На улице нашей любви
Часть 24 из 74 Информация о книге
— Нисколько, — покачала я головой. — И никаких особых дел у меня не было. Если только не считать, что таращиться на экран компьютера — это важное дело. — Что, творческий кризис? — Это мое постоянное состояние. — Да, книгу написать — это не коктейль смешать, — усмехнулся он. — Чрезвычайно глубокомысленное замечание. Брэден неожиданно встал, так что мы оказались совсем рядом. У меня тут же перехватило дыхание. Слегка откинув голову, я смотрела ему прямо в лицо. — Мне очень жаль, что в последнее время дела мешали нашим встречам. Произнес он это так, словно речь шла о любовных свиданиях. — Ничего страшного, — помотала я головой и смущенно хихикнула. — Вчера я заходил на Дублинскую, но вас не было дома. — Я работала. В баре сейчас большой наплыв посетителей. Я отступила на шаг. Того и гляди, в такой опасной близости от него кровь закипит у меня в жилах. Он положил документы на стол и произнес с улыбкой, которая показалась мне чертовски самодовольной: — Когда мы виделись в последний раз, вид у вас был расстроенный. Может, я вас чем-то обидел? А может, дело было в моей спутнице? Ах ты, проницательная сволочь. — Вики? — уточнила я, вложив в голос как можно больше пренебрежения. Самодовольство, сияющее в его улыбке, стало прямо-таки неприличным. Он кивнул и спросил, глядя мне прямо в глаза: — А вы, оказывается, ревнивы? Каков наглец. Надо же, за эти две недели он решил кардинально сменить тактику. Изобразив на лице величайшее недоумение, я скрестила руки на груди и процедила: — Удивительно, как мне еще удалось втиснуться в эту комнату. Ведь ваше непомерно раздутое самолюбие занимает здесь все пространство без остатка. Брэден расхохотался: — И все же вы выглядели так, словно глотнули уксусу, Джоселин. Скажите, в чем причина? — Во-первых, я вас настоятельно прошу не называть меня Джоселин. Мое имя Джосс. Д-ж-о-с-с. И во-вторых, если хотите знать, вы действительно задели меня своей бестактностью. Намекнув на то, что я принадлежу к вашему семейному кругу. Тогда как мы знакомы всего несколько недель. Он озадаченно вскинул брови, вновь уселся на стол, скрестил руки на груди и погрузился в задумчивость. — Неужели я вас этим задел? — спросил он наконец. — Задели. Да еще как. Он вскинул на меня взгляд, который, как ни странно, показался мне растерянным. — Простите. С моей стороны это действительно была бестактность. Элли рассказала мне про вашу семью. Мне очень жаль. Жар, кипевший в крови, испарился так резко, словно Брэден вдруг повернул кран, выключив свою сексуальность. Что я могла ответить? Что не желаю с ним об этом говорить? Не желаю быть объектом, на котором он тренирует свою проницательность? — Это было давно, — пробормотала я. — Меньше всего на свете мне хотелось задеть ваши чувства. Я сболтнул просто так. Ну, про семейный круг. Но теперь все начинает проясняться. Обед у Элоди… Вы выскочили из-за стола. — Заткнитесь! — рявкнула я и бросилась к нему, как раненое животное, которое пытается укусить обидчика. — Брэден, заткнитесь немедленно! Я ни с кем об этом не говорю. Он сверлил меня взглядом, и мне вдруг стало дико любопытно, что он думает в эту минуту. Что я чокнутая? Что у меня паранойя? Плевать, плевать, плевать! — Да-да, я понял, — закивал он. — Простите. Я не должен был… Я с облегчением отступила, но Брэден, соскочив со стола, вновь приблизился ко мне почти вплотную. — Слушайте, мне тут пришла в голову неплохая мысль. Почему бы нам не устроить в субботу вылазку за город? Нечто вроде пикника. Если погода будет хорошая, махнем, скажем, в Медоуз. Думаю, Элли будет рада, и Адам тоже. А вы как относитесь к этой идее? — Поживем — увидим, — буркнула я. И добавила, призвав на помощь всю свою язвительность: — Боюсь только, вам покажется, что я ревную вас к сэндвичу, которому выпадет счастье утолить ваш голод. Он расхохотался, и смех его возымел на меня свое обычное действие — в животе запорхали бабочки. — Отличный удар! Но я это заслужил! Теперь он был так близко, что мне пришлось немного отступить. — Но вы простите меня и поедете на пикник, правда? Мы ведь друзья? Слово «друзья» он произнес с каким-то саркастическим оттенком. — Брэден… Я смерила его подозрительным взглядом. — Друзья и никто больше. Я уже говорил вам. Если вам нравится притворяться, давайте притворяться оба. — Я и не думала притворяться. Неужели это мой голос звучит так фальшиво и неубедительно? Брэден понимающе ухмыльнулся: — А вот я как раз притворяюсь изо всех сил. Но увы, мои актерские способности оставляют желать лучшего. — Актерские способности? — Ну да. Я совершенно не умею притворяться. И никогда не умел, Джоселин. Он неумолимо приближался ко мне, и во взгляде его светилось намерение, от которого я содрогнулась. Господи, он хочет меня поцеловать. На мне дурацкие линялые джинсы, волосы в кошмарном состоянии, а он хочет меня поцеловать. — Мистер Кармайкл, мистер Розингс и миссис Моррисон уже здесь. По внутренней связи раздался голос Мораг, и Брэден замер, так и не выполнив задуманного. Я одновременно ощутила и облегчение, и разочарование. Наступил самый подходящий момент, чтобы спастись отсюда бегством. — Не буду вам мешать, — бросила я и направилась к дверям. — Джоселин. Я повернулась, стараясь не встречаться с ним глазами. — Да? — Как насчет пикника? Вы поедете? Кровь шумела в ушах, нервы по-прежнему были натянуты как струны. Но я из последних сил пыталась держать себя в руках. — Поеду, — кивнула я. — В качестве соседки вашей сестры. — Но не в качестве моего друга? — насмешливо уточнил он. — Мы с вами не друзья, Брэден, — сказала я, открывая дверь. — С этим я совершенно согласен. Мы с вами не друзья. Мне не было никакой надобности оборачиваться. Я и так знала, с каким выражением он произнес эти слова. Я рысцой пробежала по коридору, махнула рукой Мораг и бросилась к лифту. Скорей, скорей прочь отсюда! Но что произошло? Почему мой платонический друг Брэден исчез бесследно, уступив место прежнему похотливому Костюму? Я ведь не в его вкусе. Или это не так? Выходит, зря я надеялась, что мне ничего не угрожает. Нет, мы с вами не друзья. Слова эти раздавались у меня в ушах, когда я выскочила из здания на свежий воздух. Сами по себе слова ничего не значили. А вот тон, которым он их произнес, значил очень много. Тон, в котором слышался откровенный сексуальный подтекст. Пропади он пропадом. ГЛАВА 10