Нефритовая война

– Ты говоришь, этого человека настолько хорошо охраняют, что даже Зеленые кости Равнинного клана не могут его достать. И как ты предлагаешь это сделать?

– Это будет непросто, – признал Анден. – У моих кузенов есть одна идея, способ пройти мимо его охранников-баруканов, но требуется ваше разрешение и ваша помощь, Даук-цзен. Нам нужен Рон Торо.

Даук Лосун повернулся к супруге.

– Позволь мне переговорить с нашим другом наедине.

Анден удивился – прежде Даук никогда не просил жену уйти. Но что еще удивительнее, Даук Сана с понимающим взглядом поджала губы и положила ребенка в коляску.

– Пойду на прогулку и куплю кое-что в магазине, – сказала она.

Даук Сана вышла из дома, оставив мужа наедине с Анденом.

Даук Лосун снова разлил по чашкам чай и откинулся в кресле.

– С самого первого дня, – сказал он, – когда Хианы привели тебя ко мне домой, я высоко тебя ценил. Я сразу увидел, что ты из тех, кого уважают на Кеконе, из тех, кто не бросает слов на ветер. По правде говоря, я хотел бы, чтобы мой сын был похож на тебя, но он таков, какой есть. Я глубоко уважаю тебя и твою семью. И поэтому, когда ты сказал, что придешь, я был готов дать тебе все, о чем ты попросишь, ведь я ценю дружбу Равнинного клана почти так же сильно, как собственный нефрит. – Обычно открытое и дружелюбное лицо Даука помрачнело. – Но услышав твою просьбу, я не могу тебе помочь. Одно дело – носить нефрит ради самозащиты и защиты друзей и соседей. Так всегда поступали Зеленые кости, ни один писаный закон этого не изменит. Мы крепко держимся за традиции, которых никто больше не понимает, и от этого никому нет вреда. Конечно, иногда мы наказываем людей, покусившихся на нашу диаспору и угрожающих нам преступников. Мы хотим лишь того же, чего хотят все в этой стране: достойной жизни и лучшего будущего для наших детей. – Даук помолчал и потер ладонью затылок. – Этот Запуньо мне незнаком. Может, он дурной человек, но он не сделал ничего плохого нашей диаспоре. До нас доходит рябь от борьбы против контрабанды нефрита на Кеконе и Увивах, но нас разделяет океан. Это не наша борьба. Ты просишь меня убить человека, которого я не знаю, здесь, на земле Эспении, подвергнуть опасности мою семью и моего лучшего друга Рона Торо, рисковать, нарушив эспенские законы.

Ответ Даука Андена не удивил, он предупредил кузенов, что так может случиться.

– Все будет запланировано Равнинными, операцию мы проведем под фальшивыми именами. Отвечать за все буду я, к вам не потянется ни одна ниточка. Колосс это гарантирует. Нам нужен только Рон Торо. А после этого клан вывезет Рона из страны и укроет его на Кеконе или в любом другом месте по его выбору, оплатив его пребывание, пока он не сможет вернуться.

– И ты приехал в Эспению, чтобы не быть Зеленой костью? Послушай сам себя, Анден. Ты рассуждаешь как Кулак. – Даук улыбнулся, но покачал головой. – Прости. Я не стану тебе в этом помогать. – Разочарованный Анден молчал, и Даук добавил: – Если это для тебя так важно, тогда, вероятно, тебе самому следует это сделать. Естественно, я знаю, что ты умеешь носить нефрит.

На скулах Андена заиграли желваки.

– Вы никогда не спрашивали меня об этом, Даук-цзен, но уверен, вы знаете – меня отправили в Эспению, потому что я отказался стать Зеленой костью. Прошло несколько лет с тех пор, как я носил нефрит. Не знаю, способен ли я его контролировать и что он со мной сделает. А потому я слишком непредсказуем и бесполезен для этой миссии. В любом случае я поклялся, что никогда больше не надену нефрит. Я не могу нарушить обещание.

Даук молчал дольше, чем ожидал Анден. Он как будто спорил сам с собой.

– Я это понимаю и ценю твою честность относительно прошлого, – наконец заговорил он. – Так позволь мне тоже быть честным. Теперь поговорим о том, чем не могу поступиться я. Когда я приехал в Порт-Масси вместе с матерью и сестрами, мне было четырнадцать. Моя младшая сестра умерла от воспаления легких два года спустя. Старшая сестра сбежала с мужчиной, которого не одобряла мама, и больше мы о ней ничего не слышали. Вот так получилось, что остались только мы с матерью. Мы жили в квартире над прачечной самообслуживания. Ярче всего я помню запах мыла, которое все тогда использовали, оно называлось «Отмыть дочиста». А еще сырость. Окна всегда запотевали, а краска на стенах пузырилась и слезала. Зимой сырость ощущалась еще сильнее, это было ужасно.

Почти все, кто жил по соседству, сбежали с Кекона, потому что их дома разрушили, а родных посадили в тюрьму или казнили шотарцы. Наши родители были гордыми Зелеными костями или Фонарщиками Людей Горы, но в Эспении мы оказались никем. Просто беженцы, ни кола ни двора. Все смотрели на нас свысока, даже тунские иммигранты, живущие на противоположной стороне улицы Бичера, считали нас ниже по положению. Но мы гордились тем, кто мы и откуда, и придерживались старых традиций.

Когда мне было двадцать с небольшим, я работал курьером в хозяйственном магазине. Владельца звали Ито, и думаю, он был хорошим человеком, но слишком много всего вытерпел и немного свихнулся. Ито был Зеленой костью, его семья, как и у многих других, привезла в Эспению нефрит, но он не осмеливался открыто носить камни на улицах. Нас окружали иностранцы всех сортов, их было намного больше, полно ворья. Дети крали из тележек в магазинах, бандиты обворовывали дома и лавки, Бригады грабили всех. И все без последствий. Мы приехали в страну воров. И потому тщательно скрывали нефрит. Хотя я родился в семье Зеленых костей и тренировался носить нефрит, отца и дядю забрали шотарцы, а с ними и зелень. Так что многие семьи были бедны даже по стандартам нашего квартала.

Как я и сказал, Ито был хорошим человеком, но слегка свихнулся. Однажды он поспорил с клиентом-шотарцем. Ребенком на Кеконе Ито видел, как его сестру изнасиловали шотарские солдаты, а старшего брата избили так, что тот больше не мог ходить и разговаривать, и Ито ненавидел шотарцев даже больше нас всех, почти на грани безумия.

В тот вечер они обменялись оскорблениями, все вышло из-под контроля, и под конец на полу магазина лежал труп шотарца. Только я видел, как это случилось. Ито повернулся ко мне с безумным взглядом, и в то же мгновение я понял, о чем он думает: я единственный свидетель, и если он убьет и меня, никто ни о чем не узнает. Я тут же заверил его, что он не виноват, что его спровоцировал шотарец. Думая о том, как спасти свою жизнь, я предложил ему помочь избавиться от трупа.

Это было ужасно. Мы разрезали тело шотарца на части, погрузили на лодку и утопили части тела в разных местах реки Камрес, привязав к ним куски бетона. Меня много лет мучили кошмары. Иногда они случаются до сих пор.

И хотя я помог Ито с этим кошмарным делом, я по-прежнему опасался за свою жизнь. Случившееся еще больше выбило Ито из колеи. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я понимал, что он пытается Почуять мое чувство вины и размышляет, не заговорю ли я. Он все еще подумывал меня убить. Оглядываясь назад, я понимаю, в каком напряжении он находился, именно по этой причине у него началась ранняя стадия Зуда. На Кеконе кто-нибудь в клане обратил бы на это внимание, заботливый друг или родственник отвел бы его к врачу, но в Порт-Масси он жил один, я был единственным его близким знакомым.

Вокруг шныряла полиция, задавая вопросы об исчезнувшем шотарце. Конечно, никто им ничего не сказал, потому что мы не доверяли полиции, ведь половина полицейских получала деньги от Бригад, но по кварталу расползлись слухи о том, что к убийству причастен Ито. Он решил, что именно я распространял эти слухи, но теперь опасался меня убивать, тем самым подтвердив подозрения в своей вине. Люди забеспокоились. Зеленая кость, потерявшая над собой контроль и обезумевшая, опасна для всех, особенно в Эспении, где люди не понимают, что такое нефрит. Такое происшествие привлекло бы к нам еще больше внимания и враждебности со стороны.

