На пороге Будущего

— Я же знаю тебя, Евгения. У тебя всегда было несколько козырей в рукаве. Стоит только вспомнить твои больницы, школы, поддержку многодетных семей, ипподром, галерею… Ни за что не поверю, что ты изменилась! Наверняка опять задумала какую-нибудь сногсшибательную хитрость, от которой великого царя бросит в пот. Ну, признавайся!

— Нет, нет! — запротестовала Евгения. — Единственный мой план — нашить красивых платьев.

Айнис вскричала:

— Прекрасно! Ты уже познакомилась с Вайлой? Да? Только не вздумай одеваться так, как в Ианте! Я не могу без дрожи вспоминать эти ваши жуткие балахоны. У Вайлы прекрасный вкус, хотя мало кто этим пользуется. С нею ты станешь самой красивой. А теперь покажешь мне дом? Я тут всего несколько раз бывала. Старая царица меня не любила, знаешь ли.

Они поднялись, в который уже раз расхохотались, обнаружив, что опьянели от вина и радости, и, взявшись за руки, отправились по комнатам. Айнис весело давала советы, обещалась помочь Глару набрать хороших слуг. Они и не заметили, как день перевалил за половину. Дама стала прощаться. Евгения проводила ее на первый этаж, задержала в ладони теплую руку. Ее глаза откровенно взглянули в глаза Айнис.

— Знаешь, — сказала она шепотом, — мне иногда кажется, что все это — просто сон. И что я вот-вот проснусь и все окажется как раньше — Киара, моя спальня в башне, и Хален где-то рядом, и Сериада… Не может быть того, что сейчас. Это невозможно, невыносимо, нелепо… Не по-настоящему, потому что настоящее осталось в прошлом.

Айнис ласково погладила ее по щеке, поцеловала в лоб.

— Мне бы тоже хотелось, чтобы было как раньше. Мы не властны над настоящим, надо смириться. Однако в наших силах сделать так, чтобы будущее стало таким, как мы хотим. Пожалуйста, не горюй больше. Я верю, что впереди у тебя еще много хорошего!





27




Алекос пробыл в Летте дольше, чем планировалось. Привлеченные новостью о прорыве дамбы, в город съехались лучшие инженеры, и он воспользовался этим, чтобы провести давно задуманное совещание, а заодно показать специалистам свои проекты и пригласить их участвовать в создании новых училищ, которые готовили бы инженеров и архитекторов. В Матагальпе было немало подобных школ, однако в послевоенном мире все острее ощущалась нехватка профессиональных строителей. Он помнил разбитые дороги южных стран и планировал построить новые, которые связали бы земли до самых дальних пределов. Ему хотелось видеть в своих городах развитую водопроводную систему и уличное освещение. Алекос считал, что жизнь меняется слишком медленно. В его голове роились сотни идей; если бы сбылась хотя бы десятая их часть, мир стал бы совсем другим! Но он понимал, что спешить нельзя. Изменения должны происходить исподволь, поселяться в умах и сердцах, а это требует времени.

Если бы изменения с другими происходили так же быстро, как с ним! Всего менее двух лет назад он был обычным человеком. Ловкий выстрел из лука мог его убить. Он не ведал, что творится на расстоянии каких-нибудь нескольких тсанов, не знал, что случится завтра. Не умел без слов управлять своими людьми. Не смог бы уклониться от опасности и потому вынужден был любую опасность встречать лицом к лицу. Но вдруг — неожиданный удар, который едва не сбил его с ног. Олуди Евгения послала сильнейшее проклятие. Будь на месте Алекоса другой человек, оно уничтожило бы его в считанные дни. Однако инстинкт самосохранения оказался сильнее тех, кто прислал его сюда. Прежняя сила проснулась, чтобы противостоять проклятию, и отразила его. А затем Алекос понял, что может вернуть все утерянное. Он покинул завоеванный Дафар и заперся в царском доме Шурнапала, откуда через несколько дней вышел настоящим богом.

Сегодня он мог, как в давние времена, подняться выше облаков и лететь быстрее ветра. Мог услышать то, что говорят на другом конце города. Мог прозреть предстоящие события и в подробностях наблюдать то, что случилось много лет назад. Мог — но не делал этого.

