Найдите Ребекку

— О нем шепотом рассказывали заключенные, которых переправили к нам. Вы, немчура, устроили здесь эпицентр убийств. Я всегда знал…

Кристофер откинулся на спинку стула.

— Что случилось? — перебил он.

— Условия в лагере были вполне терпимые. Нас кормили и заставляли работать, но не слишком изнурительно. Я вполне справлялся. — Кристофер задался вопросом, с какой работой может справляться человек, который прежде не работал никогда в жизни. — Но потом пришел новый коммандант, и все изменилось. Стали меньше кормить, начали бить. Ребекка никогда не могла остаться в стороне, если видела то, что считала… несправедливостью. — Кассин допил виски, и Кристофер налил ему еще. — Там была заключенная, тоже с Джерси. Она была из семьи, которую увезли в лагерь не из-за еврейского происхождения, а из-за участия в Первой мировой войне — дочь сержанта Хиггинса, Анна. Она была не такой сильной, как Ребекка. Один из охранников положил на нее глаз. И начал постоянно изводить ее. Отец Анны заболел, и за нее некому было заступиться. Разумеется, кроме моей Ребекки.

— Твоей Ребекки? — начал Кристофер, но заставил себя умолкнуть. — Продолжай.

— Однажды утром в конце августа охранник попытался ее изнасиловать. Ребекка шла на работу и их увидела. Крики охранника были слышны на другом конце лагеря. Он был небольшим, меньше тысячи заключенных. Охранник вышел из-за барака, держась за голову — по его пальцам текла кровь, Ребекка ударила его лопатой, которую несла. Потом мы увидели Анну, она хромала, положив руку Ребекке на плечи. Вот и все.

— В смысле, все?

— Они забрали ее. И казнили.

Кристофер замер. Слезы ушли. Его наполнили боль, сожаление и гордость. Он не чувствовал тела, словно на его месте сидел чужой человек. Только слышал, как Кассин тянется к бутылке виски. С невероятным усилием он перевел взгляд на пистолет, лежавший на столе. Он мог убить Кассина прямо сейчас. Никто бы не стал задавать вопросов. Даже наоборот, это отвело бы от него подозрения. Убийство Кассина могло бы помочь спасти остальных. Он положил руку на холодный металл пистолета. Их взгляды встретились. Кассин замер, подняв руку с бокалом.

— Ты видел, как все случилось? Как она умерла?

— Я не имел права на такие просьбы.

— Вы близко общались в лагере? Часто она меня вспоминала?

— Мы были близки. Нас объединила ненависть к деяниям твоего народа. Весь лагерь, все люди с Джерси черпали от Ребекки силы. Я не знаю, откуда она их взяла, точно не от матери. Бог знает, где она теперь…

— Я не хочу об этом слышать. Расскажи мне про Ребекку.

Кристофер взял пистолет и направил его на Кассина. Другой рукой он поднес ко рту бокал виски.

Кассин опустил свой почти пустой бокал на стол.

— Я нечасто обсуждал с ней тебя. Я не хотел о тебе слышать, и она это знала. Я мог бы соврать тебе…

— Действительно. Ты частенько поступал так раньше.

— Я слышал, как она говорит о тебе с другими заключенными. — Кассин вспотел. — Они говорили о тебе разные вещи, потому что ты немец… Но она всегда заступалась и отвечала, что национальность значения не имеет, даже в такие времена.

Кристоферу захотелось рассказать Кассину, почему он носит униформу СС, он представил, как будет приятно, если кто-то еще здесь будет знать о его истинных намерениях, истинном «я».

— Я офицер СС, — хрипло выдавил он. — Теперь я офицер СС.

— Почему ты привез меня сюда?

— Я и не думал привозить тебя, — прорычал Кристофер. — Зачем ты мне здесь нужен? Я пытался добиться перевода Ребекки, а они прислали тебя. Это какая-то дурная шутка. Видимо, из-за придуманной мною истории они решили, что это утешительный приз. Что вместо нее я выкуплю тебя.