В окрестностях жила еще одна Зеленая кость, молодой человек по имени Рон Торо, он славился как хороший боец, и даже Бригады уважали его и нанимали для некоторых дел. Рону уже случалось вступать в конфликт с законом, и полиция заподозрила, что именно он несет ответственность за убийство шотарца. Полиция пришла его арестовывать, но Рон сбежал и спрятался. Несколько недель он просидел в подвале и не показывался. Мы с Роном были знакомы и жили в одном доме, и пока он скрывался, я носил ему еду.

Люди начали перешептываться об Ито. Ему могли бы простить убийство шотарца и то, что он это скрыл, но неправильно с его стороны молчать и допустить, чтобы вместо него обвинили и, скорее всего, казнили другую Зеленую кость. Ито, однако, думал только о собственной шкуре. Он был слабым человеком и недолго бы протянул в качестве Зеленой кости на Кеконе. Ито узнал, где прячется Рон, и уже был готов сдать его полиции. Как только бы Рона арестовали и осудили вместо него, Ито все сошло бы с рук. Осталось бы только избавиться и от меня.

Поняв, что задумал Ито, я пошел к Рону, и мы решили действовать. Мы вместе устроили засаду на Ито, когда тот уже шел в полицейский участок. Нас было двое, а Рон моложе и сильнее в нефритовых способностях, чем Ито. Мы убили его и забрали его нефрит.

Я не обладал особыми умениями или положением внутри диаспоры, разве что уже тогда меня считали честным человеком, но умел слушать, говорил разумно, и мне удавалось склонять людей к своей точке зрения. После смерти Ито я прошелся по району и объяснил всем, что нужно сделать для предотвращения дальнейших проблем. Когда полиция обыскивала округу в поисках Рона, больше десятка человек сказали, что убийца – Ито и он покинул город. Разумеется, полиция нашла бумажник шотарца, остатки его одежды и кровь в магазине Ито – вот насколько тот был глуп; но так и не обнаружила самого подозреваемого. Самое главное, что полиция больше не преследовала Рона или еще кого-либо.

Истинный убийца был наказан, район избавлен от полицейских обысков, а Зеленая кость, способная доставить неприятности, перестала всем угрожать. Диаспора посчитала это моей заслугой, все начали приходить ко мне со своими проблемами, мелкими или не очень, и со временем меня стали называть Колоссом. Но в глубине души я понимал, что, хотя все только выиграли, боги знают, что я сделал.

Я был сообщником Ито и покрывал убийство невинного человека. Пусть тот и был шотарцем, он не заслуживал смерти и расчленения. Семья не могла захоронить его останки, и он отправился в загробную жизнь по частям. И хотя Ито явно планировал меня убить, на его долю выпало много страданий, и он проявил ко мне доброту, дав первую в моей жизни работу и доход, чтобы я мог содержать маму и молодую жену. Я хладнокровно его убил и избавился от тела. Боги это знают. Думаю, они понимают, почему я так поступил, и не будут ко мне слишком строги. Так что во многом мне в жизни повезло. Кроме одного.

Мы с Саной многие годы не могли завести детей. И когда это наконец-то случилось, родились дочери. Мы пошли в храм и молились богам, чтобы одарили нас сыном, способным носить фамильный нефрит, но лишь через десять лет появился Кори. Он хороший сын, но легкомысленный. Я изо всех сил пытался сделать его настоящей Зеленой костью, но у него сердце ребенка. Он мой единственный сын и получит семейный нефрит, когда нас с Саной не станет. Я люблю его, но он мое наказание за все грехи юности.

Даук поднялся с кресла.

– Я сделаю то, чего ты просишь. Предоставлю Рона Торо в твое распоряжение, чтобы помочь Равнинным убить того человека, контрабандиста Запуньо. Но за это я прошу тебя расстаться с моим сыном. Я смотрел на его отношения сквозь пальцы, но ему пора перестать валять дурака с мужчинами и отнестись к своим обязанностям всерьез. Он единственная Зеленая кость среди четырех моих детей, хотя и не понимает толком, что на самом деле значит носить нефрит и как важны для нас семейные традиции. Он недостаточно зелен для Кекона, но это не имеет значения, он может прекрасно устроиться в Эспении, сделать хорошую карьеру, воспользовавшись дорогостоящим дипломом юриста, и когда-нибудь заведет детей, если боги будут к нам благосклонны. Он не для тебя. Ты наверняка однажды вернешься в Жанлун, а его место здесь.

Анден не сразу подобрал нужные слова.

– Это решать Кори, – сказал он.

– Сейчас я говорю не с ним. Я говорю с тобой. Это и твой выбор, не только его. Ты пришел сюда, чтобы попросить меня совершить преступление ради твоей семьи, и я вправе просить у тебя чего-то взамен. Отдай мне сына, и я поступлюсь принципами, помогу тебе и твоей семье в этом деле. Только на таком условии я готов преступить эту черту.

Анден посмотрел на Даука, который в первую встречу не произвел на него впечатления, но потом вызвал уважение – лидер диаспоры и проницательный человек, по-своему настоящий Колосс, человек, у которого Анден в большом долгу. Но в эту минуту Анден его возненавидел.

Он встал.


– Вы назвали меня человеком, который не бросает слов на ветер. И я не хочу говорить то, о чем потом пожалею, а потому ничего не отвечу вам прямо сейчас, Даук-цзен.

Даук встал и проводил Андена до двери.

– Ты очень мудр для своего возраста, друг мой.

Только поздно вечером на следующий день Анден собрался с духом, чтобы позвонить Кори в квартиру, которую тот делил с тремя студентами юридической школы. К удивлению Андена, трубку взяли после первого же гудка, и взвинченный женский голос произнес:

– Ну что еще? Сейчас же приходи!

Анден вздрогнул и попросил позвать к телефону Кори, на что девушка ответила:

– Пророк меня побери, простите, я приняла вас за другого. Минуту. – Она положила трубку на стол и крикнула куда-то вдаль: – Кори! Это тебя!

Анден ждал. Он слышал фоновую болтовню и выкрики, как будто целая компания смотрела спортивные соревнования по телевизору. Наконец, Кори взял трубку.

– Привет, кеконец! – воскликнул он. – Как там дела в Порт-Масси?

– Мне тебя не хватает, – с трудом выдавил Анден.

– Мне тоже. На следующей неделе начинаются промежуточные экзамены, но постараюсь после этого вырваться на выходные. Ты же свободен, чтобы позависать?

– Поэтому я и звоню, – ответил Анден. – Некоторое время я буду занят.

– По работе?

– Вроде того, – ответил Анден. – Семейные дела.

– То есть дела клана. – Кори прервался, чтобы сказать несколько слов на эспенском кому-то в квартире, а потом снова вернулся к телефону. – Ну ладно тогда, но ты ведь сможешь провести со мной хотя бы один вечер, да?

У Андена вспотели ладони. Он понятия не имел, как справиться с предстоящей задачей.

– Не думаю, что у нас получится встретиться, Кори, – выдавил он. – Ты занят учебой, а я тоже буду занят. Наверное… наверное, нам лучше не видеться какое-то время.

На другом конце линии повисла долгая непонимающая пауза, а потом Кори, похоже, взял телефон и куда-то отошел – фоновые звуки от спортивной игры стали глуше.

– В чем дело, чувак? – шепотом спросил Кори. – Ты что… решил порвать отношения?

Анден не мог вымолвить ни слова, в горле совершенно пересохло.

Кори громко дышал в трубку. А потом сказал:

– Это мой отец тебя заставил, да? Я знаю, что это он. И ты ему поддался. Что он тебе сказал, а? Предложил денег?

– Ничего подобного, – пробормотал Анден.

– А знаешь что? – сказал Кори. – Пошел ты в задницу. Тупой кеконец.

Он бросил трубку.

Анден положил трубку на рычаг, опустился на пол и несколько минут пялился на телефон. Потом схватил куртку и выбежал из квартиры, в слякоть и серость Порт-Масси. Два часа он бесцельно бродил по улицам и в какой-то момент осознал, что плачет. Не громко и не сильно, но зрение затуманилось, а щеки увлажнились. Когда он наконец вернулся в квартиру, было уже за полночь. Обувь промокла, а ноги замерзли. Анден залез под горячий душ, чтобы согреться, и натянул другие носки.

На Кеконе была середина дня, весеннее солнце сейчас высоко стоит над гаванью, люди на улицах поздравляют друг друга с Новым годом и забираются на лестницы, чтобы снять с карнизов красные фонари и гирлянды. Анден взял трубку и набрал междугородный код, чтобы оператор соединил его с Жанлуном – сообщить кузенам, что Даук Лосуньин поможет убить Запуньо.





Третья интерлюдия. Про́клятая красота




Восемьсот лет назад известный первопроходец из Алюсии по имени Гобретт поплыл через океан в поисках легендарного острова с полными драгоценностей горами под охраной гигантов. Благополучно высадившись на южном побережье Кекона, Гобретт с радостью и облегчением не обнаружил никаких гигантов, а наткнулся только на абукейскую деревню. После напряженной, но мирной беседы со старейшинами деревни туземцы принесли полуголодным путешественникам воду и провизию, и Гобретт с командой разбили на берегу лагерь. Как бы ни были они благодарны, моряки с жадностью смотрели на зеленые драгоценные камни, висящие в простых домах племени и украшающие тела местных жителей. Еще до расцвета кеконской касты Зеленых костей нефрит занимал почетное место в культуре аборигенов, они считали этот камень священными останками Первоматери, богини Нимумы, и, поскольку абукейцы генетически не подвержены действию нефрита, носили его как признак статуса и на церемониях.

Гобретт предложил в обмен на нефрит немало товаров из корабельных трюмов, а жители деревни были явно не прочь заполучить инструменты чужаков и разные любопытные штуковины.

Гобретт сложил полученный нефрит в деревянные сундуки в своем шатре и не единожды открывал их, чтобы полюбоваться своим богатством. Когда необходимый ремонт корабля был завершен, Гобретт и команда готовились поднять паруса. И тут первооткрывателю пришло в голову, что нужно получить больше нефрита, а то, выходит, он преодолел весь этот чудовищно долгий путь через океан и отплывает с такой мелочью по сравнению с тем, с каким количеством нефрита беспечно щеголяют простые дикари.

Той ночью Гобретт собрал людей и повел их в абукейскую деревню, они перерезали всех жителей и забрали весь нефрит до последнего камушка. В прекрасном настроении они покинули Кекон. Несмотря на полные трюмы и хорошую погоду, во время двухмесячного плавания корабль охватило необъяснимое безумие. Вскоре после того как Гобретт повесил двух офицеров за измену, команда взбунтовалась. Гобретта и еще нескольких человек убили и выкинули за борт. Матросы взломали замок в сокровищнице и разделили нефрит поровну. За этим последовало еще два мятежа, еще несколько человек погибло.

Шестеро моряков бросились в море, другие бредили в жару и кромсали себя ножами. Один, как говорят, вырезал собственный глаз и съел его. Кучка измученных выживших в конце концов пришла к выводу, что сокровище в трюме проклято, они выкинули весь нефрит в море и сумели кое-как привести корабль в порт на юго-востоке Спениуса. Эта трагическая история быстро разошлась, и за далекой землей с легендарными сокровищами, обладающими загадочной дьявольской силой, закрепилась дурная слава «про́клятой красоты».

Через семьсот пятьдесят лет после путешествия Гобретта шотарский генерал Дамусаро прославился тем, что не согласился с решением государственного Военного комитета оккупировать Кекон, аргументируя это тем, что «проклятый остров как красивая женщина с колючей проволокой в вагине – искушает, но поиметь нельзя». Возможно, в наказание за столь вульгарное возражение его отправили командовать гарнизоном оккупированного Жанлуна во время Мировой войны. Люди Горы шепнули его имя, и, несмотря на все тщательные меры предосторожности, он попал в засаду и был убит средь бела дня молодой Зеленой костью по имени Нау Суэнцзен.