Не прощаюсь

Все опять засмеялись.

Весельчаки, озабоченно подумал Романов. Что же у них за план по захвату Центрального телеграфа? Как выявить предателя в Кремлевском гарнизоне? И каковы приоритетные цели у остальных дивизий?

– Уже одиннадцать, господа. – Саввин смотрел на старые карманные часы. – Позаседали не хуже Временного правительства при незабвенном Александре Федоровиче. Встретимся в пятницу.

Все поднялись.

– Лев Абрамович, задержитесь, пожалуйста. Прошу отчета о поступлениях и тратах.

Про финансы охотно послушал бы и Романов, но Василий Васильевич опустил заслонку.

– Поглядел? Какие соображения?

Не до конца доверяет, понял Алексей.

– С генералом Жбановым, как ты говоришь, всё хорошо. Меркурову достаточно поменять охранника на более опытного, плюс проведу с ним беседу. Насчет Шерера. Дерганый, вспыльчивый, самолюбивый. Самое лучшее – приставить к нему негласную охрану. Раз он не наблюдателен, то и не заметит.

– Дело говоришь, – согласился Полканов. – Надо было мне самому скумекать. А с Миркиным как быть? Главное, он не протестует, на всё соглашается, шуточки шутит. Но если ему надо – раз, и как сквозь землю.

– Подумаю про Миркина. Непростой субъект.

– Ага, давай вместе подумаем. Времени у нас с тобой сколько хочешь. Я тебя тут, за стенкой поселю, хорошая такая комнатка. Тебе понравится.

– Ладно. За вещами только схожу.

– А не надо ничего, – задушевно молвил Василий Васильевич. – Я с тобой поделюсь и бельишком, и всем прочим. Ты, Алеша, теперь отсюда ни ногой. Всё время будешь тут, в амбулатории. Оно и мне веселей. Про футбол наговоримся.

– Что?!

– А ты как думал? Я тебя отпущу по городу гулять после всего, что ты видел и слышал? – Полканов укоризненно покачал головой. – Нет, брат. Ты когда наши слабые точки перечислял: Виктор Борисович, штаб, командиры частей, забыл еще про одну ахиллову пяту. Про меня. Я как начальник «Охранного сектора» об организации знаю больше всех. Попадусь чекистам – беда. Посему никуда и не выхожу. Сижу здесь, как паук. Тку паутину из своего укромного уголка. И ты теперь такой же. Слишком много знаешь. До самого первого июня мы с тобой, считай, под домашним арестом.

К такому повороту Алексей был не готов. А как сообщить Орлову все добытые сведения? Вылезти ночью в окно? Нельзя. Заметят отлучку – всё пропало. Черт!

– Ничего, – утешил его Василий Васильевич. – Чай не камера-одиночка. Дом большой, гуляй где хочешь. Люди опять же всё время заходят. Которые к доктору Зассу – уличные, которые к доктору Ананьеву – наши. Это, кстати, я – доктор Ананьев. Если надо триппер подлечить, обращайся.

– Спасибо, я лучше с ним похожу.

Посмеялись.

– Познакомишься с ребятами из сектора, они часто появляются. С Марьей Львовной нашей подружись, которая в приемном покое. Сидит тихой курочкой, прямо незабудка, – ласково улыбнулся Полканов. – Видал бы ты, как мы втроем – Виктор Борисович, я и Маруся – в девятьсот седьмом жандармского генерала Баха убабахали.

Он отвел Алексея в соседнюю комнату, верней, чуланчик с таким узким окном, что при всем желании не протиснешься.

– Не апартамент, зато безопасно. Пойду матрас с одеялом добуду, а ты погуляй.

Предложение подружиться с Марьей Львовной было хорошее. Тетка сидела, как цербер, у выхода на улицу, мимо не проскользнешь. Хорошо бы найти путь к ее суровому эсэровскому сердцу.



Он отправился в приемную. Посетителей там не было, но над милосердной сестрой склонился Миркин, что-то весело ей рассказывал. Значит, уже отчитался перед начальством.

– А вот и он, д’Артаньян, – обернулся ротмистр. – Я Марье Львовне живописую, как эффектно вы предстали перед штабом. «Подвески похищены, ваше величество!» Нас не познакомили. Лев Миркин.

