На краю бездны

Мойра быстро подсчитала: «Мин инкорпорейтед» оценивалась примерно в 753 миллиарда долларов. Значит, каждый получит около 7 миллиардов. Вот интересно, какой процент человеческих особей согласится убить за 7 миллиардов и какой – откажется? Или, если проще, согласится закрыть глаза на убийство, не принимая в нем участия? В гостиной присутствовали еще двое охранников в форме. В отличие от тех, что стояли снаружи, они были вооружены. У Регины пистолет отобрали. А эти сколько получат за грязное дело?

Свет постоянно мигал, и Мойра спросила себя, что произойдет, если он совсем погаснет. Охрана их сразу расстреляет? Под прицелом были только они с Региной.

– Ну вот, началось; мы к этому наконец-то пришли… – тихо сказал Мин.

На Регину он не смотрел. Он смотрел на нее.

Так же тихо и мягко он что-то сказал по-кантонски начальнице службы безопасности. Та что-то быстро и нервно возразила, тоже по-кантонски. Мойра увидела, как глаза Мина загорелись яростью. Он не любил получать отпор. Повернувшись к охранникам, босс что-то приказал им по-мандарински, они подошли к Регине, схватили ее за руки и куда-то потащили. Начальница службы безопасности на прощание бросила через плечо последнее проклятье. У Мойры закружилась голова, сердце выскакивало из груди. Что они собираются с ней сделать?

– Оставьте нас, – сказал Мин Туве, доктору Капур и Джулиусу. – Мне надо поговорить с Мойрой.

– Но… – начал было его сын.

– Я сказал: оставьте нас, – повторил Мин по-английски, а потом по-кантонски тоном, не терпящим возражений.

Выходя из комнаты, Джулиус втянул голову в плечи, и лицо его побагровело. Туве Йохансен бросила на Мойру леденящий душу взгляд. Когда они вышли из комнаты, Мин Цзяньфен повернулся к ней, и ее охватил тот же ужас, что когда-то перед камерой в одной из комнат штаб-квартиры компании в Центральном округе.





* * *


– Двадцать восемь лет… – тихо и внятно произнес Мин. – Двадцать восемь…

Узкие глаза под игуаньими веками сверкнули, словно по ним пробежала искра короткого замыкания. Он подошел к изображению святого Себастьяна и секунду смотрел на него, заведя руки за спину.

– Много лет я все думал, увижу ли тебя еще раз… Вот так, во плоти. Я не раз собирался сам отправиться в Париж. Знаешь, я издали следил за каждым твоим шагом, за твоей жизнью. Нанимал частных детективов, чтобы получить твои фотографии, новости о тебе… А потом появился Интернет и мобильные телефоны, и все стало намного проще…

Он обернулся и пристально посмотрел на нее.

– У меня куча твоих фотографий: в пять лет, в десять, в двенадцать… где ты играешь в саду или смотришь в окно.

– Я знаю, папа…

Мин бросил на нее быстрый, острый взгляд.

– Ты поэтому и согласилась принять этот пост в компании, чтобы увидеться со мной?

– Тогда я еще не была уверена…

– Что я – твой отец?

Мойра кивнула.

– А сейчас уверена?

– Я сравнила наши ДНК.

– Скажи спасибо Отделу электронного здоровья во главе с доктором Капур, – иронически заметил он. – Ты из-за этого потребовала доступ ко всем данным, включая мои?

– Ты сам знаешь. Ты с самого начала знал, что именно я ищу, и хотел, чтобы я докопалась до истины… Что я действительно твоя дочь… Регина допытывалась, почему ты не арестовал меня раньше, почему позволил копаться в данных…

Мойра вспомнила его слова во время той первой виртуальной встречи с ним в Центральном районе: «Не возникало ли у вас желания лгать матери?».

Мин улыбнулся и принялся ходить взад-вперед по огромной гостиной.

– А мне захотелось, чтобы ты увидела все, чем мы тут занимаемся. Мир завтрашнего дня.

– А сбои DEUS’а? Твоих рук дело?

– Это она тебе сказала?

– Нет, это я так считаю.

Он покачал головой.

– Ты ведь знаешь, у меня была дочь, Пин Йе. Блестящая девочка. Вундеркинд. Пин Йе была вся в меня, плоть от плоти моей. Мы во всем были похожи. Ничего общего с Джулиусом: этот – вылитая мать. Пин Йе должна была унаследовать всю мою «империю». Она подняла бы ее на такую высоту… И тут эта чертова авария. Ты на нее очень похожа…

– Но у меня нет с тобой абсолютно ничего общего, – возразила Мойра.

– Это тебе так только кажется… Только кажется… Я мог бы убить твою мать, но не сделал этого.


– Там было много народу. Китайская делегация, с которой ты приехал… в частном отеле в Шестнадцатом округе… Помнишь? Вечеринка весной… Кажется, в тот день я и была зачата. Ты был тогда молод. Кто знает, может, в то время тебе хватало их просто насиловать…

– Я вижу, она тебе все рассказала…

На какую-то долю секунды ее вдруг охватило отчаянье.

– Да, и мне пришлось с этим расти…

– Пойдем, – сказал Мин. – Пошли, пошли.

