На краю бездны

Она кивнула.

– Это очень важная информация, – заметил Чань, нахмурившись.

– Но она же не говорит о том, что…

Он махнул рукой, словно отводя это возражение.

– Я знаю, что это еще ни о чем не говорит. Но если эти девушки бывали с Джулиусом в клубе, в ресторане и на его яхте, то вполне вероятно, что они с ним спали.

– Вероятно…

Чань присел рядом с ней на краешек кровати и украдкой взглянул на нее. Мойре в голову пришла мысль, что он похож на мальчишку на первом свидании.

– Могу я узнать, где мой телефон и планшет?

– В данный момент они у Санни, шофера такси, в «Се Ля Ви», клубе на Агилар-стрит. Если вас спросят, где вы были, вы ответите, что были в клубе: он пользуется успехом у иностранцев. Как только я подам ему знак, он за вами приедет.

Мойра встала и подошла к стене, где были пришпилены фотографии жертв. В горле застрял комок. Все они были красивы до и безобразно изуродованы после.

– Окажите мне любезность, – сказала она. – Пожалуйста, не пришпиливайте мое фото рядом с остальными.





* * *


– Она вышла из дома, – сказала Регина Лим в телефон. – Она в клубе «Се Ля Ви».

– Вы полагаете, у нее там с кем-то назначена встреча?

– Вполне возможно.

– Регина, – сказал Мин, – бросьте вы эту паранойю. Мойра молода, а сейчас она на грани срыва. Ей необходимо сбросить напряжение. Этот клуб я знаю: там часто бывают французы.

– Знаю. Хотите, я туда кого-нибудь пошлю?

– Не надо. Продолжайте отслеживать ее звонки и доложите мне об этом завтра.

– Хорошо, господин Мин. Хорошего вечера.

Босс отсоединился, а она перевернулась на другой бок и положила очки на ночной столик. Тело, лежащее рядом с ней, от этого стало чуть расплываться, но не настолько, чтобы не увидеть молочно-белой кожи, широких плеч, мощной фигуры с мускулистыми бедрами и маленькой, почти незаметной грудью, и гривку тонких светлых волос, которые практически ничего не прикрывали. Регина Лим наклонилась и раздвинула языком губы Туве Йохансен, отдававшие кофе и ментоловой сигаретой. Норвежка ответила на поцелуй, и оба языка пустились во влажный ригодон, а сухопарая, нервная рука начальницы службы безопасности тем временем расчищала себе дорогу между длинных ног блондинки. Туве застонала. Тогда Регина неспешно ввела ее царственное накачанное бедро между своих бедер и почувствовала, как резвые и умелые пальцы Туве принялись раскапывать и теребить укромный уголок ее тела, продвигаясь все глубже и глубже. Она закрыла глаза.





* * *


Мойра заперла за собой дверь и бросила сумку на диванчик в гостиной. Было около часу ночи. Она сняла футболку и отправилась в ванную. Расстегнула лифчик и поглядела на себя в зеркало.

Выходя из ванной, еще с мокрыми волосами, она снова подумала о Чане. Ей понравились его чисто азиатская сдержанность и предупредительность, и, конечно же, ее не оставили равнодушной его притворная жесткость и необщительность. Она снова почувствовала напряжение, которое не проходило, пока они сидели рядом в его крошечной квартирке, и это было приятное напряжение.

Наконец-то нашелся в этом городе хоть один человек, который не вызывал недоверия, от которого не надо было обороняться… Мойра понимала, что они и дальше будут видеться, что это неизбежно. И удивилась, найдя эту перспективу приятной, несмотря на сложившиеся обстоятельства. Потом вспомнила свою фотографию, пришпиленную к стене рядом с фотографиями жертв, и ледяной холод поднялся от ног по всему телу. Она быстро забралась под одеяло и погасила свет. Ее била дрожь.

– Спокойной ночи, Мойра.

Это был голос DEUS’а.





* * *


Мойра проснулась среди ночи. Спала она чутко и была уверена, что слышала за дверью какой-то шум. По полу в коридоре тихо шаркали шаги. Так передвигается тот, кто не хочет, чтобы его обнаружили, а потому все время останавливается и прислушивается. Может, это нетвердой походкой возвращался домой ночной гуляка… Но что-то говорило ей, что гуляка тут ни при чем. Мойра настороженно прислушалась. Ничего. Но она чувствовала: там кто-то был… После этого она долгие часы провела без сна, с отчаянно бьющимся сердцем, то и дело прислушиваясь, и задремала лишь под утро.






41




Козуэй-Бэй, убежище от тайфунов, порт Гонконга. Он притулился возле входа в туннель Харбор-кроссинг, в нескольких кабельтовых от Гонконгского королевского яхт-клуба. Это было первое из убежищ, когда-либо построенных в порту после тайфуна 1874 года.

На борту восьмиметрового легкого и валкого катера «Бостонский китобой» они направлялись к убежищу, скользя по серой воде пролива. Катер принадлежал к флотилии полиции Гонконга, насчитывавшей около сотни плавсредств. Солнце на востоке поднялось уже довольно высоко, но с трудом пробивалось сквозь плотный туман, висевший над проливом. За катером летели чайки, переругиваясь на лету, но их проклятья перекрывали рев мотора и плеск волн, с монотонным гудением разбивавшихся о форштевень. Бодрящий утренний воздух отдавал йодом, океаном и водяными брызгами, но к этому примешивался и запах солярки, принесенный ветром от утреннего потока автомобилей.

Ветер шевелил седые волосы Элайджи и ласково гладил густой ежик Чаня. Оба стояли на корме и, прищурившись, вглядывались в приближающийся сквозь туман вход в убежище и в силуэт яхты-джонки, стоящей за молом на якоре. В тумане контуры джонки казались нарисованными угольным карандашом.

Гонконгский порт не только самый крупный торговый порт в мире, он еще служит стоянкой для множества прогулочных судов класса люкс. И джонка Мина не уступала им в роскоши. Сейчас Чань наблюдал, как она проявлялась из тумана, как настоящий пиратский корабль: в отличие от традиционных обводов, у нее была закругленная корма, а на верхней палубе натянут тент. Он уже многое выяснил об этой джонке: длина 28,5 метра, ширина 7,93; сделана из тика и индонезийского яколя[49], чья очень прочная древесина служит материалом для остова судна, его обшивки и киля; снабжена двумя семисотлошадными моторами «Роллс-Ройс»; на борту имеется картина Ренуара. Чань знал, что джонка служила Джулиусу холостяцкой квартирой, и по большей части он жил здесь. Но время от времени отец реквизировал судно, чтобы принять каких-нибудь важных гостей, и тогда Джулиус отправлялся ночевать в отель «Восточный мандарин».

Войдя во внутреннюю гавань, «Бостонский китобой» замедлил ход. Нырнул носом в воду, когда по инерции шел вдоль борта джонки. За скоростными трассами, идущими вокруг залива, в тумане угадывались тени небоскребов Центрального района. Они словно плыли в пустоте, и Чань подумал, что, наверное, в ясную погоду на закате это зрелище просто роскошно. В час, когда все эти гиганты из стекла и бетона зажигали огни, а Пик погружался в темноту, на западе разгорался кроваво-красный пожар.

Но сейчас Чань ухватился за мокрые, скользкие перила джонки, поднялся на нижнюю палубу вместе с двумя полицейскими в форме, ступил на тиковый настил, и ему открылся весь размах царящего там бардака. Над палубой словно прошел ураган – целое торнадо алкоголя и прочих, менее дозволенных законом субстанций. Повсюду валялись пустые бутылки из-под шампанского «Моэт и Шандон», переполненные пепельницы, тарелки с едой; на настиле палубы виднелись черные метки от окурков, которые гасили каблуками. Тут же катались винные бутылки, вторя ритму бортовой качки, а за ними – почему-то красные сатиновые трусы. На банкетке при приближении полицейских проснулась парочка весьма забулдыжного и непотребного вида. Какой-то длинный белобрысый парень в шортах и толстовке с капюшоном бродил по палубе, сливая все, что осталось в бутылках, себе в фужер. В руке у него дымилась сигарета с наркотиком. Гуляка обернулся, увидел полицейских и смешно попытался спрятать косячок за спину.

– Э-э… – только и смог произнести он.

Его налитые кровью глаза были обведены синими кругами, волосы встрепаны, словно он только что вскочил с постели. Может, так оно и было, только вряд ли он вообще сегодня ложился.

– Где Джулиус? – спросил Элайджа.

Челюсть у парня отвисла, и он не мог произнести ни звука, только мотнул подбородком куда-то внутрь джонки. Повернув головы, оба полицейских рассмотрели внутренность каюты: накрытый стол с десятком приборов и Ренуар – портрет молодой темноволосой женщины на желтом фоне в золоченой раме. Но к ним тут же подошла другая женщина, молодая китаянка. Весь окружающий бардак, казалось, не имел к ней никакого отношения. Она была во фраке и белой рубашке с черным галстуком-бабочкой. Чань взглянул на ее лицо совершенного овала и подумал, что никогда еще не видел такой красавицы. В памяти сразу возникло лицо Мойры, и он спросил себя, какая из них ему больше по душе. Девушка смерила вошедших холодным взглядом, заметила полицейских в форме и остановила взгляд на Чане.

– Что вам угодно?

– Мы хотели бы допросить Джулиуса Мина.

– Он спит.

– Ну так разбудите его, – степенно и важно сказал Элайджа.

Температура в глазах дамы упала еще на несколько градусов.

– А постановление у вас есть?

Жестом фокусника-престидижитатора Элайджа с нескрываемым удовольствием вытащил из кармана сложенный листок бумаги.

– Всё в порядке, Джеки, – произнес у нее за спиной чей-то голос.

Джулиус. В шортах, голый по пояс, босиком. Как и у белобрысого, у него были красные глаза, и он, похоже, в эту ночь тоже почти не спал. Он не стал завязывать волосы в хвост, и они длинным черным дождем падали на плечи, что придавало ему вид эстрадного певца или актера какого-нибудь исторического фильма с сабельными боями и акробатическими трюками. Грудные, дельтовидные и брюшные мышцы были у него развиты, как у человека, который много времени проводит в спортзале.

– Вот черт, ну и сушняк…

Джулиус выхватил из рук белобрысого бутылку шампанского и принялся пить прямо из горлышка. Потом его взгляд остановился на Чане.

– Мы, кажется, уже знакомы, – приветливо сказал он, поставив бутылку.

Взгляд его в этот момент был ясным и теплым, почти дружеским. Но странное дело: от него веяло пронизывающим холодом. И улыбка Джулиуса была не просто улыбка; это было предупреждение, послание, которое говорило: «Полегче, ребята, полегче, вы еще сами не понимаете, во что ввязались».

– Кто вы такие? – спросил он, поскольку Чань на его мимику не отреагировал. – И чего вы хотите?

– Полиция Гонконга, – ответил Старик. – Хотим задать вам несколько вопросов.

– Это официально?

Вместо ответа Элайджа помахал сложенным листком.

– Всё в порядке, Джеки, – повторил Джулиус прекрасной китаянке. Потом, повернувшись на пятках, обратился к полицейским: – Следуйте за мной, господа.





* * *


– Кто такая Джеки? – спросил Элайджа.

Они вошли в низкую дверь и оказались на камбузе, который, по образцу других помещений, внутри был обшит акажу. Посередине стоял круглый стол из лакированного дерева. Сквозь иллюминатор Чань разглядел серый силуэт яхт-клуба, окруженный беловатыми ракушками парусов.

– Она – моя ассистентка, правая рука и любовница. – Джулиус подошел к перколятору и, повернувшись ко всем спиной, стал готовить себе кофе. – Так что за вопросы вы собирались мне задать?