Сначала Алексей, по правилам учтивости, представился даме, еще и щелкнул каблуками, но та ответила тяжелым, недоверчивым взглядом.

Леший с ней, старой грымзой. Подождет. Миркин сейчас представлял больше интереса. Вот бы накрыть его вместе с кассой «Союза»!

– Я знаю, кто вы, ротмистр. Позвольте на два слова.

Вышли в коридор.

– Я теперь помощник у Василия Васильевича. Он жалуется, что вы бегаете от охраны.

Миркин сделал виноватое лицо.

– Больше не буду. Христом-Богом клянусь!





Шахматный турнир 1914 г. (А.Романов справа)




– Хорошее обещание из уст еврея, – укоризненно сказал Алексей. – Когда вы без «тени», вы очень рискуете. Сами не заметите, как вам сядут на хвост, пропасут до дома, а у вас деньги и, что еще хуже, записи, отчеты.

– Нет.

– Что «нет»?

– Ничего нет. Ни записей, ни отчетов. Все здесь. – Миркин постучал себя по лбу. – Потому и поставлен казначеем. У меня математическая память. Я, видите ли, шахматист.

– Я тоже учился на физико-математическом. И тоже играю в шахматы.

Ротмистр оживился.

– Правда? А без доски можете?

– Могу.

– Проверим. Чур я белыми! – Лев Абрамович потер ладони. – Нуте-с, разыграем, что ли, английский дебют?

Иду С4.

Не заговор, а спортклуб, подумал Романов, прикидывая, как бы вытянуть из Миркина домашний адрес.

– Хорошо. С5.

– Иду G3.

– Ну, G6.

Фигур оба не называли – хорошему игроку и так ясно.

– Разумеется, на G2. Вы где воевали?

– Отвечаю на G7… Если считать только фронт, то в четырнадцатом был в Восточной Пруссии. Ранен в руку.

– А мне там пикой в ляжку въехали.

– В шестнадцатом был в Брусиловском прорыве.

– Там меня шрапнелью зацепило.

– Прошлым летом был под Сморгонью.

– Нет, я в это время в госпитале лежал. Сморгонь – это где женский батальон в атаку ходил? Вот что нужно вечно помнить.

Алексей на мгновение зажмурился – так явственно увидел перед собой картину, расколовшую всю его жизнь на две части.

– …А я бы хотел навсегда забыть.

Миркин тихо сказал:

– Нет. Забывать мы ничего не будем. И тогда, может быть, плохое больше не повторится… Пойду на С3.

Романов уже взял себя в руки – ухмыльнулся.

– Вообще-то я люблю играть на настоящей доске. Ферзиху возьмешь – как барышню за талию. Ладью – как бабу за бедра.

Ротмистр фыркнул:

– Аппетитно рисуете. Чувствуется, вы не только шахмат любитель. Я, впрочем, тоже. А знаете, Романов, заходите как-нибудь ко мне. Поиграем и на доске. Я недалеко живу, на Сивцеве.

– Где там на Сивцеве? – рассеянно спросил Алексей, как бы обдумывая ход. Что такое «Сивцев», он понятия не имел. – …На А4, пожалуй.

– Це-це-це. Ломаете канон? – Миркин схватился за подбородок. – Что это вы задумали? Хотите, чтобы я раскрылся, а потом устроите какую-нибудь бяку?

– Клянусь Торой и Талмудом, мои помыслы чисты.

Лев Абрамович засмеялся.

– Нравитесь вы мне, д’Артаньян. Чувствую, мы подружимся. А приходите прямо сегодня. После десяти. Сивцев Вражек, дом восемь, второй этаж. Жалко, что вы не кавалерист. Если умеете держаться в седле, поступайте лучше ко мне в эскадрон, чем киснуть в «Охранном секторе». У нас лихо будет.

Ты мне тоже нравишься, подумал Романов, но как там д’Артаньян ответил кардиналу Ришелье? «По какой-то роковой случайности все мои враги здесь, а все мои друзья там, так что меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там». Никакого удовлетворения от того, что удалось заполучить Миркина, Алексей не испытал. Легко получать сведения, когда человек тебе доверяет.

На смену бесполезным мыслям вдруг пришла другая, полезная.