Теперь он что-то держал в руке. Мойра не смогла бы сказать, в какой момент это появилось. Какой-то компактный черный предмет… револьвер.

– Куда пошли? Куда мы идем?

– Наверх.





* * *


Куда делись все остальные? А охранники? Они должны быть где-то неподалеку… Мойра с Мином дошли до ротонды, потом поднялись по винтовой лестнице на второй этаж и по коридору дошли до какой-то двери.

«Наверное, это его спальня», – констатировала она, входя.

Широкая кровать резного дерева была приподнята над полом. Застекленные двери обрамляли тяжелые двойные шторы из тафты. А за окном бушевала буря: Мойра видела деревья, похожие на птиц, которые вот-вот улетят. И в спальне Мин не закрыл ставни. Ему нравилось это зрелище, весь этот ужас, это неистовство…

– И что мы тут будем делать?

– А ты что подумала? Что я стану тебя насиловать? Ведь ты моя дочь…

– А как ты узнал, что я твоя дочь? В конце концов, ты ее изнасиловал и уехал обратно в Китай. С чего вдруг ты стал беспокоиться обо мне?

Мин подошел к золоченому барочному комоду, украшенному орнаментом в виде ракушек, выдвинул один из ящиков, достал пачку писем и протянул ей.

– Что это?

– Это письма, которые твоя мать посылала мне в течение двенадцати лет, до самой смерти.

Мойра узнала почерк на конвертах, но открывать их не собиралась.

– Она могла тебе и соврать.

– Первый тест на отцовство я сдал через два года после твоего рождения, второй – через десять лет, когда такие тесты стали распространяться. Сначала я даже оплачивал твою медицинскую страховку… В отличие от тебя, я всегда знал, что мы с тобой в близком родстве. Поначалу это был просто интерес издалека, весьма смутный, да у меня и времени на тебя не было. К тому же у меня было двое детей. И я ограничивался тем, что высылал твоей матери деньги, столько, сколько она запрашивала. Чтобы она молчала… чтобы совесть была чиста… в конце концов, ты ведь моя дочь… ну, уж не знаю, что еще… Ты никогда не задавалась вопросом, почему вы жили в большом, удобном доме при ее нищенской зарплате? Ее переводы не могли дать достаточную сумму, чтобы оплачивать жилье.

– Мама всегда говорила, что ей ничего от тебя не нужно.

– Врала. Она меня презирала и ненавидела. Но, тем не менее, деньги от меня принимала… Два раза в год в ваш почтовый ящик опускали чек. Она ни разу ни одного чека не отослала обратно. И писала мне, чтобы рассказать о тебе… Я стал интересоваться тобой, когда погибла Пин Йе. Думаю, я нуждался в некоей… компенсации и рассматривал тебя как возможную названую дочь… К тому же ты училась и занималась тем, что было мне сродни. И я понял, что ты действительно дочь своего отца. Вот тогда я и начал более тщательно за тобой наблюдать. А когда ты появилась в «Фейсбуке», я уже знал, что надо найти какой-то способ встретиться с тобой и поговорить… Я мог бы составить тебе протекцию при приеме в «Мин инкорпорейтед», но это не понадобилось: ты прошла все тесты выше всяческих похвал, дорогая.

Он улыбался и так пожирал ее глазами, что ей стало не по себе.

– Конечно, ты моя дочь, тут сомнений быть не может… И я думаю, что ты приехала сюда, чтобы восстановить справедливость, после того, что я сделал с твоей матерью…

После того, что я сделал с твоей матерью… У Мойры возникло ощущение, что кровь в ее жилах перестала течь и застыла.

– Ты ведь с самого начала знала, кто я, – прибавил Мин.

– Что ты насильник? Знала. Что ты убийца? Тогда еще нет… Я расскажу тебе один сон, который вижу очень часто. Сон про китайца.

И она, пристально глядя ему в глаза, рассказала сон во всех подробностях. Никакой реакции не последовало.

– Из-за мамы я выросла бок о бок с этим кошмаром, как с раковой опухолью в мозгу. Учеба, карьера – все имело только одну цель: добраться до тебя. Я знала, кем ты теперь стал, – мама рассказывала, да и пресса публиковала много статей. Это не ты заманил меня в западню, а я сама сюда приехала, по доброй воле, полностью осознавая ситуацию… Я рассчитывала, насколько возможно, приблизиться к тебе, удостовериться, что ты действительно мой отец, и устроить скандал. Мне хотелось, чтобы весь мир узнал, кто ты такой есть. А когда тот… полицейский рассказал мне о «Черном князе боли», я поняла, что ты дошел до ручки.

Пистолет постоянно держал ее под прицелом.

– «Черный князь боли», говоришь? Забавно… – пробормотал Мин.

Он на миг опустил пистолет и снова поднял.

– Раздевайся!

Голос его изменился. Мойра вгляделась в его лицо и содрогнулась. Сердце заледенело в груди. В глазах отца под тяжелыми «игуаньими» веками не осталось ничего человеческого. Она увидела только две двери, ведущие в древний сумрак, к чему-то примитивному и жестокому. Это был взгляд варана Комодо, черного каймана или анаконды.