Наша тайна

***



Я снова забарабанила в дверь, хоть и знала, что это бесполезно. В комнате никого не было. В коридоре стояла тишина, будто все, кто остановился на этом этаже, одновременно выехали из номеров. Что ж, вполне вероятно. На часах было девять вечера, и многие наверняка отправились ужинать и наслаждаться ночной жизнью Парижа. Сквозь окно в конце коридора открывался вид на поблескивающие городские огни, разрезающие темноту.

Я спустилась на лифте обратно в лобби. За стойкой ресепшена стоял человек в элегантном черном костюме, но я не собиралась говорить с ним. В моих мыслях всплыло лицо Джуда. Я должна сделать это сама и не успокоюсь, пока не выполню задуманное.

Я нашла мягкое кресло, сидя в котором могла все время следить за входом. Полеты всегда нагоняли на меня сонливость и напряжение: веки тяжелели, а ноги болели от долгого перелета. Раскинувшись в кресле, я подперла голову рукой, отчаянно борясь со сном. В лобби смешались звуки ломанного и беглого французского, а одна женщина, такой же миниатюрной комплекции как Мама Рита, громко говорила по-итальянски. От одного ее вида начинало сосать под ложечкой из-за тоски, о которой хотелось забыть.

Было уже за полночь, когда она, пошатываясь, вошла через главные двери. Она висела на Тесс, и они обе хихикали, как маленькие дети. Проходя мимо, она даже не заметила меня. И, несмотря на улыбку, лицо ее выглядело усталым и изнуренным. Громко говоря, она широко раскидывала руки, и ее голос эхом разносился по всему лобби.

— Мам.

Мне пришлось обратиться к ней дважды, прежде чем она услышала. Замерев на месте, она развернулась и, наконец, заметила меня. Ее немного качнуло, она завалилась на Тесс, которая тоже смотрела на меня, как на галлюцинацию.

— Ханна? — спросила мама. Затем она пришла в себя, широко раскинула руки и на ходу заключила меня в крепкие объятия. Она ненавидела, когда ее заставали врасплох, так что, само собой, притворилась, будто ждала моего приезда. — Ты здесь! Как чудесно! Я так по тебе скучала.

Я выпуталась из ее объятий и нахмурилась.

— Сколько ты сегодня выпила? Ты же в стельку, — сказала я, отталкивая ее руку. От ее дыхания несло сразу несколькими разными коктейлями. Так что сложно было сказать, что она выпила и много ли.

— Всего пару напитков за ужином, — отмахнулась мама. Она обняла меня за плечи и улыбнулась Тесс. — Разве не весело? Теперь это настоящий девчачий отдых.

— Ты должна поехать домой, мама.

Мамина улыбка померкла, однако она не отстранилась от меня. Прокашлявшись, она вновь улыбнулась Тесс.

— Иди наверх, — сказала она. — Мы сейчас придем. Хочу показать Ханне отель.

Тесс отбросила с лица блондинистые кудри и улыбнулась нам. Улыбка получилась сморщенной, словно накануне она съела лимон.

— Конечно. Веселитесь.

Я проследила как Тесс, покачиваясь на каблуках, идет к лифту. Едва за ней закрылись позолоченные двери, мама поволокла меня в угол лобби.

— Нужно иметь стальные нервы, чтобы так со мной разговаривать в присутствии моих друзей, — прошипела мама. Она рухнула в кресло и стала массировать подушечками пальцев закрытые веки. — Что ты здесь делаешь?

— Я приехала забрать тебя домой, — ответила я, скрестив на груди руки.

— Я не могу уехать прямо сейчас, — сказала мама. — Что скажут люди? Они будут смотреть на нас с презрением, Ханна. Они думают, что твой отец тратил их сбережения на свои чертовы таблетки, — она замотала головой. — Я останусь здесь, пока все не уляжется.

— Ты нужна папе, — настаивала я. — Мы обе ему нужны.

По маминому лицу пробежала досада, взгляд остекленел. Она быстро моргнула, беря себя в руки.

— Ханна, я в отпуске. Я не уеду раньше только потому, что ты так сказала.

— Это не игрушки, мам! — воскликнула я. — Это реальная жизнь! Ты не можешь прятаться здесь и притворяться, что все в порядке, когда это не так.

Мамин взгляд тревожно заметался по помещению, она схватила меня за запястье и подтянула ближе к креслу.

— Хватит устраивать сцены. Ты ведешь себя, как избалованный ребенок.

Я захохотала коротким отрывистым смехом, разнесшимся над нами до самого потолка.

— Это я-то ребенок? Ты единственная, кто живет в выдуманном мире. Если тебе что-то не нравится, ты просто делаешь вид, что этого нет. Напиваешься до потери сознания. Ты же плевать хотела на то, с чем нам приходится в это время разбираться. Пока ты можешь убежать, все просто прекрасно, да?

Мама вскочила на ноги и вцепилась в меня взглядом, слегка пошатываясь.

— Я иду спать, Ханна. Поговорим, когда научишься разговаривать как леди, которую я в тебе воспитывала.

Я не отставала от нее все время, пока она пробиралась к дверям лифта.

— И что это за леди такая, мам? Та, которая притворяется, будто у нее нет проблем с алкоголем? Или та, что убегает в Париж с мужиком, который не является ее мужем?

Мама развернулась на каблуках, выпучила глаза и наставила на меня палец.

— Следи за языком. Я все-таки твоя мать.

— Тебе есть хоть какое-то дело до папы? — продолжила докапываться я. — Или ты заботишься лишь о том, чтобы все выглядело идеально? Ведь это единственная форма любви, которая тебе знакома, не так ли? Если люди ведут себя не так, как ты хочешь, ты просто отворачиваешься от них и притворяешься, будто все чудесно.

Мамины губы задрожали.


— Я люблю твоего отца. Всегда любила. Не смей говорить мне о любви, Ханна. Ты понятия не имеешь, на какие жертвы я шла ради твоего отца, чтобы он мог иметь все, чего хотел от жизни. Ты хоть представляешь, как утомительно быть женой Дэниэля Коэна, следить за тем, чтобы все было идеально, и он выглядел безупречно среди своих коллег? Знаешь, почему я притворяюсь? Все ради него.

Она сжала губы в тонкую полоску. Я знала, что она подразумевала именно то, что говорила, но мне было все равно. Я стиснула кулаки. Мне не было жаль свою мать. Она была частью всего этого хаоса.

— Я устала притворяться. Я буду жить по своим собственным правилам. И не стану поступать в Йель. Даже заявление в него не подам. Я отказываюсь быть той, кем ты хочешь меня видеть.

Мама раздула ноздри и покраснела.

— Обсудим это осенью.

Я кивнула.

— Обсудим. Мы обсудим многие вещи, которые изменятся. — Я отступила назад, увеличивая дистанцию между нами. — Приятного тебе отпуска, мам.

Мои зубы стучали, хотя я не замерзла. В Париже стоял июль, и вокруг меня сверкал город. Мимо прошла счастливая влюбленная парочка, голова девушки нежно льнула к плечу парня. В конце улицы шумели немцы, вчетвером изучавшие карту. В последний раз, когда я была в Париже, я позволила себе окунуться в магию города и забыть обо всем на свете.

Но здесь не было магии. Это был обычный город где-то на просторах мира. Ничего особенного.

Наконец усталость взяла верх. Пустота, которая разрасталась во мне с тех пор, как я смотрела вслед уходящему Джуду, накрыла меня с головой. Сев на скамейку в парке, я достала из кармана телефон, который не включала с самой посадки в самолет.

Мобильный ожил, и в ту же секунду на меня посыпались тонны непрочитанных сообщений и не прослушанных голосовых. Но сил проверить их не было.

Подбородок подрагивал, пока я листала список контактов. Ком, который я все это время сдерживала, подступил к горлу, практически лишая возможности дышать. Из-за вновь покатившихся из глаз слез, картинка на экране стала нечеткой.

Нажав на кнопку, я приложила мобильный к уху.

Один гудок, второй, третий…

— Ханна? — затаив дыхание спросили на том конце провода.

Я открыла рот, но с губ сорвался лишь приглушенный всхлип. Плечи задрожали, и я прижала ладонь ко рту.

— Где ты? — спросил Джуд. Его голос звучал одновременно встревоженно и облегченно. — С тобой все в порядке?

— Прости, что не рассказала тебе правду о своей семье, — выдавила я.

— Это уже не важно, — сказал он мне.

— Нет, важно, — запротестовала я. — Правда в том, что я живу в большом одиноком доме, моя мать алкоголичка, а отец сидит на таблетках, и я понятия не имею, как по-другому назвать такую жизнь, если не дерьмовой. Я не хотела, чтобы ты знал об этом.

— У всех нас в чем-то дерьмовая жизнь, Ханна, — ответил Джуд. — Я ничем не лучше тебя. Прости, что накричал. Я злился не на тебя, а на себя за то, что довел ситуацию до такого состояния.

Я закрыла глаза, наслаждаясь звуком его голоса.

— Я никогда не считала себя лучше тебя, — сказала ему я. — Именно поэтому я не хотела ничего с тобой начинать.

— Никогда? — спросил он, усмехнувшись.

— Никогда, — подтвердила я. — Ты чудесный, честный, мужественный, и я боялась, что ты поймешь, что я совсем не такая. — Я сглотнула вновь подступивший к горлу ком.

— Твоя тетя звонила мне, — сказал Джуд. — Она все рассказала, и я… понял. Понял, что ты врала не для того, чтобы обидеть меня, а для того, чтобы защититься.

Я протяжно и с облегчением выдохнула. Я и представить не могла, как сильно мне хотелось, чтобы он сказал это.

— И ты права насчет того, что говорила обо мне, — продолжал Джуд. — Я слишком боюсь жить дальше. Ты отчетливо показала мне это.

— Джуд, я… — начала я, но замолчала. Я понятия не имела, что сказать.

— Сегодня я принял решение, — сообщил он. Его голос звучал решительно и твердо, от сломленности не осталось и следа. — Я собираюсь записаться в армию. Это всегда была моя идея, и я до сих пор хочу этого. Мне просто требовалось мужество, чтобы решиться.

Я проводила взглядом очередную обнимающуюся парочку, прошедшую мимо меня.

— Думаю, это отличное решение, — сказала я. — Не позволяй обстоятельствам сдерживать себя, Джуд.

— Постараюсь, — его голос стал серьезным. — Твоя тетя сказала, что ты уехала, и она решила, что ты можешь быть со мной. Мы пытались дозвониться до тебя весь день. Где ты? Я приеду и заберу тебя, если нужно.

— В Париже.

Последовала пауза.

— В том, что во Франции? — уточнил он.

Я засмеялась.

— Ага.