На крутом вираже

– Даже на щебне можно обнаружить какие-то следы, – наставительно произнес Лисицын. – Характерное расположение камней, которые сдвинули борющиеся люди…

– Значит, Котов был убит на стройплощадке… – задумчиво проговорил Лев. – Этот вывод окончательный?

– Думаю, да. Не вижу, что могло бы нас заставить усомниться в этом выводе.

– Хорошо, тогда давайте перейдем к Галустяну. Что известно о нем?

– Здесь все данные исходят не от нас, а от патологоанатомов, – ответил Лисицын. – Они только недавно прислали мне заключение. Вот оно, я вам передам копию. – И он вручил Гурову документ на трех страницах. – Сказать вам в общих чертах выводы наших врачей?

– Да, если не трудно, познакомьте меня с ними, – попросил Лев. – Так вы мне сэкономите время.

– Пожалуйста. Андрей Галустян скончался от удушья. Он был задушен с помощью веревки, ее следы остались на шее убитого. Смерть наступила между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. Особо отмечено, что до этого Галустяна оглушили, ударив тупым предметом по голове.

– То есть в момент смерти он уже находился в бессознательном состоянии?

– Скорее всего, так.

– Что ж, благодарю вас, майор, – сказал Гуров, вставая. – Но вы упомянули какое-то особое обстоятельство и обещали рассказать о нем позже. Что за обстоятельство такое?

– Да, я обещал… – смущенно произнес Лисицын. – Видите ли, следствие по этому делу, по всем трем убийствам, поручено старшему следователю Игорю Денисовичу Железнову. Он старший советник юстиции, человек опытный, со стажем, но…

– Ну, смелее, майор, – подбодрил его Гуров. – Что там у вас за «но»?

– Как бы это точнее выразиться… Игорь Денисович человек несколько прямолинейный… Действует, так сказать, нахрапом. Берет самое простое объяснение и подгоняет под него все обстоятельства. А если они не подгоняются, он их просто отбрасывает. И еще – он очень не любит сотрудничать с коллегами из полиции или прокуратуры. А вам, видимо, придется иметь с ним дело. Так что вы учтите… некоторые особенности.

– Спасибо, учту, – кивнул Лев. – Хорошо, что предупредили. Но мне за годы работы доводилось иметь дело с самыми разными коллегами. Иногда чуть не до драки доходило, честное слово. Но всегда как-то разруливали. Еще раз спасибо.

Он вышел из управления, намереваясь ехать к вдове Дениса Котова. Но тут у него зазвонил телефон. Это был Глухов.

– Лев Иванович, мы нашли важную улику! – с ходу сообщил майор. – Хорошо бы вам на нее взглянуть. Вы сейчас где?

– Стою возле управления. А ты где? О чем вообще идет речь?

– Я в доме Галустяна. Проводим обыск. Сначала ничего интересного не было. Но вот только что я нашел одну записку, которая дает нашему расследованию совсем новое направление. Вам надо бы на нее посмотреть, прежде чем ее у нас изымут.

– И кто же может изъять?

– Да следователь Железнов, – ответил майор. – Он только что звонил, спрашивал, что дал обыск. Я не мог не сказать о записке – это получалось бы обман следствия, сокрытие улики. Ну а он как услышал, о чем в записке говорится, тут же закричал, что сейчас приедет и ее заберет. Вам рассказать, что в записке?

– Нет, лучше я сам на нее взгляну, – сказал Гуров. – Постараюсь приехать как можно скорее. А ты знаешь что сделай, майор. Ведь в доме Галустяна наверняка есть сканер, правда? Ты возьми, сними копию с этой записки, чтобы у нас осталась.





Глава 9




Ехать пришлось недолго – ресторатор жил в престижном районе города, недалеко от берега Волги. Здесь, на бывшей окраине, вовсю разворачивалось жилищное строительство. Уже возвышались несколько разноэтажных многоквартирных домов современной архитектуры, между ними стояли два десятка коттеджей. Один из них принадлежал семье Галустяна.

Водитель остановил автомобиль рядом с другой полицейской машиной – очевидно, на ней приехал Глухов. Гуров вошел в дом, и первый, кого он встретил, был как раз майор.

