Не прощаюсь

Эраст подобрал один из карабинов, прыгнул обратно в лодку.

– Не будем навязываться, – сказал он. – Там еще и братцы какие-то.

Трр, трррр, трррррррррр, – заурчал мотор.

Лодка начала разгоняться.

Скоро ивняк кончился, открылось поле.

На поле было нехорошо. Там неслись галопом всадники, пылила тачанка, разливался разбойничий свист.

Баркас резко повернул к другому берегу.

– На воде нас посекут пулеметами, – быстро объяснил Эраст. – Надо вылезти и укрыться. На нос!

Взял ее за руку. Одновременно с тем, как лодка ударилась в берег, оба прыгнули. Побежали.

Да-да-да-да-да! – раскатилось над рекой.

Мона покатилась по траве – это Фандорин сильно дернул ее за руку.

Над головой зашуршал воздух.

– Ты ползать умеешь?

– С двух лет не пробовала, но вспомню, – ответила Мона. Ей нисколечки не было страшно. С ним она ничего, совсем ничего не боялась.

Поползли. Вокруг хрустела и падала срезаемая пулями трава.

– Вот ведь п-пристали, – пробормотал Эраст, приподнимаясь и оглядываясь.

Мона тоже посмотрела.

Из реки торчали людские головы. Над каждой вытянутая рука, в ней винтовка.

– А бегать? Надо добраться вон до той балки. Там нас пулемет не достанет.

– Я велосипедистка. У меня знаешь, какие ноги сильные?

– Знаю. Три-четыре!

Помчались, держась за руки. Как в детстве, подумала Мона. И еще подумала: а мгновение все равно прекрасно, даже такое.

Скатились вниз по некрутому склону. Перешли на быстрый шаг.

– Куда мы?

– Видела на поле курган с каменной бабой?





Баба на кургане



Она помотала головой. Вперед она не смотрела, только под ноги.

– Там и заляжем. Если эти сунутся – им же хуже.

Вылезли из балки, пригнувшись взбежали на небольшой холм.

– Спрячься за б-бабу. И не высовывайся.

Но Мона, конечно, высунулась.

По полю, растянувшись в цепь, бежали люди. Они казались смешными коротышками, потому что их по пояс закрывала трава.

– Совсем как тогда, – сказала Мона.

– Когда «тогда»?


– Когда вы с мамой убегали от башибузуков. Помнишь Варю Суворову? Я ее дочь.

Трудно было придумать более эффектный момент для этого эффектного объявления.

У Эраста черные брови выгнулись идеальными дугами, но челюсть отвисла довольно неэлегантно.

– Что? – пролепетал он. – Этого не может б-быть.

– От нашей семьи не уйдешь, – засмеялась Мона, очень довольная. – У нас длинные руки. И ноги… Ой!

Это от каменного бедра бабы с противным звуком отрикошетила пуля.

Эраст пригнул Мону к самой земле. Он тряс головой, не мог опомниться.

– Ты – д-дочь Варвары Андреевны? Но… так не б-бывает!

Моне ужасно нравилось, что он растерялся и лепечет. Свист пуль только прибавлял сцене остроты.

– Ах, как некстати эти б-болваны! – сердито обернулся он на пальбу.

– Мама рассказывала, как турки скакали, а ты целился из ружья. Правда, у нас то же самое?

– Сейчас лучше. Башибузуков было больше, а мой «винчестер» оказался не заряжен. Этих всего десяток, и в «манлихере», – он передернул затвор, – полный м-магазин. Очень прошу, не высовывайся.

А сам высунулся. На секунду. Приложился, выстрелил – спрятался обратно.

На поле заорали. Мона выглянула снизу.

Один бандит вертелся на месте, держась за плечо.

Над головой снова грянул выстрел.

Второй выронил винтовку, покачнулся, тоже схватился за плечо.

Остальные спрятались в траве.

Эраст ждал, слегка поводя стволом.

Выстрел!

– Ааа!!! – завопил бас. Сорвался, побежал прочь человек – и опять зажимал плечо.

– Ты попадаешь им в одно и то же место, – сообщила Мона.

– Когда началась гражданская война, я решил придерживаться твердого принципа: если уж убивать, то лишь очевидно плохих людей. Вроде плотовщика Стася. Про этих я ничего не знаю. Хватит ранения. Отличная возможность полежать в п-покое и задуматься о своей жизни.

Он был сейчас так прекрасен со своими дурацкими принципами, что Мона не сдержалась. Вскочила на ноги, обняла его, стала целовать.

– Я тебя ужасно, просто невыносимо люблю!

– Погоди… – сказал он. – Право, не сейчас… Из-за тебя я упустил, куда делся крайний справа. В кубанке, с маузером… Что если он подбирается с фланга, где нас не прикрывает баба?

– Я защищу тебя лучше всякой каменной бабы. Я сама – каменная баба, – страстно шептала Мона.

Прижала Эраста к себе изо всех сил. И вдруг, случайно посмотрев поверх его плеча, увидела над травой голову в плоской кубанской папахе и тонкий ствол.

С силой, которую она в себе не подозревала, Мона развернула Эраста, поменялась с ним местами.

Что-то хрустко стукнуло ей по лопатке, словно молотком или палкой.

– Ми…лый, – пролепетала Мона в стремительно густеющую темноту.

И прекрасное мгновение остановилось.





Белая правда





Тяжело с кретинами