Нефритовая война

– Шаэ-цзен с этим разбирается. Начала с иска к их клиенту за перевозку краденого национального достояния. – Кен передернул широкими плечами. – Хотя сейчас у нее и других дел хватает.

– Я слышал, ты утопил одного барукана, а его нефрит отправился на океанское дно, – сказал Хило и ухмыльнулся, когда его слова смутили Кена.

– Да там была-то пара камушков, – проворчал Кен, но Хило встал, вытащил из мешочка с десяток нефритовых пуговиц, обошел стол и высыпал их Кену во внутренний карман пиджака.

– Это покроет твои потери, – сказал Хило, поправляя пиджак Кена. Его шурин пытался отказаться, но Хило добавил: – Не оспаривай решения Колосса, ты это заслужил. А кроме того, ты скоро женишься, считай это преждевременным свадебным подарком.

Хило приятно было смотреть, как Кен становится настоящим Штырем. В глубине души Хило самому хотелось бы возглавить эти рейды, но он знал, что это неразумно, и радовался, что победа принадлежит только Кену. А еще Хило приятно было видеть, как Кен и Шаэ работают вместе, ведь Штырь и Шелест редко ладят. Именно так все и должно быть, боевая и деловая стороны клана сотрудничают, а не противостоят друг другу, как это было между ним и Дору.

Раздался стук в дверь, и в щель сунул голову Тар.

– Тут к тебе пришли, Хило-цзен.

Мимо ног Тара в кабинет прошмыгнул Нико. Он постоянно бегал по дому и путался под ногами. Мальчик протянул руки, требуя, чтобы его подняли. Хило схватил его и несколько раз подбросил, вызвав веселый смех мальчика, а потом передал его Кену со словами:

– Иди лучше с дядей Кеном, я потом с тобой поиграю.

Обхватив вырывающегося ребенка одной рукой, другой Кен попрощался и шагнул к двери. Прежде чем он вышел, Хило спросил:

– А что насчет Горных? Они придерживаются условий соглашения?

Кен помедлил у двери и утвердительно буркнул:

– До сих пор вроде да. В этом году Нау Суэн и его Зеленые кости захватили несколько отрядов стервятников. – Хило подозрительно молчал, и Кен добавил: – Не волнуйся, Хило-цзен, мы за ними присматриваем.

После ухода Кена с Нико вошли мужчина и женщина. Хило никогда с ними не встречался, но слышал про их ужасное несчастье и знал, кто они такие. Господин Эюн – совладелец местной упаковочной фирмы и Фонарщик клана, у него была жена и пятеро детей. Старшей дочери всего шестнадцать. Пара молча поприветствовала Хило и села на диванчик перед ним, застыв в деревянной позе. Хило жестом велел Тару остаться, закрыл дверь и сел напротив Эюнов.

– Как ваша дочь? – мягко спросил он.

– Жива, – хрипло ответил господин Эюн.

Лицо его жены дрогнуло, когда она пыталась сдержать эмоции. Оба явно никак не могли оправиться от потрясения.

Хило велел Тару предложить посетителям воды.

– Клан может что-то сделать для вашей семьи? – спросил Хило. – Насчет расходов на лечение не беспокойтесь, об этом уже позаботились. Вам нужно что-то еще?

– Месть, – пылко прошептал господин Эюн, его голос дрогнул. – Эспенские собаки, которые это сделали, заслуживают чего-то пострашнее смерти.

Хило сочувствовал несчастной семье Эюнов, но знал, что разговор предстоит трудный и Колосс не сможет выполнить все их просьбы.

– Тех двух солдат поместило под стражу собственное правительство и держит на острове Эуман. Сейчас до них не добраться.

Госпожа Эюн расплакалась, а ее муж сердито выплюнул:

– Адвокаты говорят, эспенцы пытаются выторговать для солдат процесс в гражданском суде и чтобы они отбывали наказание на родине. А нам предложили деньги в качестве компенсации. За избиение и изнасилование моей дочери – деньги! – Госпожа Эюн вцепилась в руку мужа и зарыдала громче, но господин Эюн, красный и рассвирепевший, казалось, не замечал ее, распаляясь: – Королевский совет не устоит против эспенцев, но я рассчитываю, что клан свершит правосудие. Вы были Штырем, а сейчас Колосс. Вы – грозный Коул Хилошудон из Равнинного клана. И вы говорите, что ничего не можете сделать с этими иностранцами, с этим зверьем?

Хило дал господину Эюну минуту, чтобы тот пришел в себя, а потом ответил, спокойно, но с легкой холодностью:

– Я понимаю ваше горе и потому не обижен на ваши слова. Если бы эти двое были кеконцами, они уже находились бы в куда более худшем состоянии, чем ваша дочь. К сожалению, в этом случае, учитывая все происходящее в мире и все иностранные державы, с которыми нам приходится иметь дело, есть границы для действий клана.

Хило поставил перед госпожой Эюн коробку с бумажными платками.

– Как я сказал, сейчас мы не можем добраться до этих людей. Иногда приходится ждать правосудия, но клан не забывает оскорблений. Поживем – увидим. Не могу ничего обещать, но я и сам отец и считаю преступление против вашей семьи непростительным.

Губы господина Эюна задрожали, он опустил голову. Его жена вытерла глаза пачкой платков.

– Советую вам принять деньги от эспенцев, возьмите все, что сумеете получить. Деньги кажутся вам грязными, ведь ими хотят подкупить вас, чтобы вы не получили того, что заслуживаете на самом деле, но не считайте так. Пусть эспенцы решат, будто все исправили – так у них принято, а на эти деньги позаботьтесь о дочери и об остальной семье.

Тон Хило был спокойным, но твердым. Тар проводил убитых горем родителей до двери, и Колосс попросил оставить его на пару минут одного. Ему было не по себе из-за того, что он не сумел дать Эюнам более конкретные заверения, но война в Оортоко и военное присутствие Эспении на Кеконе были словно кровоточащая рана на ступне, казалось, что никто на Кеконе, даже кланы Зеленых костей, не могут ступить ни шагу, не чувствуя ее и не морщась от боли, даже выполняя простейшие действия.

Как раз на прошлой неделе, после разговора с Эйтеном в «Двойной ставке», Хило послал Кена закрыть десятки нелегальных обменников, пользующихся тем, что иностранцы зачастили в казино на шоссе Бедняка. А после серии пьяных потасовок еще и пришлось усилить патрули в Трущобе.

– Пригласить Хами и остальных, Хило-цзен? – спросил Тар.

Хило поморщился, испытывая огромное искушение сказать «нет», но если он так поступит, стоящая на пороге проблема никуда не денется, а лишь усугубится, хотя усугубится она в любом случае.

– Хорошо, – сказал он.

Тар пригласил в кабинет четырех человек. Одним из них был Хами Тумашон, Главный Барышник клана. Хило узнал во втором человеке, с головой в форме репы, члена Королевского совета Кови. Двое других были Фонарщиками, чьи имена Хило подзабыл. Они почтительно поприветствовали Хило.

– Коул-цзен, – начал господин Кови, – да озарят боги милостью Равнинный клан. Мы знаем, как вы заняты, тем более когда в доме двое маленьких детей, и ценим, что вы нашли время встретиться с нами и выслушать наши опасения.

– Вы правы, я очень занят, у всех вас есть дети, и вы наверняка понимаете, каково это. Благодарю за то, что пришли ко мне домой, а не вынудили меня ехать в Зал Мудрости или куда-либо еще.


Тем самым он напомнил всем, что не желал этой встречи и согласился на нее только из-за Хами, которого любил и уважал. Хило опустился в кресло, гости тоже расселись. Хило спросил без дальнейших предисловий:

– Так о чем вы хотели меня попросить?

Он уже знал ответ, но хотел, чтобы они произнесли вслух то, что у них на уме, объяснились перед Колоссом.

Посетители переглянулись, и господин Кови сказал:

– Коул-цзен, это касается вашей сестры. Учитывая скандальные откровения о ее прошлом… Она не может оставаться Шелестом.

– Почему? – спросил Хило.

Член Совета смутился, но ответил:

– Перво-наперво хочу сказать, что лично я не имею ничего против Шелеста, меня лишь заботит репутация Равнинного клана. Боюсь, для него это выглядит крайне плохо, Коул-цзен. Ведь она была агентом эспенских военных и продавала им информацию, возможно, государственной важности. А сегодня «Жанлунский ежедневник» опубликовал интервью с ее бывшим любовником, эспенским военным с шотарской кровью. Она оставалась с ним и живя в Эспении, меньше четырех лет назад. – Господин Кови всплеснул руками, показывая, насколько проблема очевидна. – Как же ей можно доверить второй по значимости пост в Равнинном клане?

Хило заметил, как два Фонарщика кивнули, и перевел взгляд на Хами.

– Вы присутствуете здесь как Главный Барышник, Хами-цзен, и обладаете многолетним опытом в делах клана. По вашему мнению, Шелест плохо руководит офисом на Корабельной улице?

Хами посмотрел на остальных, поерзал и откашлялся.

– Нет, этого я бы не сказал. Она приняла несколько… спорных решений, но это совсем другое.

– Но именно вы попросили устроить эту встречу, и вы сидите здесь. Значит, вы с ними согласны.