Сердясь на настоящих бездушных богов, он вспоминал, как был счастлив еще десять лет назад, в своем замке на неприступной скале. Тогда он неделями не ел, не пил и не спал. Мозг работал на полную мощность, и взор погружался в самую суть вещей, на глубину, где пред ним начинали мельтешить мельчайшие атомы. Его давно не устраивало, что он не понимает истинных причин своих удивительных возможностей. Почему он летает, а другие нет? Почему видит то, что не доступно остальным? Истинные родители Алекоса, те, кого люди называют богами, никогда не снисходили до того, чтобы давать ответы. Значит, они его боятся. В ответах не волшебство, не магия, — это физика, и он способен ее понять! Он намерен был любым способом найти ключ к тайне мироздания, пусть бы это потребовало еще трех сотен лет. Ничего не существовало, кроме этой цели, и какое же ликование охватывало его при каждом удачном шаге на этом пути! О, как он был тогда счастлив! До конца времен он будет тосковать по этому не замутненному ничем счастью!

«Но я не был человеком тогда», — говорил себе Алекос, испытывая по этому поводу некое сожаление. Вернувшиеся способности позволяли прямо сегодня, сейчас вновь обратиться к исследованиям, и было непросто отказаться от соблазна. Все же пришлось: не время было уходить в науку. Он с самого начала понимал, какой груз взваливает себе на плечи; понимал еще тогда, когда его верные степняки разоряли Галафрию. И как тогда у него не было другого пути, так нет и теперь: он должен поднять все человечество к тем сверкающим вершинам, что прежде манили его одного. Эта задача посложнее разгадки тайн мироздания! Но по-иному нельзя — не мог же он зайти так далеко только ради того, чтобы его флаг поднялся над дворцом чужих царей! А значит, следует создать новое государство, новых людей. Это работа на много лет, это изматывающий монотонный труд, не имеющий ничего общего со счастливым постижением законов природы. Но и он ведет к прогрессу; и кто знает, быть может, этот путь окажется короче!

Вот почему Алекос отказался от того, что в глазах подданных подняло бы его на недосягаемую, но слишком хорошо всем здесь известную высоту. Олуди не ходят старыми путями. Пускай все другие олуди остаются в прошлом вместе со своим волшебством, предвидением и целительским даром. Он же — один! — управляет будущим. Посему ему необходимо пока оставаться человеком, с человеческими недостатками, слабостями и привязанностями. Он будет вкусно есть, много пить, заниматься любовью, скакать верхом, махать мечом — словом, потакать увлечениям простых людей, и чем успешнее он в этом окажется, тем больше они ему будут доверять.

Не сказать, чтобы это так уж его утомляло. Примитивные развлечения даже нравились ему, но душа все же тосковала по иному.

Алекос с удовольствием задержался бы в Летте, где к его проекту моста через Гетту отнеслись с большим интересом. Мост должен был связать матакрусскую провинцию Дароа с иантийским Ферутом и облегчить сообщение между странами. Но из столицы летели письма с призывами, и он в конце концов покинул самый восточный город империи, где теплое море лизало низкий берег, покрытый ковром водорослей, и с трудом верилось, что это оно разбило мощные каменные укрепления, призванные защищать город от ярости штормов.

Он въехал в Рос-Теору в обеденное время, но даже поесть ему не дали. Как был в пропыленном и мятом дорожном костюме, царь отправился инспектировать управление вновь созданной почтовой службы. Система должна была обслуживать население; в каждом мало-мальски крупном населенном пункте от северного побережья до Галафрии появились учреждения для приема и отправки писем и посылок, были устроены дворы для содержания лошадей и фургонов.

Когда великий царь покидал здание, во дворе к нему подошел первосвященник Энха. Мальрим и телохранители не посмели остановить уважаемого святого отца, и он беспрепятственно прошел к повелителю. Его прислужники в коричневых одеждах оттеснили гвардейцев. Алекосу ничего не оставалось, кроме как учтиво поприветствовать старика.

— И я рад приветствовать великого владыку, — отвечал Энха. Его глаза светились лукавством, он был в прекрасном настроении, хоть и старался хмурить брови. — Не стану скрывать: сегодня я вдвойне счастлив видеть вас, мой господин. Вы доставили такую радость всем моим братьям, больше того — всем вашим подданным!

— Неужели вас так обрадовало мое трехнедельное отсутствие? — осведомился Алекос. — В таком случае я буду чаще покидать столицу!

— Вы знаете, о чем я говорю. Я хотел поблагодарить вас еще до вашего отъезда, но даже мне не удается встретиться с великим царем, когда это необходимо. Пришлось, как видите, перехватывать вас здесь.

Алекос поклонился, смиренно сказал:

— Прошу прощения, что так случилось. Отныне такое не повторится. Мальрим, если отец пожелает меня видеть, проводите его ко мне в ту же минуту.

Громко, чтобы слышали все, от царского распорядителя до выглядывавших из окон клерков почтовой службы, Энха сказал:

— От имени священного братства Матакруса и Ианты я благодарю вас, государь, за то, что вы вернули нам нашу олуди. Час, когда мы услышали о ее приезде в Шурнапал, стал для всех нас часом радости. Благослови вас небо за это! С тех пор дни стали ярче, а ночи светлее. Я горю желанием увидеться с олуди Евгенией. Надеюсь, она прогостит у вас достаточно долго, и все мы сможем насладиться лицезрением ее святой красоты.

Алекос рассмеялся. Матакрусские священники владеют искусством галантной беседы не хуже придворных, но с ними трудно спорить! Энха добавил:

— Я ждал приезда моего брата Ханияра, который также желает выразить вам свою благодарность. Увы, он не смог встать с постели. Ему семьдесят семь лет, и с тех пор, как олуди Евгения покинула Киару, ему не хватает здоровья для долгих путешествий… Он прислал мне письмо. Если позволите, я…

— Не стоит, — перебил Алекос, протягивая руку за бумагой. — Я прочту его вечером. Передайте почтенному отцу, что его радость — лучшая награда для меня.

— Сможет ли он повидать ее, как того желает его сердце?

Царь на секунду задумался.

— Насколько я в курсе, госпожа Евгения до сего дня лишь однажды гостила в Рос-Теоре, и тогда она была занята и не выходила к народу. Нужно просить ее исправить эту оплошность. Уверен, она с радостью примет участие в обрядах вашего храма. А иантийцы, если пожелают, могут приехать к ней сюда, как когда-то крусы ездили в Киару за ее помощью.

Олес, командир гвардии Алекоса, усмехнулся в бороду: приедут, как же! Кто их пустит? А Энха поклонился, не очень-то и пряча улыбку:

— Это прекрасная новость. Мне казалось, что наш народ вряд ли может любить вас больше, чем любил до этого дня, однако сегодня ваша доброта наполнит его сердце горячей благодарностью.


— Не думали же вы, что я настолько жаден, чтобы наслаждаться присутствием олуди Евгении в одиночестве, — сказал Алекос, который сам до этой минуты так и думал. — Позвольте же мне передать госпоже Евгении, что она вольна посещать храмы Рос-Теоры в любой день, когда этого потребуют ритуалы.

— Еще раз благодарю вас, государь, за мудрость и доброту.

Не скрывая удовлетворения, Энха откланялся. Алекос перевел дух. Да, в Матагальпе даже священники считают себя воинами. А вызвать их на поединок нельзя!





* * *


Потянулись дни и месяцы, наполненные разнообразными событиями. Ремонт был полностью закончен, и в доме царицы стало многолюдно. Евгении опять почти никогда не удавалось остаться одной. Всюду ее сопровождали несколько девушек. Сначала это были дочери дворцовых слуг — уважаемого в городе сословия. Все они были красивы и хорошо воспитаны, умели составить компанию, поддержать разговор и вовремя удалиться. Евгения забрала из гарема Лелу, сделав ее своей компаньонкой. Леле было уже двадцать пять, с замужеством не складывалось, и она с радостью ушла с незаметного места служанки гарема, рассчитывая, что уж теперь будет на виду. Под ее началом оказалось больше десятка компаньонок и горничных. Кроме них, в доме служили четверо поваров и дворецкий. Глар хотел найти еще и эконома, но Евгения убедила его самого взяться за ведение хозяйства. В конце концов, говорила она, у нее не так много дел, и юноше не придется постоянно сопровождать ее, а работа по содержанию большого дома послужит на пользу его карьере.

Перебравшись на новое место, она продолжала бывать в гареме. Сначала она приходила к Кардине. Казалось, ей удалось победить опухоль, во всяком случае, начальница чувствовала себя намного бодрее. Заходила она и к Шарре, отвечавшей за здоровье царских наложниц.

Шарре было около сорока, она была незаконной дочерью известного в столице хирурга, у которого многому научилась. В серьезных случаях к наложницам, конечно, приглашали царского врача, но чаще всего обходились помощью ведуньи, которая сочетала медицинские знания с традиционными приемами — готовила травяные отвары, умела заговаривать боль. За помощью и советом к ней приходили многие дворцовые служащие. Вот и сейчас в ее комнатке под лестницей Евгения нашла двух молодых беременных женщин — горничную госпожи Никресаи Рам, супруги Кафура, и жену офицера, жившую вместе с мужем при местном гарнизоне. Все трое встретили госпожу приветливо.

Евгению интересовало, где можно достать лекарственные травы, которые она когда-то применяла в своих отварах и мазях. Она показала ведунье заранее подготовленный список. Просмотрев его, Шарра направилась к полкам, заставленным керамическими и деревянными банками.

— Кое-что я могу дать вам прямо сейчас. А скоро отправлюсь собирать травы по берегам Гетты и в лесах Алемара. Придется взять в два раза больше мешков, чтобы набрать и на вашу долю. Пустырник и шалфей у нас не растут, приходится заказывать в Ианте. А вот этих трав, — она указала несколько названий, — я не знаю.

— Они тоже растут в Ианте. Закажите и их. Я научу вас делать обезболивающий отвар.

Шарра окинула Евгению внимательным взглядом.

— Давно хотела спросить, сколько же вам лет? Наверное, чуть больше тридцати, но выглядите вы моложе. Несомненно, при такой цветущей красоте у вас должно быть прекрасное здоровье.

— Не жалуюсь, — рассмеялась Евгения.

— Это правда, что у олуди не может быть детей? — спросила горничная и тут же покраснела, поняв свою бестактность.

— В моем случае, похоже, так и есть, — ответила Евгения. — И, думается мне, никакая красота не стоит этого счастья. Мне остается лишь завидовать вам.

Шарра вмешалась, задав вопрос, который давно ее беспокоил:

— Кардина говорит, вы ее вылечили. А сама вы как думаете?

— Не уверена. Пока болезнь всего лишь ненадолго отступила, с ней быстро не справиться. Я буду по-прежнему следить за ее здоровьем. Но, пожалуйста, не нужно думать, что я могу исцелять одним прикосновением! Это требует больших затрат времени и сил.

— Но это правда, что вы видите людей насквозь? — воскликнула жена офицера. Она была молода и, пожалуй, хороша собой, но ее лицо казалось утомленным и чересчур бледным.

— Вижу, — призналась Евгения.

— И нас видите? — развеселилась горничная. — Я не больна, надеюсь? С ребенком все в порядке?

— Все в полном порядке. Мальчик здоровый и сильный.

Теперь настала ее очередь смущаться. Она забыла, что есть матери, которые не хотят знать пол своего младенца. Женщина заметно расстроилась.

— Мальчик! А я так наделась, что будет девочка!

Она еще несколько минут беседовала с Шаррой. Горничная ушла. Вторая женщина переминалась у порога, видимо, не решаясь обратиться к олуди. Но все же попросила:

— Посмотрите и на меня, госпожа Евгения. У меня тоже здоровый ребенок?

— Вам вовсе не стоит беспокоиться. А вот если будете зря волноваться, он может родиться раньше срока.

Эти слова не успокоили женщину. Она покачала головой и заплакала.

— Я боюсь, так боюсь! Мне все кажется, что что-то не так.

Когда женщина вышла, Евгения повернулась к Шарре.

— Она доведет себя до выкидыша. Слишком нервничает. И ребенок слабенький, хилый.

Ведунья махнула рукой.

— У нее уже был выкидыш, и все потому же: постоянно чего-то боялась и твердила, что не выносит. Не удивлюсь, если и в этот раз будет так же. Послушайте-ка, госпожа Евгения. Такими способностями, как у вас, пренебрегать нельзя. Вы можете оказать большую помощь многим женщинам. С тех пор, как здесь расположился гарнизон и царь переженил своих солдат на наших женщинах, мне чуть не каждый день приходится принимать роды. Я была бы очень благодарна вам, если б вы помогли мне осматривать женщин и давали им советы.

— Не боитесь, что я украду ваш хлеб? — улыбаясь спросила Евгения.

— Наоборот, клиенток станет намного больше. Но вам вряд ли интересно пропадать в гареме с простыми людьми…