театральной паузы и озвучил желаемое. Нужна же Рюрику, как оказалось, лишь добросердечная дружба уважаемого Дира и благополучное разрешение всех образовавшихся между потенциальными друзьями недоразумений. Дир слегка опешил от такой доброжелательности. И поинтересовался: а как же все наши предшествующие действия? Осада, кощунственные действия, захват заложников? Как-то всё это далеко от предложения дружбы. Иногда старшему брату стоит показать силу, чтобы младший брат осознал свое место, сообщил смоленскому князю Рюрик. Что же касается кощунственных действий в отношении местных богов, захвата заложников, грабежа и надругательств над служителями культа, то он готов поклясться всеми богами, включая пострадавшего Сварога, что сие произошло без его, Рюрика, ведома, и никто из его личной дружины в данном беспределе участия не принимал. Изложено это было несколько другими словами, но смысл подразумевался именно такой, и главное смоленский князь уловил на лету. То есть, предположил он, уважаемый собеседник желает стать ему, Диру, старшим братом? И всё? Именно так, подтвердил Рюрик. И ему, и его брату Аскольду, к которому он, Рюрик, тоже расположен весьма благожелательно, поскольку абсолютно уверен: втроем они способны на воистину великие дела, в масштабах которых осада Смоленска – это сущая безделица. Так что ему, Рюрику, нет никакого смысла на этот самый Смоленск претендовать. И он, как было сказано ранее, и не претендует. То есть, уточнил смоленский князь, если он, Дир, сейчас признает Рюрика старшим братом и сделает то же от лица Аскольда, то конфликт между ними и Рюриком будет исчерпан? Так и есть, охотно подтвердил Рюрик. И незаконно захваченных граждан Смоленска немедленно освободят? Освободят, подтвердил Рюрик. После того как будет согласован размер компенсации. И снова рассыпался в комплиментах собеседнику и заверениях, что лично он, Рюрик, никаких выкупов-шмыкупов за пленных требовать не станет. Ему нужно лишь официальное признание его, Рюрика, старшим братом Аскольда и Дира. Но поскольку некоторое недопонимание между всеми нами имело место и, более того, принесло определенные убытки, материальные и моральные, то было бы справедливо выплатить некую компенсацию. Восполнить, так сказать, потери. Тут уж Дир совсем расцвел, а я едва не вмешался в процесс переговоров, но Трувор положил мне руку на плечо и шепнул: