Не промахнись, снайпер!

На прощание снимали шапки, однако подобострастия или испуга я не наблюдал. В Румынии (в отличие от Германии) наши солдаты вели себя мирно, даже сочувствовали крестьянам, как пострадавшим от фашистов. Кстати, одна из самых бедных стран Европы, боярская Румыния понесла во Второй мировой войне едва не самые большие потери, 300 тысяч человек.

Вечером собралась компания: трое взводных, старшина, командир батареи полковых пушек, кое-кто из сержантов. Выпивали аккуратно, так как Зиборов употреблял алкоголь в небольших количествах и не позволял молодежи расслабляться. Из женщин присутствовали две связистки. Как я понял, одна являлась подругой старшего лейтенанта-артиллериста, а другая пришла за компанию. Возможно, на нее имел виды Зиборов, но женщин обычно забирало под свое покровительство полковое и батальонное начальство.

Посидели неплохо, я снова почувствовал, что нахожусь среди своих. Младшие лейтенанты похожи на наших взводных сорок второго года, такие же молодые, непосредственные, мечтающие о будущих боях. Я, как и другие сержанты, ушел пораньше. Кому-то следовало оставаться во взводе, а Данкевич имел полное право обмыть свою звездочку. Спустя три-четыре дня снова закрутилось колесо войны.



Соединения 53-й армии, в том числе наш полк, прорвали оборону 3-й венгерской армии и продвинулись вперед. Первый день наступления запомнился стремительным маршем. Мы шли вслед за бригадами 6-й танковой армии. Танки пробили брешь в обороне, но на всем пути встречались подбитые и сожженные машины. Массивные танки Т-34-85, которых я до этого не видел, в одном месте еще дымили. Я насчитал восемь подбитых машин. Тела танкистов и десантников лежали возле перепаханных венгерских траншей.

Убитых венгров попадалось много. Видимо, они оказывали ожесточенное сопротивление. Трупы солдат в форме цвета хаки лежали повсюду. В немецких касках или пилотках с высокой тульей, обутые в ботинки с войлочными гетрами. Легкое стрелковое оружие в основном венгерское. Винтовки «манлихер» (короче наших трехлинеек сантиметров на пятнадцать), автоматы «кирали», с деревянным цевьем и характерным вырезом в казеннике, сквозь который виднелась боевая пружина. Они не показались нам достаточно надежными. Почти у всех открытый казенник забило землей. Но несколько укороченных автоматов со складными прикладами бойцы подобрали.

Противотанковые немецкие пушки, знакомые мне 75-миллиметровки, разозленные танкисты сплющили вместе с расчетами. Прошли мимо брошенного дивизиона тяжелых гаубиц на конной тяге. Трофеи и лошадей охраняли наши солдаты. Вдоль дороги валялось множество разбитых повозок, стояли сгоревшие и просто брошенные автомашины. На коротком привале солдаты полезли за трофеями, однако поиски прервал налет «Мессершмиттов». Три пары немецких самолетов сбросили бомбы и прострочили батальонную колонну из пушек и пулеметов. Появились они, как всегда, внезапно и на небольшой высоте. Наших истребителей и зенитного прикрытия не оказалось, это напоминало сорок второй год. Понесли первые потери. В батальоне погибли трое-четверо бойцов, несколько человек получили ранения. Тела отнесли на обочину, возле них оставили раненых и небольшую охрану. Батальон двинулся дальше.

В окрестностях города Сарваш приняли бой. Полк разворачивался под артиллерийским обстрелом, открыли огонь наши орудия. Восьмая рота штурмовала поместье, превращенное в узел обороны. В центре стоял большой двухэтажный дом, его окружали многочисленные постройки. Сразу почувствовали, что это не Румыния, жили здесь гораздо богаче. Толстостенный дом из красного кирпича, приземистый каменный амбар, хозяйственные постройки. Отовсюду неслись в нашу сторону пулеметные трассы, взрывались мины.

Атаковать в лоб капитан Зиборов не стал. На прямую наводку поставили две легкие пушки из батареи знакомого старшего лейтенанта. На «полковушки» обрушились мины, одну разбили, а вторую пришлось откатить подальше. Наш взвод обходил поместье с левого фланга. Сделали круг с километр и пытались ударить с тыла. Но и там нас встретил пулеметный огонь. Венгры (может быть, немцы) били с расстояния трехсот метров. Погиб сержант, командир отделения, тяжело ранили солдата, который лежал на открытой лужайке. Взвод спрятался в придорожном кювете и за вязами вдоль дороги. Данкевич смотрел на раненого бойца, возможно, хотел кого-то послать его вынести. Понял, что это обернется новыми жертвами, и, пожевав губами, мрачно сказал, ни к кому не обращаясь:

— Если они его добьют, — он назвал фамилию бойца, — то в плен никого брать не будем.

Раненый зашевелился, попытался уползти. Из дома сразу открыли огонь, вокруг него заплясали фонтанчики влажной земли, перехлестнули тело. Венгры словно торопились отрезать все пути к отступлению или сдаче в плен. Солдат, пробитый несколькими пулями, неожиданно стал подниматься. Одиночный выстрел из окна второго этажа свалил его вниз лицом на траву.

— Ну, все, наигрались, — Данкевич повернулся ко мне. — Егоров, бери трех бойцов и вышиби гадов из амбара.

Амбар, сложенный из хорошо подогнанных камней, преграждал путь к дому — главному узлу обороны. Я понял, что взводный хочет увидеть, как я буду действовать. Сначала показалось, что его приказ бессмысленный. Я испытывал состояние, которое знакомо многим фронтовикам, попавшим на долгое время в тыл и снова вернувшимся на передовую. Сковывал страх, его надо было преодолеть.

Снял вещмешок с запасным диском (еще один висел на поясе), коробкой патронов, гранатами, завернутыми в тряпки. Гранаты, легкие РГ-42 переложил в карманы брюк и затолкал за ремень. Трое бойцов тоже снимали вещмешки и готовили гранаты.

— «Лимонки» не берите, — предупредил я. — Своих осколками побьете.

Данкевич не вмешивался, только глянул на часы, намекая, что желательно поспешить. Когда, пригнувшись, двинулись вперед, я словно нырнул в холодную воду. Обернувшись, попросил:

— Прикройте огнем.

Лейтенант ничего не ответил, махнул рукой, показывая направление. Сначала перебежками, затем ползком пересекли открытое место, огибая трупы сержанта и бойца. Из-за деревьев застучал «Дегтярев», но помочь он нам не мог. Вылазка сразу не заладилась. Когда возле сарая стали намечать следующий бросок, очередь со второго этажа ранила неосторожно сунувшегося солдата. Ему перебило кисть руки, сильно текла кровь. Минут пять заняла перевязка, парень мог просто истечь кровью.

Я не знал, что делать дальше. На правом фланге шла стрельба, вели бой второй и третий взводы. Топтание на месте расценят как трусость. Подтверждая мои мысли, услышал команду Данкевича:

— Егоров, не телись! Вперед.

Охватила злость. Куда вперед? Под пулеметный огонь. Неужели нельзя подождать подхода артиллерии? Приказал обоим солдатам оставаться на месте, сам лихорадочно искал выход. Увидел небольшое окошко в стене сарая.

— Ребята, подсадите.

Перевалился внутрь на солому, смешанную с навозом. Нашу возню услыхали, сразу открыли огонь. Пули пробивали стену насквозь. Я бежал к дальнему концу, уходя от бесконечной очереди станкового пулемета. Следом заскочили оба моих бойца и догнали меня. Остановились возле полуоткрытых ворот в торце сарая. Молодые ребята лет восемнадцати тяжело дышали и ждали команды. Я знал, что многие бойцы во взводе с гранатами дел не имели. Обучить их не успели, так как боевое метание в линейном полку запретили.

— Гранаты умеете бросать? — все же спросил я.

— Умеем.

— Бросали когда-нибудь?

— Только учебные.

Ничего не изменилось за это время. Жалеют, как и раньше, боевых гранат, а точнее, не хотят проводить рискованные занятия, во время которых порой происходят несчастные случаи. Зато не пожалеют нас венгры.

— Сидите здесь, когда услышите взрывы, открывайте огонь. Не вздумайте высовываться.

До амбара оставалось метров тридцать. Амбразура с пулеметом находилась с другой стороны, зато с крыши-чердака за нами наблюдал автоматчик. Я пополз вдоль ограды, загребая всем телом навоз. Лучше так, чем подняться и получить пулю. Автоматчик дал очередь. Не дожидаясь взрывов, оба помощника открыли огонь из ППШ, жестяная крыша амбара трещала под ударами пуль. Теперь медлить нельзя! Перемахнул через ограду и на несколько секунд оказался под обстрелом пулемета из кирпичного дома.

Увернувшись от пуль, добежал до амбара и прижался к теплым камням. Хорошая, солнечная осень в Венгрии! Как бы ее пережить! Готовя гранаты к броску, обнаружил, что, пока полз и перемахивал через забор, из автомата вылетел диск. Эх, раззява! Впрочем, это было слабым местом наших автоматов, при толчках и ударах диски вылетали из пазов. Вставил запасной, потом, высунувшись за угол, бросил две гранаты. Они взорвались перед амбразурой, которую выдолбили в полуметре от земли. Так ее труднее достать артиллерией, зато ручные гранаты искрошили осколками края амбразуры и, как позже выяснилось, продырявили водяной кожух и пламягаситель старого кайзеровского пулемета МГ-08.

Пулемет замолчал. Я подбежал к амбразуре и дал длинную очередь внутрь. Две оставшиеся фанаты бросил под дверь, обитую железом. Ее вышибло из петель, а сквозь проем ударил автомат. Соваться в амбар без гранат было слишком опасно. Позвал своих помощников. Но пока они бежали, одного свалил снайпер из двухэтажного особняка. Уцелевший боец судорожно сглатывал, глядя на убитого наповал товарища.

В тот момент я подумал, что получилось бы больше пользы, если б я действовал снайперской винтовкой. Про мою профессию тогда никто не спрашивал. Я забрал у растерянного бойца гранаты и швырнул их в проем, который пытались закрыть изнутри. Потом ворвались внутрь амбара. Тело венгерского лейтенанта, с шестиугольными серебристыми звездочками на петлицах, лежало возле двери. Один из пулеметчиков сидел у стены, закрывая ладонью лицо, из-под пальцев текла кровь.

Третий пулеметчик, отступив в темноту, стоял с поднятыми руками. Я не сразу разглядел, что он сдается, и дал очередь. Венгр упал, зашевелился. Боец тоже открыл огонь, простреливая углы и закоулки амбара. Вскоре к нам присоединился весь взвод, но продвинуться вперед не могли. Двухэтажный особняк огрызался огнем из нескольких окон. Данкевич, чем-то недовольный, приказал:

— Егоров, беги к Зиборову. Сообщи, что мы застряли.

Лейтенант мог послать кого-то из рядовых бойцов, но упорно гонял меня, словно мальчишку. Хотелось крикнуть ему в лицо: «Тебе легче станет, если попаду под пулю?» С не меньшей злостью ответил «есть» и снова повторил обратный путь к дороге. Снайпер довольно точно приложился вслед, пуля прошла в десяти сантиметрах от головы, когда я перебегал лужайку с убитыми бойцами. Вначале их было двое, теперь лежали три человека: двое солдат и сержант. Мы несли потери у какого-то вшивого поместья, пройдя маршем полсотни километров. Может, поэтому злился Данкевич. Ротный Зиборов, выслушав доклад, сначала удивился:

— Чего ты бегаешь? Послать некого?


— Приказ.

— Ладно, отправляйся назад. Подвезли мины, дадим огня из «самоваров», затем штурм по сигналу зеленой ракеты.

Пробираясь к своему взводу, увидел на дороге две тяжелые самоходки СУ-152. Бросился наперерез, попросил лейтенанта, сидевшего на краю люка, помочь нам. Он полминуты раздумывал, затем выплюнул папиросный окурок.

— Не могу, сержант. Снарядов мало, нас впереди ждут. Там бетонные укрепления, а домишко сами возьмете.

Обдав меня выхлопом дыма, самоходки двинулись дальше, а я в третий раз проделал хорошо знакомый путь. Минометы четверть часа долбили особняк. Стены пробить не удалось, но вложили несколько мин в окна. Затем началась атака и, потеряв еще сколько-то убитых, мы вышибли из укрепленного поместья венгров. Вернее, не вышибли, а уничтожили. Спастись сумели всего восемь-десять человек, вырвавшись на вездеходе и двух мотоциклах.

На ночь рота разместилась в доме, флигеле и хозяйственных постройках. Я впервые увидел, как живет Европа, которую, не щадя жизней, освобождали от фашистов и всяких угнетателей. Здесь обитал фермер, занимавшийся разведением лошадей. Он поторопился убраться, считая, что хорошего от нас ждать нечего.

Хотя окна вышибло, а кое-где огонь повредил паркетный пол, стены и мебель, я ходил по дому, как по музею. Вызывали удивление дорогие портьеры, мягкие диваны, красивые шкафы, ряды книг с золотыми тиснениями. Нагляделся на нищету в Старой Анне, да и наш домик в Сызрани показался сейчас убогим.

Единственную роскошь по тем временам, которую позволила себе моя семья перед войной, это покрыть полы зеленой вагонной краской. Отец купил в депо по большому блату два ведра некондиции. Мы очень гордились крашеными полами, потому что у большинства соседей они оставались лишь обструганными. Мытье полов раза два в месяц превращалось до этого в сплошное мучение. Накопившуюся пыль и грязь соскребали широким ножом «косарем» вместе со слоем древесины, а потом долго промывали. Слой краски избавил нас, детей, от участия в утомительном занятии. И мебель оставалась у нас полностью самодельной, за исключением металлической кровати родителей, остальные спали на деревянных кроватях и топчанах.

Ко мне подошел командир отделения сержант Молодка. Фамилию носил бодрую, а выглядел после нескольких ранений плоховато, весь сморщенный, с пятнами седины в волосах, хотя было ему лет двадцать пять.

— Чего смотришь, Федор?

— Да вот, удивляюсь.

— Ты меньше удивляйся, а лучше прихвати что-нибудь из тряпок, пока возможность имеется. Сам знаешь, какая у нас нищета.

В роте я находился недавно и не решался рыться в шкафах. Толком меня не знают, подумают, что крохобор. Тогда Молодка принес мне рулончик срезанной с кресел кожи, пары три женских чулок и синий шерстяной джемпер. Я затолкал все это в вещмешок Джемпер я надел под гимнастерку, когда наступили холода, а кожу и чулки привез домой, сохранив в долгих предстоящих боях.

Вечером, когда покормили солдат, за длинным столом на втором этаже собрались командир роты, старшина, взводные лейтенанты, трое-четверо сержантов. В подвале обнаружили вино, консервы. Сварили свежее мясо с картошкой. Запомнились вкусный перец в банках, фаршированный овощами. Очень острое блюдо пришлось мне по вкусу, правда, потом расплачивался резью в желудке. Данкевич, по-прежнему недовольный, упрямо не замечал меня. Ужин еще не закончился, когда он коротко приказал:

— Егоров, иди проверь посты.

Проверить посты было делом десяти минут, но я понял, что меня гонят из-за стола. Вмешался Зиборов:

— Не надо, Иван Филлипович. Посты в порядке. Федор вроде неплохо сегодня воевал, огневую точку уничтожил. Так, что ли?

— Так, — кисло отозвался Данкевич. — Орден ему за это!

— Ты чем недоволен?

— Чему радоваться? Три десятка венгров кое-как выбили. Во взводе четыре человека погибли. С такими потерями через неделю без людей останемся. А насчет Егорова… ковырялся слишком долго. Примеривался, рассчитывал. Дал ему троих бойцов, одного убили, второго ранили. Диск от автомата потерял, пока в навозе ползал.

Раздраженный тон Данкевича показался мне неоправданным. Венгров было не тридцать, а гораздо больше. Кроме стрелкового вооружения, они имели два миномета, которые закидали в горячке гранатами и уничтожили вместе с расчетами. Одних убитых собрали и оттащили за сарай около тридцати. Человек двенадцать взяли в плен и отвели в штаб полка. Кроме автоматов, винтовок, захватили станковый пулемет МГ-34, ящики с боеприпасами, гранатами, фаустпатронами. Обеспечили запасом мин приданный батальону взвод 82-миллиметровых «самоваров».

Рота потеряла убитыми семь бойцов. Основные потери пришлись на наш взвод. Конечно, жертв оказалось бы меньше, если бы помогли самоходные установки, но у них имелась своя задача. Оживленный разговор подвыпивших командиров понемногу затих. Данкевич являлся неофициальным заместителем ротного. Зиборов с досадой проговорил:

— Вечно настроение портишь.

— Могу уйти.

— Сиди. Нам только дрязг в роте не хватало. Если Егоров тебя не устраивает, переведу во второй взвод.

— Как хотите.

Минут через пять я все же ушел. Догадался, что разговор насчет меня не закончен. С испорченным настроением вернулся во взвод, сходил проверил посты, потом сидел на скамейке, курил, рассматривая звезды. Теплая в Венгрии осень. В наших краях дожди моросят, скоро подмораживать начнет, а здесь в гимнастерке даже ночью не холодно.

Подняли нас перед рассветом. Начался марш по дороге, вслед за танками. Отношения с лейтенантом Данкевичем у нас наладились. Он вообще по характеру был смурной, лишь изредка оживляясь. В Белоруссии погибла почти целиком его семья и многие родственники. Но он не страдал излишним самолюбием, как мой покойный взводный Егоров на Дону. Когда я начал уставать на марше (давала знать старая глубокая рана на ноге), лейтенант позвал меня в свою повозку, конфискованную в поместье вместе с лошадьми.

— Садись. Чего ковыляешь?

— Дойду потихоньку.

— Обижаешься? Ну и зря. Садись, тебе говорят.

Так и ехал с ним весь долгий остаток марша. А шли мы с короткими передышками двое суток.

Потом начались сильные бои на подступах к городу Дебрецен, третьему по величине городу Венгрии. Здесь, кроме венгров, нам противостояли немецкие части, сопротивление оказывали ожесточенное. Признаться, такого не ожидал. Когда пришел в полк, думал, что теперь, в конце сорок четвертого года, отступающие на всех фронтах немцы уже сломлены морально. Но хорошо отлаженный механизм прусской закалки продолжал четко действовать. По-прежнему фрицы дрались до последнего, не желая сдаваться в плен.

Венгерскую 2-ю армию зимой сорок второго — сорок третьего года разгромили под Воронежем. Венгры потеряли 150 тысяч убитыми и пленными. Но здесь, в своей стране, они сражались совсем по-другому. Под Дебреценом полк и дивизия понесли большие потери, в том числе в уличных боях.

Александра Матвеевича Зиборова назначили командиром батальона, вместо него на роту поставили Ивана Данкевича. Я знал, что Зиборов возражал, последнее время у них с лейтенантом происходили размолвки. Взводный действовал порой необдуманно, терял людей. Однако в штабе полка решили по-своему. Данкевич выделялся среди других командиров решительностью и личной храбростью. Александр Матвеевич согласился, хотя не удержался от спора с командиром полка, самолюбивым молодым подполковником. Этот спор обошелся ему задержкой очередного звания, хотя он полтора года ходил в капитанах, а должность комбата была майорской.

Во время уличных боев за Дебрецен Зиборов провел небольшую реорганизацию. Отобрал в ротах пять-шесть лучших стрелков, назначил меня старшим и вручил трофейную снайперскую винтовку «маузер», с хорошим четырехкратным прицелом. В полку имелись два или три снайпера, они подчинялись штабу и вели «охоту» по всей полосе наступления. Когда я попытался согласовать наши действия с сержантом, командиром отделения, тот удивленно глянул на меня. Прекращая едва начавшийся разговор, заявил:

— Не лезь в наши дела. Думаешь, если винтовку получил, сразу снайпером стал?

Я повернулся и ушел, не став объяснять, что успел достаточно повоевать в качестве снайпера. Зиборов, узнав о встрече «коллег», лишь усмехнулся: