Некоторые вопросы теории катастроф

– Полтретьего уже. Может, она не приедет?

– Приедет.

Мы объехали почти всю стоянку, и вдруг Лула постучала ногтем в стекло:

– Вон там!

Между автофургоном и белым пикапом втиснулась красная «субару» Ханны.

Джейд, развернувшись, задним ходом припарковала машину в соседнем ряду, между усыпанным сосновой хвоей откосом и дорогой. Лула, отстегнув ремень безопасности, скрестила руки на груди, а Джейд как ни в чем не бывало сунула в рот очередной черный ботиночный шнурок, прикусив один его конец, а другим обмотав пальцы, как делают боксеры, перед тем как надеть боксерские перчатки. От «субару» нас отделяли два ряда машин. По ту сторону парковки сгорбился на горке ресторан, слепой (с задней стороны три окна заколочены) и быстро лысеющий (черепица в нескольких местах обвалилась). За тусклыми окнами изредка мелькали усталые пятна света. С потолка свисали зеленые лампы, словно заплесневелые насадки для душа. И не заходя внутрь, можно догадаться, что меню здесь липнет к рукам, столики усыпаны хлебными крошками, официантки хамят, а посетители все сплошь мордовороты. Солонку нужно полчаса трясти, чтобы добыть хоть крупинку соли, а внутри солонки виднеются рисовые зернышки, похожие на личинки. («Если даже соль не могут нормально подать, с чего они взяли, что способны приготовить курицу по-охотничьи?» – говорил в подобных заведениях папа, держа меню подальше от лица – а то вдруг оживет и вцепится.)

Я кашлянула, намекая, что пора бы уже объяснить, что мы делаем у этой жуткой забегаловки (мы с папой такие места объезжали десятой дорогой; могли сделать крюк миль в двадцать, лишь бы «не преломлять хлеб вместе с людьми, похожими издали на груду старых автопокрышек»). Девчонки по-прежнему молчали (теперь и Лу вовсю жевала лакрицу, словно коза на пастбище). И тут до меня дошло – они попросту не могут оформить происходящее в слова. Сказанное вслух, оно станет реальностью, и тогда на них ляжет какая-то вина.

Минут десять слышно было только, как со свистом проносятся машины по шоссе да изредка хлопает дверца – очередной дальнобойщик вылезает из кабины, заходит, голодный, в ресторан и выходит с набитым брюхом. За темными деревьями виднелся мост, а по мосту текла в ночи бесконечная река красно-белых огней.

– Кто сегодня будет? – спросила Джейд, поднося к глазам бинокль.

Лу дернула плечом, пережевывая лакричную жвачку:

– Не знаю.

– Жирный или тощий?

– Тощий.

– А я думаю, на этот раз будет свин.

– Она не любит свинину.

– Любит. Это для нее вроде как семга – по особым случаям. Ой… – Джейд подалась вперед.

Бинокль стукнулся о ветровое стекло.

– Ох ты ж… Твою ж мать…

– Что такое? Малолетка?

Губы Джейд шевельнулись, но звука не было. Потом она тяжело вздохнула:

– Смотрела «Завтрак у Тиффани»?

– Нет, куда мне, – иронически отозвалась Лу и тоже наклонилась вперед, упираясь ладонями в приборную доску.

Девчонки рассматривали парочку, которая только что вышла из ресторана.

– Помнишь, там такой кошмарный Док? – Джейд, не отрываясь от бинокля, сунула руку в пакет с чипасами и затолкала за щеку целую горсть. – Вот это он и есть. Только совсем дряхлый. В принципе, наверное, можно бы сказать: по крайней мере, не Расти Тролер, – но как-то я уже и не знаю… – Выпрямившись, она мрачно протянула Луле бинокль. – У Расти хоть зубы есть.

Лу глянула и, скривившись от отвращения, передала бинокль мне. Я припала к окулярам: по дорожке от ресторана шла Ханна Шнайдер с каким-то мужчиной.

– Всегда ненавидела этого Дока, – прошептала Лу.

Я никогда еще не видела Ханну такой накрашенной («размалеванной», говорили в «Академии Ковентри»). На ней была черная шубка – наверное, кроличья, судя по общему подростковому облику (на застежке от молнии болтался помпон). В ушах золотые серьги кольцами, на губах угольным штрихом темная помада, волосы собраны в высокую прическу, а из-под облегающих, как вакуумная упаковка, джинсов выглядывают острые белые каблуки. Я перевела бинокль на ее спутника и невольно поежилась: он рядом с Ханной выглядел засохшим стручком. Явно за шестьдесят, если не под семьдесят, лицо исчертили морщины, сам ниже Ханны ростом и тощий, как придорожный столб. На костях ни грамма мяса, одежда болтается – будто на раму от картины набросили одеяло. Единственная привлекательная черта – все еще густые волосы. Они впитывали в себя все оттенки освещения: в луче прожектора переливались ядовито-зеленым, а в тени – серо-стальным цветом велосипедных спиц. Ханна шла быстрым шагом, ища ключи от машины в нелепой розовой пушистой сумочке, а старик поспешал за ней, выбрасывая костлявые ноги в стороны, будто раскладная сушилка для одежды.

– Рвотинка, может, нам тоже дашь посмотреть?

Я отдала Джейд бинокль. Джейд, кусая губы, поднесла его к глазам и буркнула:

– Надеюсь, он прихватил с собой виагру.

Парочка стала усаживаться в машину Ханны. Лу скорчилась на сиденье.

– Да ну тебя, дуреха, она нас не видит, – проворчала Джейд, хотя и сама замерла, наблюдая, как «субару» выезжает со стоянки, и, только когда те скрылись из виду, завела мотор.

– А куда они едут? – спросила я, не очень-то и желая узнать ответ.

– В дешевый мотель, – ответила Джейд. – Будут трахаться с полчаса, может, минут сорок, сорок пять, потом она его вышвырнет. Каждый раз удивляюсь, как еще голову ему не откусит, вроде самки богомола.

Мы следовали за «субару» мили три-четыре, сохраняя приличную дистанцию. Дальше начался какой-то городок – надо полагать, Коттонвуд. Мы с папой таких, наверное, сотню повидали – чахлых, выживающих исключительно за счет автозаправок, мотелей и «Макдональдсов». К обочинам шоссе присохли болячки парковок.

Минут через пятнадцать Ханна включила сигнал поворота и свернула влево, к мотелю под названием «Кантри-Стайл Мотор Лодж». Приплюснутое белое полукруглое здание посреди безлюдной равнины – словно кто-то обронил вставную челюсть. У дороги торчали чахлые клены, а еще несколько выстроились у административного здания, будто очередь будущих постояльцев. Мы быстренько свернули вправо и остановились возле серой легковушки, а Ханна, поставив машину у входа, скрылась в конторе. Минуты через две-три она вышла снова, и тут склизкий свет фонаря плеснул ей в лицо. Я вдруг испугалась, хотя видела ее всего пару секунд, да и то издали. У Ханны лицо было как выключенный телевизор. Не мыльная опера, не детектив, даже не какой-нибудь старый вестерн – просто пустой экран. Ханна села в машину, вновь завела мотор и медленно проехала мимо нас.

– Ой, черт! – пискнула Лу, сползая пониже на сиденье.


– Прекрати! – поморщилась Джейд. – Наемного убийцы из тебя явно не выйдет.

«Субару» остановилась у одного из крайних домиков. Док вылез, руки в карманах, за ним Ханна – ее лицо перерезало подобие улыбки. Ханна отперла дверь, и парочка исчезла в домике.

– Номер двадцать два, – сообщила Джейд, не отрываясь от бинокля.

Наверное, Ханна первым делом задернула занавески – когда в домике включился свет, между полотнищами цвета оранжевого чеддера не оставалось даже крохотной щелочки.

– Она с ним хоть знакома? – спросила я со слабой надеждой.

– Не-а. – Джейд повернулась ко мне. – Чарльз с Мильтоном в прошлом году ее засекли. Как-то ночью поехали кататься, решили к ней заглянуть, смотрят – ее машина едет навстречу. Они стали следить – и вот, нашли это заведение. Она приезжает в ресторанчик «Стаки» ровно без четверти два. Заказывает еду и выбирает какого-нибудь типа. Первая пятница каждого месяца. В этом она пунктуальна.

– В смысле?

– Ну, ты же знаешь, она, вообще-то, довольно неорганизованная. А тут – как по расписанию.

– И она не знает… что вы знаете?

– Да ты что! – Джейд так и впилась в меня взглядом. – Не вздумай ей рассказать!

– Не скажу.

Я покосилась на Лу, но та, кажется, не слушала – сидела, оцепенев, будто пристегнутая к электрическому стулу.

– А дальше что? – спросила я.

– Приезжает такси. Мужик выскакивает полуголый – иногда без носков или рубашку держит комом в руках. И уматывает на такси. Наверное, возвращается к «Стаки», там залезает в свой автофургон – и ау. Ханна уезжает под утро.

– Откуда ты знаешь?

– Чарльз обычно сидит до упора.

Больше спрашивать было вроде и не о чем, так что мы замолчали. Так же молча Джейд подогнала машину поближе к домику. Теперь и без бинокля можно было рассмотреть номер 22, узор из листьев на занавесках и вмятину на машине Ханны. Постепенно на меня навалилось какое-то странное ощущение. Мы тут были как на войне – походный лагерь где-то на чужбине, сидишь и боишься неведомых врагов. Лулу, видно, контузило – спина прямая как палка, взгляд прилип к двери домика. Джейд – наш командир: придирчивая, усталая и прекрасно понимает, что никакие ее слова не смогут нас утешить, поэтому и не говорит ничего, откинулась на спинку сиденья и набивает рот чипсами. Я и себе нашла роль во Вьетнаме. Я – трусливый солдат, который тоскует по дому и в конце концов совсем не героически умирает, нечаянно поранив сам себя; кровь хлещет струей, словно сок из давленого винограда. Я бы левую руку отдала, лишь бы оказаться подальше оттуда. Лучше всего – под боком у папы. Чтобы сидеть в пижамке с облачками и помогать ему с проверкой студенческих работ, даже самых ужасных, когда лентяи пишут громадными буквами в надежде дотянуть до нужного объема, соответствующего папиным требованиям: от двадцати до двадцати пяти страниц.

Я вспомнила, что мне папа сказал однажды. Мне было семь лет, мы с ним пошли в парк аттракционов в городе Чоук, штат Индиана, и забрели в Дом ужасов. Я так испугалась, что, как только села в вагонетку, закрыла глаза ладошками и не открывала, пока поездка не кончилась. Так и не увидела ни одного ужаса – даже в щелку между пальцами не подглядывала. Папа не стал ругать меня за трусость – наоборот, посмотрел внимательно сверху вниз и серьезно кивнул, словно я только что сделала важное открытие в области реорганизации всей системы социального обеспечения.

– Да, – сказал папа. – Иногда требуется большое мужество, чтобы не смотреть. Порой лишнее знание только вредит. Не просвещает, а отягощяет. Только очень храбрый человек умеет различать такие случаи и заранее к ним приготовиться. Иным разновидностям человеческого несчастья свидетелем должен быть только асфальт… И может быть, деревья.

– Пообещайте, что я не буду такое делать, – сказала вдруг Лу тоненьким голоском.

– Что, – монотонно отозвалась Джейд.

Глаза у нее были как порезы от острого края бумаги.

– Когда я стану совсем-совсем старая. – Голос Лу был до того хрупкий – вот-вот порвется. – Пообещайте, что у меня будут муж и дети. Или я буду знаменитой. Пообещайте…

Фраза так и осталась неоконченной, будто неразорвавшаяся граната.

Потом мы снова молчали. В 4:03 утра в номере 22 погас свет. Старик вышел полностью одетый (хотя я заметила, задники ботинок были примяты – он не успел как следует их натянуть) и уехал на заржавленном такси фирмы «Синяя птица» (I-800-BLU-BIRD), которое дожидалось его у конторы, тихонько мурлыча.

Все точно так, как сказал папа (будь он сейчас с нами, задрал бы подбородок – совсем чуть-чуть – и слегка изогнул бровь, что означает «А ты сомневалась» и «Я тебе говорил»). Не надо бы никому это видеть, кроме только дрожащей неоновой надписи «Свободные комнаты», да изможденных кленов-астматиков, томно гладящих крышу по хребту кончиками веток, да еще неба – огромного лилового синяка, медленно, так медленно тускнеющего у нас над головой.

Потом мы отправились по домам.





Часть вторая




Глава 11. «Моби Дик», Герман Мелвилл




Через две недели после того, как мы подглядывали за Ханной («Наблюдали», – поправил бы старший инспектор Ранульф Карри из книги «Спесь единорога» [Лавель, [1901]), Найджел нашел у нее дома приглашение в мусорной корзинке в маленькой комнате рядом с гостиной, где по стенам висели карты мира и полудохлые растения в кашпо, с трудом выживающие по ее особой системе (круглосуточная подсветка и время от времени – подкормка питательной смесью «Чудо-рост»).

Текст на изящной карточке из плотной кремовой бумаги с тиснением гласил:

Приют для бездомных животных округа Бернс сердечно приглашает Вас на ежегодный благотворительный вечер в поддержку нуждающихся животных.

Мероприятие состоится в субботу, 22 ноября в 20:00 по адресу: Ивовая улица, д. 100.