— Выкупишь? Для кого? Для Дарреллов? Я не понимаю.

— Заткнись, просто заткнись.

Кассин допил виски.

— Что ты будешь со мной делать? Это месть?

Кристофер вспомнил, как отскочила голова Анки, когда пуля пробила ей череп, вспомнил слезы на лице Шульца, когда его убивал Фридрих. Он попытался представить смерть Ребекки, но это было слишком мучительно. Он вспотел, несмотря на холод в кабинете. Это докажет другим эсэсовцам его преданность делу. Это даст ему свободу помогать другим людям, которые заслуживают жизнь. Он почувствовал, как его палец прижимается к курку. Кассин вжался в спинку стула. Кристофер положил пистолет обратно на стол.

— Ты будешь работать в группе под моим руководством, здесь, в экономическом отделе. Выжить в лагере непросто, но я защищу тебя. Пока ты работаешь — ты в безопасности, и я буду стараться сохранить твою жизнь. — Кристофер встал. — Что ты умеешь?

— Сделаю все, что скажешь.

— Просто старайся, как можешь. Если кто-нибудь узнает, почему ты здесь оказался, месть не заставит себя ждать. Если расскажешь кому-нибудь, что мы знакомы или что я знал Ребекку, ты труп. Понятно?

— Да, конечно.

— Здесь нет закона. Во всяком случае, для заключенных. Уважай меня, и я буду защищать тебя, насколько смогу.

Кристофер налил себе последний бокал и протянул Кассину бутылку.





Глава 35





Бессонная ночь закончилась с восходом. Кристофер медленно, с усилием выбрался из кровати и поставил босые ноги на холодный пол. Внутренняя пустота расползлась по всему телу. Он чувствовал себя стариком. Кристофер не стал включать свет, пока одевался. Его глаза уже привыкли к темноте. Он потащился по серой слякоти к машине, его привилегии на время поездок в Берлин. Прожекторы и лампы освещали путь достаточно хорошо, чтобы видеть лица заключенных, поднятых на работу, — они выстраивались на перекличку, и каждый напоминал живой труп. Кристофер остановил машину и вышел посмотреть на место, где пристрелили Анку и человека, который пытался ее спасти. Кровь все еще не убрали — черная лужа на серо-коричневой слякоти.

Через десять минут машина была загружена и готова к поездке. Шесть тяжелых чемоданов, забитых банкнотами. Кристофер с трудом дотащил их до машины. У него больше не осталось никаких задач. Он стал обычным эсэсовцем, который пытался делать свою работу, пытался выжить. Больше не осталось целей, как и причин участвовать в убийстве невинных людей. Он мог оставить себе машину и уехать, сдать большую часть денег в Берлине и скрыться. Попытаться забрать Александру и отца и пересечь границу Швейцарии, денег для взятки у него сколько угодно. Но этого казалось недостаточно.

Он выехал за ворота, навстречу мертвому пейзажу. Кристофер задумался о пистолете на поясе. Если он убьет Фридриха, ему станет легче? Отъехав от лагеря километров на двадцать, он съехал на обочину. Он был совершенно один. Тело в лесу найдут быстро, за пару дней. Они точно будут искать его, если он не доставит деньги. Пистолет был тяжелым и холодным, ледяное дуло упиралось в мягкий висок. Но его тяжесть была приятна. Как он может оставаться частью этой системы? Лучше закончить жизнь так, чем участвовать в ужасах лагеря. Кристофер закрыл глаза. И уронил пистолет на колени. Впервые с тех пор, как он был ребенком, он увидел свою мать такой, какой она могла бы стать сейчас, седой и морщинистой, словно постаревшая Александра. Он убрал пистолет в кобуру. На дороге было пусто. Багажник открылся легко, как и чемоданы. Он взял понемногу из каждого, напомнив себе, что придется подправить записи. В результате у него оказались три большие пачки американской и английской валюты, примерно три тысячи американских долларов.





* * *


Он приехал к дому кузена Харальда повидаться с отцом и сестрой. Они заплакали, когда он рассказал о Ребекке. Кристофер сидел и просто смотрел на них — он чувствовал такое опустошение, что не мог разделить это горе. Алекс подошла и обняла его, но он почти не чувствовал ее прикосновений.

— Я должен рассказать вам кое-что еще. — Его снова охватила такая апатия, что стало тяжело даже говорить. Он рассказал им про Анку, про Шульца, про их убийство.

Александра заговорила первой:

— Кристофер, ты поступил очень храбро, но если бы тебя поймали…

— Если бы поймали меня, а не Шульца, меня бы уже отправили в тюрьму или убили, но погиб он, его пристрелили за несколько секунд. Он знал, на что идет. Но все равно попытался спасти ее. Несмотря ни на что.

— Кристофер, я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью, — взмолилась Александра.

— Эти люди, о которых ты рассказал — Фридрих, Брайтнер, Франкль, Лам, — настоящие монстры. Они сдадут тебя, не сомневаясь ни секунды, — сказал его отец.

— Я знаю, но зачем я вступил в СС, отец? Чтобы продолжать дело Третьего рейха, служить Гитлеру?

— Разумеется, нет, Кристофер, но…

— Я уже принял решение. Мне понадобится ваша помощь. Без вас у меня ничего не получится.

— А система охраны в лагере? Ты ведь, слава богу, бухгалтер, а не коммандос.

— Система охраны? Меня она не касается. Бриллианты, золото — дело другое. Их доставляют отдельно. Моя работа — наличные. Собирать, подсчитывать, записывать и доставлять деньги. Больше этим никто не занимается — во всяком случае, сейчас. Ко мне прислушивается лагеркоммандант. Я возглавляю антикоррупционный комитет, и, говорят, предложенную мной систему уже используют в других лагерях. Я не могу сидеть сложа руки. Не могу быть просто офицером СС. Особенно теперь. Это мой долг перед Ребеккой. Перед Анкой и Шульцем.

— Я попрошу тебя только об одном, — перебил его отец.

— О чем?

— Пережди. Похоже, сейчас в лагере слишком напряженная обстановка. Дождись, пока вступит в должность новый лагеркоммандант, пока ты не узнаешь его получше и он не начнет доверять тебе, как доверял Хёсс. Просто делай свою работу, как все остальные, хотя бы этот месяц до Нового года, а потом посмотрим, какой план лучше разработать. У меня как раз будет время подготовиться.





Глава 36




5 января 1944-го Кристофер встретился с Рудольфом Херцем, руководителем металлообработки фабрики Круппа в Аушвице III — производственного комплекса, построенного возле лагеря, чтобы использовать рабский труд его обитателей. Херц пожал Кристоферу руку, и его секретарь предложил забрать кожаный чемодан, принесенный Кристофером.

— Спасибо, но нет.

Чемодан с легким стуком опустился на тонкий ковер. Херц был лысеющим, полным мужчиной под шестьдесят. У него на столе стоял почти пустой бокал виски. Он сразу предложил Кристоферу выпить, и тот согласился. Кристофер поднес бокал к губам. Над столом висел большой портрет Гитлера.

— Значит, дела идут хорошо?

— О да, хотя цены растут. Всегда только поднимаются. Сначала они просили семь рейхсмарок за еврея, потом девять, теперь двенадцать. Сколько вообще можно требовать за одного еврея?

— Думаю, это зависит от еврея.

Херц рассмеялся, и его лицо болезненно покраснело.

— Верно, и жаловаться мне в общем-то не на что. Во всяком случае, у нас есть бесперебойные поставки евреев. Как вы знаете, они быстро изнашиваются.

— Думаю, они бы держались дольше, если бы вы их получше кормили, — улыбнулся Кристофер.

— Мы все подчиняемся приказам, герр оберштурмфюрер. Я не могу оспаривать правила, установленные СС. Уж вы-то должны знать это лучше всех.