– Вот и вы! – воскликнул он. – Идемте, я покажу записку и покажу место, где мы ее нашли. Место, надо сказать, необычное…

– А где хозяева дома? – спросил Гуров, проходя вслед за майором через гостиную. – Что-то их не видно. Ушли, что ли?

– Нет, они здесь. Жена Галустяна очень тяжело пережила смерть мужа. Тут врач была, даже целая бригада врачей. У Нины Аршаковны нечто вроде сердечного приступа, ей делали укол… В общем, ее уложили спать, с ней сиделка. А дети у себя в комнатах.

– А много детей?

– Трое. Старшей дочери уже семнадцать лет, школу оканчивает, так что сможет помогать матери. Собственно, она, Ани Галустян, меня и встречала. Вот, сюда пройдемте. – И майор показал Гурову, куда надо пройти.

– Это что – кладовка? – удивился Лев.

– Точно, кладовка и есть, – кивнул Глухов. – Я же говорил – необычное место для хранения деловых бумаг. Мы в первую очередь кабинет осмотрели, в спальне тоже глянули… Нигде ничего такого, что привлекало бы внимание. И вдруг в кладовке… Вот она, записка; лежит там, где мы ее и нашли.

Они вошли в просторное помещение без окон. На всех стенах виднелись полки, закрытые стеклянными дверцами. Майор открыл одну дверцу, достал банку и подал ее Гурову. Лев поставил банку на стол, открыл. Банка наполовину была полна рисом. А поверх риса лежал сложенный листок бумаги. Он взял его, развернул. Это был лист обычной бумаги для принтера формата А4, почти целиком покрытый записями, сделанными мелким четким почерком. Вверху стояло нечто вроде заголовка: «Операции Киршера за прошлый год». Дальше шли названия каких-то акционерных обществ, фирм, банков. И против каждого стояла дата и сумма. Суммы были разные, но Гуров обратил внимание на одну из последних записей. Она касалась вывода средств из банка «Основа» в общество с ограниченной ответственностью «Стрела». Сумма выводимых средств составляла 130 миллионов рублей.

– Вы понимаете, какая это бомба? – произнес майор. – Это же полностью меняет картину, которую…

– Ты копию снял? – перебил его Лев.


– Да, мне Ани показала принтер, и я с ее помощью сделал даже три копии.

– Это хорошо. Хотя, конечно, лучше бы иметь в руках сам документ. Потому что первым делом…

Гуров не успел закончить свою мысль. Послышались приближающиеся шаги, голоса, и в дверях кладовки показались сразу несколько человек. Впереди шел мужчина лет сорока, с волевым выражением лица, в обычном костюме. За ним следовали двое других, помоложе. Быстро взглянув на Гурова и увидев у него в руках бумагу, вошедший обратился к майору:

– Это тот самый документ? А это кто, твой сотрудник?

– Это полковник Лев Гуров из Москвы, – объяснил Глухов.

Человек с волевым лицом замер на секунду, потом повернулся к Гурову и произнес:

– Виноват, не представился. Старший следователь Игорь Денисович Железнов. Рад знакомству. Будем работать бок о бок.

Он изобразил на лице подобие улыбки и протянул руку. Едва Гуров ее пожал, старший следователь снова заговорил:

– Однако сейчас я вынужден требовать передать мне этот документ. Дело об убийстве веду я, и все улики должны сосредоточиться в моем ведении. Позвольте…

Но Лев не спешил отдавать записку. Он сложил ее и, все так же держа в руках, сказал:

– Разумеется, улики должны сосредотачиваться у того, кто ведет дело. Но раз речь идет о документе, написанном от руки, правильным будет сразу же провести почерковедческую экспертизу. А это можно сделать только в нашей лаборатории. Давайте я сейчас передам эту записку экспертам, а вам мы отдадим копию. Потом, после экспертизы, вы получите и оригинал.

– Так вы сделали копии? – На лице старшего следователя отпечаталось недовольство. – Их можно было делать только с моего разрешения!

– Бросьте, Железнов! Нигде в служебных инструкциях нет пункта, который запрещал бы нам делать копии с изъятых документов. Нам это тоже нужно для работы. Вы, кажется, говорили о желании работать бок о бок…

– Я от своих слов не отказываюсь! – гордо заявил старший следователь. – Но документ должен быть у меня! Я сам передам его почерковедам. Дайте его мне!