– Я разделяю их беспокойство по поводу того, как эта история повлияет на позицию Равнинных, – сказал Хами. – Господин Кови всегда отстаивал интересы клана в Зале Мудрости, а господин Орн и господин Эо – самые уважаемые Фонарщики клана. Когда они пришли ко мне с просьбой устроить встречу с вами, я решил, что вы должны услышать все от них напрямую. Я не буду советовать принять то или иное решение, это дело Колосса.

Пусть Хами и славился своей прямотой и честностью, но он был достаточно осторожен, чтобы не преступать границы полномочий, и не стал бы плохо отзываться о Шелесте перед кем-либо, тем более не Зелеными костями.

– А кто, по-вашему, мог бы стать новым Шелестом? – обратился Хило к Фонарщикам.

– Коул-цзен, это чисто утилитарное решение, – сказал старший из них, теперь Хило понял, что его зовут господин Эо. – Вместе с Колоссом и Штырем Шелест – лицо клана. С тех пор как всплыла информация о ее прошлом, пресса и общественность задаются вопросом, не работает ли она до сих пор на иностранцев, не служит ли их интересам вместо наших. Ее называют эспенской подстилкой. Очень грубо. Все дело в том, что война в Оортоко настроила общественное мнение против Адамонта. Прошлое Шелеста стало проблемой для Равнинных.

– Она может уйти в отставку и продолжать работать в офисе Шелеста на менее заметном посту, – добавил господин Орн, которого Хило тоже вспомнил – недавно тот высказал желание баллотироваться в Королевский совет. – Но в качестве лидера деловой части клана нужен кто-то более подходящий.

Хило проигнорировал его слова и обратился к господину Эо:

– И кто это ее так называет? – Когда Фонарщик смущенно заморгал, Хило повторил: – Кто называет мою сестру шлюхой?

– Я… Я никогда не говорил… – залепетал господин Эо, явно раскаиваясь в своих словах и даже немного испуганно, как будто только что вспомнил про репутацию Коула Хило.

– Не трудитесь отвечать, – рявкнул Хило. – Я знаю кто. Все это устроила Айт Мада, чтобы выставить себя патриоткой. Она хочет запятнать Шаэ, чтобы ослабить Равнинных.

– И все же вы не можете отрицать факты, – возразил член Совета господин Кови.

– Я их не отрицаю. Моя сестра совершила в молодости несколько ошибок. Но кто их не делает? У нее был дурацкий романчик с иностранцем, но все кончено, теперь она разговаривает с эспенцами только ради Равнинного клана и следует клятве, которую принесла мне как Колоссу. Если она справляется с работой Шелеста, то нет никаких проблем.

– Коул-цзен, – воскликнул господин Эо, – неужели вам все равно, как это выглядит, что подумают люди?

Хило бросил на Эо, Орна и Кови быстрый взгляд, от которого они сжались, а потом строго посмотрел на Хами, словно говоря, что остальным-то простительно отнимать у него время, но от Зеленой кости он ожидал иного поведения. Колосс – это хребет клана, он не принимает решений ради того, чтобы кому-то угодить. Уж точно не политикам без нефрита.

Аура Хами съежилась, и он сказал с оборонительными нотками в голосе:

– Для меня как Главного Барышника будет безответственно не указать на последствия, которые это решение может иметь для Равнинного клана и даже для вас как его руководителя, Коул-цзен. Ваш дед и большая часть его товарищей уже мертвы, да узнают их боги. Когда в наши дни люди смотрят на Зеленую кость, они уже не видят героев Мировой войны. Они видят молодых лидеров, выросших в роскоши и под иностранным влиянием, и гадают, достаточно ли эти лидеры зелены, чтобы защитить страну, как защищали их отцы и деды.

Хило подался вперед и обвел всех присутствующих презрительным взглядом.

– Мой дед много десятилетий держал на посту Шелеста своего закадычного друга Юна Дорупона, вне зависимости от того, что ему давно было пора уйти на покой и сколько бы девочек-подростков он ни перетрахал. И я не припомню, чтобы вы поднимали по этому поводу вонь. Я принял решение поставить сестру во главе офиса на Корабельной улице и не выгоню ее теперь из-за того, что Айт Мада копается в дерьме и кормит им газеты.

Он встал, встреча окончилась. Посетители тоже волей-неволей встали. Член Совета Кови и два Фонарщика явно были недовольны и молча поклонились.

– Хорошо, что вы высказываетесь откровенно, Хами-цзен, – сказал Хило, – пока продолжаете использовать свой ум на службе у Шелеста.

Главный Барышник безмолвно и резко поклонился и удалился вместе с остальными. Когда они ушли, Хило поднял трубку телефона на столе и набрал офис Шелеста, номер секретарши Шаэ.

– Передайте моей сестре, что нам нужно поговорить.





Глава 28. Не такой дурак