Наследница молний
Часть 18 из 42 Информация о книге
И тут я осознала собственное незавидное положение. Или завидное? Хоть кто-нибудь мечтал уснуть на диване в кабинете директора школы, будучи одетым аккурат по заветам Коко Шанель – в маленькое черное платьице? Но хуже всего было то, что ладонь Кеймана по-хозяйски лежала на моем колене. И да, он положил ее туда, прекрасно осознавая, что делает. А сейчас просто ждал реакции. Ну и еще протянул руку и вытер слезы со щеки, ввергнув меня в крайнюю степень задумчивости. Однако я успела покоситься на стол и убедиться, что Бастиан убрал личное дело Аннабет обратно в шкаф. К счастью, сегодня огненный король решил меня не подставлять. Наверное, рассудил, что если Кейман выпрет меня из школы, то желание стребовать не получится. – Ты не пьешь зелье, да? – спросил опекун. Я покачала головой. – Зря. Поможет, попробуй. – Выпью, но… мои сны – правда? – В каком смысле? – Я действительно говорю в них с Акорионом или его рисует подсознание? – Тебе снился только Акорион? Больше никто? Я нахмурилась, смутно припоминая какие-то не слишком приличные сны, мучившие меня в прошлом семестре, но решиться рассказать, да и вообще обдумать их, не успела. Дверь кабинета открылась, и… Яспера застыла в проходе. Можно было не сомневаться: магистр Ванджерия увидела и задравшееся до самых границ приличия платье, и руку Кеймана на моем колене, и встрепанные от беспокойного сна волосы. Одни боги ведали, что подумала Яспера, увидев эту картину, однако женщина сначала побледнела, потом покраснела и сжала губы в тонкую ниточку. – Позже, – бросил ей Кейман. В абсолютной тишине Яспера медленно закрыла за собой дверь. И тут же у меня дернулась нога, но Крост и не подумал убрать с нее ладонь. – Зачем вы так с ней? – вздохнула я. – Она ведь влюблена. – И что мне с этим обстоятельством делать? Я не в ответе за чужие чувства. – Вы могли бы быть с ней помягче. – А где я с ней жесток? Я многозначительно покосилась на колено, которое уже не просто согревала ладонь мужчины – она обжигала. – Я в своем кабинете. Если кого-либо печалит то, чем я занимаюсь у себя, им следует стучать. Ну или хотя бы носить колокольчик на шее. – Хорошо, я поняла. Мы все во всем сами виноваты. Кейман засмеялся: – Может, в тебе и есть способности к обучению. Начинаешь схватывать. – Так что с моими снами? Это ведь не просто сны. Мне кажется, что я говорю с Акорионом. Будто он в моей голове, знает каждую мысль и каждый страх. Прежде чем ответить, опекун долго молчал. Обдумывал, что можно мне сказать. Я становлюсь параноиком. – Акорион сейчас там, откуда он не может до тебя добраться. А его глаза и руки – Джорах Оллис – залег на дно. Когда ты спишь, завеса сознания истончается. И Акорион может отчасти влиять на сны и видения. Эдакая смесь подсознания и наведенных снов. Я уже говорил, как от них избавиться. Просто снотворное. И путь для темного бога будет закрыт. – А почему вы спрашивали, вижу ли я только его? – Хочу использовать тебя. Он вдруг так резко поднялся, что меня обдало невесть откуда взявшимся ледяным ветром, хотя все окна были закрыты. В воздухе отчетливо запахло дождливым лесом. Приятный успокаивающий запах. – Сделай мне одолжение, записывай сны, раз уж не хочешь принимать снотворное. Все, что услышишь, увидишь, запомнишь. Все разговоры, места. Я живо представила записанные сны, покраснела и неуклюже сползла с дивана. – Мм-м… а можно не писать слишком личное? – Ну я же не смогу проверить правдивость записанного, – логично ответил Кейман. Не то чтобы меня это успокоило, потому что в глубине души я немножечко была уверена, что как-то, но сможет. В комнату вернулась хоть и без головной боли, но зато с головным гулом. Словно десяток личностей спорили в моей голове. Очень хотелось заткнуть их все, упасть на кровать и отключиться, но я неожиданно хорошо выспалась на диванчике в кабинете директора. – Шторм, я бы на твоем месте вел себя поскромнее, – снова появился куда-то пропавший было ди Файр, – я ведь использую всю информацию, что получил, пока здесь мотался. В том числе о тебе и директоре. – Между мной и директором ничего нет. – А то я не видел, – фыркнул Бастиан, – как он на тебя смотрит. – Как? – Как адепты на яичницу утром. А Ванджерия рыдает, кстати. Сидит у себя и воет на луну. Ты, Шторм, удивительная баба. Тебя даже уничтожать нет смысла, ты сама настроишь против себя всех. Пришлось показать Бастиану средний палец – на большее не хватило сил. – А если я не придумаю, как рассказать Аннабет о Ленарде, то меня возненавидит и подруга. – Это я уже произнесла вслух случайно, погрузившись в размышления. – Вообще, я с удовольствием посмотрю, как ты останешься в одиночестве и унынии. Но дуры меня бесят больше темных, поэтому прими бесплатный совет – заткнись и сделай вид, что ничего не читала. Я приоткрыла один глаз. – Даже не знаю, верить ли в добрый совет от тебя. – Если бы ты влезла в мою семью, я бы тебя убил, – вполне серьезно отозвался ди Файр. Я вспомнила пламя в его глазах в одну из наших встреч и как-то сразу поверила. Легче от этого, правда, не стало. * * * Если я когда-нибудь высплюсь, то этот день объявят национальным праздником. Будут пускать фейерверки, угощать всех пивом на главной площади и бурно делиться мнениями: выпадет ли еще на нынешний век такой дивный праздник. Утром прыгала по комнате, одновременно складывая в сумку все необходимое и застегивая платье на загривке. Потом поняла, что сразу после завтрака поставили тренировку по крылогонкам и платье придется сразу сменить на спортивную форму, но переодеваться не стала, рванула как есть. Несмотря на утренний «час пик», в коридорах жилого корпуса школы было подозрительно тихо. Я встретила лишь парочку первокурсниц с факультета воды, но те оказались уж очень пугливыми: при виде меня замерли, словно оцепенев, и быстро юркнули в ближайшую аудиторию. Что-то мне все это не понравилось. Душа почуяла подвох, а задница – приключения. Я заглянула в столовую и, никого там не обнаружив, отправилась на поиски уже с совершенно четким ощущением какой-то беды. По мере того как я спускалась в холл, гул нарастал, и вскоре я очутилась среди десятков взволнованных адептов. Все столпились посреди помещения, из-за стихийно образовавшегося полукруга было очень сложно спуститься с лестницы и пробиться в первые ряды зевак. А когда мне, наконец, это удалось, я ахнула, потому что вокруг были цветы. Много цветов! Корзины с красными и черными розами, коробки с кокетливыми ромашками, охапки легкомысленных колокольчиков, тяжелые и пахучие цветки, напоминающие георгины. Буйство красок и запахов! И на каждом букете мое имя. Черные карточки с серебристыми, изящно изгибающимися буквами. Ни подписи, ни отправителя, да и зачем? И так ясно, кто заказал этот кошмар. Но самое мерзкое то, что помимо корзин с цветами по холлу были разбросаны белые куски чего-то непонятного. Сначала я приняла их за элементы подарочка от Акориона и мысленно пожала плечами: уже даже не было сил пугаться или ужасаться изощренной фантазии темного бога. Но потом дошло: вокруг валялись осколки мемориала, установленного в честь погибших студентов. Красивые статуи девушки и парня превратились в груду осколков, издевательски разбросанных между цветов. – Довольна? – раздался голос. Я не сразу определила, кому он принадлежит, но даже не удивилась, увидев Брину. – Что? – Вниманием к своей персоне, спрашиваю, довольна? Наверное, это жутко приятно, да? Превратиться из никому не нужной иномирянки в главную новость Штормхолда, да? Смотри, – Брина скривилась, бросив взгляд на цветы, – все для тебя. Как тебе спится, Деллин Шторм? Не давит груз вины? – Прости? Считаешь, я должна нести ответственность за чужие преступления? – Ты не способна нести даже за свои. – Можешь объяснить, какого хрена происходит? Если у тебя есть претензии – выкладывай! – Хорошо. – Сестра Бастиана вышла из толпы адептов и с вызовом посмотрела мне в глаза. – Из-за твоих игр тот препод свихнулся. Из-за тебя Эйген и Бастиан остались в школе. Из-за тебя мой жених мертв, а брат одной ногой в могиле. Если бы ты, Деллин Шторм, не была такой самовлюбленной, тупой шлюхой, ничего бы не произошло. Вот моя претензия. – Брина! – Аннабет покачала головой, подруга лучше прочих знала, что если у меня сорвет крышу, то к жертвам Акориона добавятся еще и жертвы спонтанного всплеска темной магии. Но, как ни странно, злость хоть и бурлила внутри, но не спешила прорываться через щит самоконтроля. – А тебе не кажется, что виноваты во всем как раз твой брат да и вообще такие, как ты? Это вы создали в школе атмосферу постоянной войны. Это вы загоняете всех, кто вам не нравится, в угол, вынуждаете их искать защиты у преподов, набрасываетесь толпой. Это вы превратили школу магии в школу выживания. Хочешь мою претензию? Если бы дружки твоего брата не травили меня и моих друзей, ничего бы не случилось. Знаешь, как быстро Эйген перешел из категории лучших друзей огненного короля в изгои? Из-за меня они остались в школе? А не из-за того ли, что твой братик – упрямый мудак, а Эйген так не хотел с тобой расставаться, что ходил за ним хвостом, пытаясь поговорить? Нет, Брина, они остались в школе не из-за меня, а из-за тебя. И это… – я обвела руками творившийся бардак, – плоды, которые выращены вашими руками. И неважно, кто съехал с катушек: препод, влюбившийся в адептку-изгоя, затравленный первокурсник, привязанный голым к столбу, изнасилованная на пьяной вечеринке старшекурсников девочка. Каждый из них может взять крупицы и насовать их вам по самые гланды через одно место. Просто потому что вы ДОСТАЛИ! Всех. Я замолкла, ожидая ответной атаки, но Брина молчала. В ее глазах все еще пылала ненависть, уже знакомая мне, – они с братом были очень похожи. А еще ее глаза наполнились слезами, и мне тут же стало стыдно. Наверное, в том, что я сказала, была лишь половина правды, но, пожалуй, можно было отнестись к девушке, потерявшей жениха, снисходительнее. Додумать эту мысль и как-то сгладить сказанное мне не дали: раздались оглушительные, взорвавшиеся в большом холле яростным звуком аплодисменты. – Что здесь происходит? – сквозь них с трудом пробился голос Кеймана, усиленный магией. Директор продрался через толпу и мрачно осмотрел открывшуюся картину. – Шторм? Ди Файр? Почему я не удивлен? Что здесь происходит? – Ничего, – хором ответили мы. – Поразительное единодушие, – едко прокомментировал директор. – Лучше бы вы так не отмазывались, а дружили. Мы с Бриной не менее единодушно насупились. Никто из нас не хотел признаваться в неправоте, особенно на глазах у всех. Ну а все традиционно наслаждались шоу. Подозреваю, и хлопали мне не потому, что были согласны с пламенной речью, а потому, что получилось с огоньком и смотреть было интересно. Кейман меж тем осматривал разрушения. По виду директора ничего толком и сказать было нельзя, каменное лицо не выражало никаких эмоций. Но все без исключения почувствовали, как атмосфера накалилась. У меня даже начало покалывать пальцы, словно крошечные искры были готовы вот-вот сорваться с рук. – Расходимся, – наконец скомандовал Кейман. – Все, кого не будет через пять минут в столовой, получат наказание на выходные до конца учебного года.