Гурову не хотелось с первой минуты знакомства вступать в конфликты, он отдал записку следователю. Тот развернул ее, быстро проглядел, потом стал читать снова, уже внимательнее. На его лице проступило возбуждение.

– Ага! Это же документ огромной обличающей силы! Все становится на свои места! Теперь ясно, кто организовал убийство Галустяна. Да и остальные два убийства тоже.

– И кто же это, по-вашему?

– Как «кто»? Вы же читали эту записку! Ход событий становится совершенно ясным! Совершенно!

– И вы можете его описать, этот ход?

– Что же тут особо описывать? Я повторяю, все совершенно ясно.

– И все же, если вас не затруднит, изложите вашу версию событий, – попросил Гуров. – Чтобы, как вы выражаетесь, все стало ясно.

– Хорошо, изложу. Хотя не очень понимаю, зачем это нужно. Тут не надо быть полковником, чтобы понять ход событий – тут любой сержант сообразит. Итак, уважаемый банкир Александр Львович уже в течение ряда лет занимался финансовыми махинациями. В частности, он практически разорил банк «Основа», в котором состоит председателем правления. Галустяну это каким-то образом стало известно. Скорее всего, у него есть информатор в окружении Киршера. Он собрал все эти сведения и стал шантажировать банкира. Тому ничего не оставалось, как организовать убийство шантажиста. Вот и все.

– Интересная версия, – кивнул Лев. – И она, конечно, имеет право на существование. Но возникают несколько вопросов. Во-первых, действительно ли это писал Галустян? Может быть, это подделка? Во-вторых, даже если это писал он, насколько эти сведения соответствуют действительности? Может, все эти разоблачения высосаны из пальца? А в-третьих, действительно ли Галустян использовал эти данные для шантажа? У нас нет ни одного факта, который бы подтверждал такую версию. В-четвертых…

– Да бросьте, полковник! – прервал его следователь. – «Во-первых, во-вторых…» Как же наш ресторатор мог не использовать такие данные? Для чего их в таком случае собирать? Для общего развития, что ли? Шантаж здесь имел место, это факт!

Гуров уже хотел возразить следователю, но его опередил мелодичный женский голос, который произнес:

– Простите, вы не могли бы говорить тише? Мама заснула, но сон такой… непрочный, она в любой момент может проснуться…

Лев обернулся. В дверях стояла девушка, почти ребенок. Ее опухшее от недавно пролитых слез лицо ясно говорило о перенесенном горе. Это, конечно же, была старшая дочь Галустяна, Ани. Девушка оглядела стоявших в кладовке мужчин, и между ее бровями появилась сердитая складка.

– И я не понимаю, что вы ищете в кладовке? – спросила она. – Вообще, наш дом обыскивают так, словно это не моего отца убили, а он сам кого-то убил!

«Ого, а она девушка с характером!» – подумал Гуров. А вслух сказал:

– Извините за беспокойство. Мы скоро уйдем.

Однако следователь Железнов счел нужным поправить гостя из Москвы, а заодно показать, кто здесь главный:

– Полковник Гуров не совсем точен. Мы уйдем, когда закончим обыск. И будем искать столько, сколько нужно. Если потребуется, весь дом перевернем, ясно? Вы вообще кто – родственница?

– Это дочь погибшего, Ани Галустян, – поспешил внести ясность майор Глухов.

– А, дочь! Это хорошо. Ты ведь знаешь почерк отца, верно? Ну-ка скажи, это он писал? – И Железнов протянул девушке записку, найденную в банке с рисом.

Поведение следователя вызывало в Гурове возмущение, и он, не выдержав, вмешался.

– Вы вовсе не обязаны отвечать на этот вопрос. Мне кажется, следователь Железнов слишком спешит. Обстановка совсем не для опознания почерка. Да и освещение здесь неподходящее…

Как видно, старший следователь не привык, чтобы его так осаживали. Его лицо покраснело, он повернулся к Гурову, готовый произнести что-то злое, может, даже оскорбительное. Однако искоса взглянул на стоявшего рядом Глухова, на девушку в дверях – и сдержался. Вместо злой отповеди он сдержанно произнес: