Некоторые вопросы теории катастроф

Нет, вопреки многочисленным свидетельствам обратного, я не верила в такой удобный выход из лабиринта – будто бы Ханна Шнайдер просто-напросто спятила. За такой примитивный вывод в студенческой работе хороший преподаватель ни за что зачет не поставит. Нет уж, я ведь читала «Возвращение свидетеля» (Гастингс, 1974), а также продолжение этой книги, а еще я своими глазами видела Ханну в тот день. Как уверенно, чуть ли не вприпрыжку она шагала по тропе и на вершине орала с убежденностью, а не с отчаянием (эти эмоции звучат совершенно по-разному).

Должна, должна быть какая-то другая причина!

Закрывшись в своей комнате, я швырнула на пол рюкзак и вытащила спрятанные за пазухой и в туфле улики, которые я стащила из дома Ханны. Я не хотела, чтобы Мильтон заметил. Мне и так было неловко за свои следовательские потуги. Он шесть раз повторил: «Смотри-ка, у нас тут сыщик завелся», «Оливки – мастер сыскного дела», «Да ты гроза преступников, детка!» – и с каждым разом это звучало все неприятней. Поэтому, садясь в его «ниссан», я сказала, будто забыла у Ханны в гараже кулончик со своим знаком зодиака (в жизни у меня не было такого кулончика), сбегала в гараж и прихватила заранее отложенные в отдельную коробку материалы. Тоненькую папочку со статьями о пропавших людях я затолкала за ворот платья и прижала рукой на талии, а фотографию Ханны с шипастой панковской прической подсунула в туфлю, под пятку. А когда снова садилась в машину и Мильтон спросил: «Забрала?» – я сделала вид, будто прячу кулон в кармашек рюкзака, и застегнула на молнию. Мильтон был не очень-то наблюдательный. Я всю обратную дорогу сидела как на сосновых шишках, а он и ухом не повел.

Включив ночник возле кровати, я раскрыла папку.

Когда озарение наконец свершилось, меня это потрясло – не потому, что идея была какая-то особенно сложная, а потому, что настолько очевидная. Как я раньше не сообразила?

Сперва я прочла газетные статьи (Ханна, видимо, распечатала их где-нибудь библиотеке, с микрофишей низкого разрешения). Две заметки из «Стоктон обсервер» от 19 сентября 1990-го и 2 июня 1979 г.: «Ведутся поиски пропавшей альпинистки» и «Одиннадцатилетняя девочка из Розвилля найдена, серьезных повреждений нет». Еще статья из «Ноксвилль пресс»: «Пропавшая девочка вернулась к отцу, в похищении обвиняют мать», еще теннессийской «Пайнвиль геральд таймс»: «Пропавшего мальчика принуждали к проституции» – и наконец: «Пропавшая женщина обнаружена в штате Вермонт, где она жила под чужим именем» – из «Хантли сентинел».

Потом я взялась за последнюю страничку – отрывок из книги, в котором рассказывалось о Вайолет Мартинес, исчезнувшей в Грейт-Смоки-Маунтинс 29 августа 1985 года.

97.

оказалось, что одного человека не хватает. Вайолет стали искать и не нашли.

Майк Хиггинс осмотрел автостоянку, опросил водителей других машин – девочку никто не видел. Через час учитель обратился в администрацию национального парка. Немедленно организовали поиск, закрыв для туристов территорию от Лысины Слепца до Горелого ручья. Сообщили отцу и сестре пропавшей, те привезли одежду Вайолет, чтобы служебные собаки могли взять след. Три немецкие овчарки прошли по следам Вайолет до асфальтированной дороги – в миле с четвертью от того места, где видели девочку в последний раз. Дорога соединяется с шоссе U.S. 441, а шоссе ведет за пределы заповедника.

Как объяснил отцу Вайолет, Рою-младшему, сотрудник заповедника Бруэл, это может означать, что девочка села к кому-то в машину и уехала. Возможно также, что ее увезли насильно.

Рой-младший категорически отказался допустить, что Вайолет заранее спланировала свое исчезновение. У нее не было при себе ни кредитной карты, ни удостоверения личности. Перед экскурсией в горы она не снимала деньги с текущего или накопительного счета. Вайолет очень ждала своего шестнадцатилетия – собиралась отпраздновать день рождения на следующей неделе в развлекательном центре «Роллер-скейт Америка».

Рой-младший также подсказал полиции возможного подозреваемого. Кэнни Фрэнкс, двадцати четырех лет, находился в исправительном заведении за хулиганство и кражи, освободился в январе 1984 г., увидел Вайолет в универмаге и влюбился. Поджидал ее возле школы, досаждал телефонными звонками. Отец девочки обратился в полицию, и Кенни оставил Вайолет в покое, хотя, по словам приятелей, по-прежнему только о ней и думал.

– Вайолет говорила, что терпеть его не может, а кулон, который он ей подарил, носила все время, – сообщила ее ближайшая подруга, Полли Элмс.

Полиция проверила версию о причастности Кенни Фрэнкса к исчезновению Вайолет, однако, по показаниям свидетеля, двадцать пятого августа Кенни весь день проработал на уборке посуды в гриль-баре «Стэг-Милл». Три недели спустя он переехал в Миртл-Бич. Полиция установила за ним наблюдение на случай, если он вступит в контакт с Вайолет, но никаких данных на этот счет не было получено.





Последняя загадка


Поиски Вайолет прекратили 14 сентября 1985 г. В операции были задействованы 812 человек, в том числе сотрудники национального парка, лесничие, национальная гвардия и ФБР. Тем не менее пролить свет на исчезновение девочки не удалось.

Двадцать первого октября 1985 г. неизвестная брюнетка попыталась в Джонсвильском Национальном банке (Джонсвиль, Флорида) обналичить чек за подписью Вайолет на имя Трикси Грош. Служащий банка попросил подождать, пока он проверит чек, после чего девушка немедленно ушла и больше не появлялась. Когда служащему показали фотографию Вайолет, он не смог с уверенностью ответить, она ли приходила в банк.

Рой-младший готов присягнуть, что у его дочери не было причин для исчезновения. Однако ее подруга Полли считает иначе.

– Она постоянно говорила о том, как ненавидит Бестерс и до чего ей не хочется быть баптисткой. В школе она была отличницей. Я думаю, ей бы ума хватило так подстроить, чтобы все думали, будто она умерла, и перестали ее искать.

С тех пор прошло семь лет. Рой-младший по-прежнему ежедневно думает о дочери.

– Она теперь в руках Господа. «Надейся на Господа всем сердцем твоим, – цитирует он Притчи, главу 3, стих 5. – И не полагайся на разум твой».



Все статьи в папке были не просто о пропавших без вести, а о людях, чье исчезновение могло быть подстроено самими пропавшими. В «Хантли сентинел» рассказывалось именно о таком случае. Жительница города Хантли в штате Нью-Мексико, пятидесятидвухлетняя Эстер Суини, была замужем третьим браком и за ней числилось более 800 000 долларов долга по налогам и оплате счетов. Полицейские пришли к выводу, что она, имитируя нападение, сама устроила разгром в своем доме, порезала кухонную дверь и собственную руку (в прихожей нашли следы ее крови). Три года спустя ее обнаружили в городе Уинуски, штат Вермонт, – она в четвертый раз вышла замуж и жила под вымышленным именем.

В других статьях методы следствия описывали более подробно. В заметке о пропавшей альпинистке рассказывалось, как вели поиски в Йосемитском национальном парке: «Лесничие отобрали добровольцев, находящихся в наилучшей физической форме, и, разбив территорию ледника на квадраты, отвели каждой группе свой участок для поисков».

Я не верила своим глазам. Хотя такое случалось и раньше. По данным «Альманаха странностей и отклонений в поведении американцев» (изд. 1994), один из каждых 4932 граждан США специально подстроил свое похищение или смерть.

Ханна Шнайдер не собиралась умирать; она задумала исчезнуть.

Изучила материалы об аналогичных случаях (не слишком-то методично; будь она автором кандидатской диссертации, научный руководитель устроил бы ей разнос) и вознамерилась навострить лыжи, иначе говоря – сделать ноги, свалить по-тихому, а с прежней своей жизнью разделаться, как гангстер с доносчиком.

В увлекательной документальной книге Хорхе Торреса о наркокартеле всеамериканского масштаба, «Из любви к дорогой коже» (2003), героиня, выступающая под псевдонимом Анжелика Соледад де Креспо, желая бросить торговлю наркотиками, инсценирует собственную смерть похожим способом: отправляется в Великую Саванну в Венесуэле и создает видимость своего падения в водопад с высоты более тысячи футов. Девятью месяцами ранее с этого же водопада сорвалась лодка с девятнадцатью польскими туристами. Троих так и не нашли, поскольку сильное подводное течение у основания водопада не давало им всплыть на поверхность, пока тела не разорвало в клочья о камни, а остатки сожрали крокодилы. Поиски Анжелики прекратили через двое суток, объявив ее погибшей. На самом же деле она, потихоньку выскользнув из лодки, добралась до спрятанного под скалой снаряжения для подводного плавания, а затем проплыла под водой четыре мили вверх по течению. Там ее поджидал красавец-любовник по имени Карлос в серебристом «хаммере». Они сбежали в малонаселенный район бассейна Амазонки, где-то в Гайане. Там живут и по сей день.

Глядя в потолок, я силилась вспомнить мельчайшие подробности роковой ночи. Пока мы обедали, Ханна переоделась потеплее. Позже, в лесу, у нее была сумка на поясе. Она вела меня уверенно, сверяясь с картой и компасом, – явно знала, куда идет. Она планировала о чем-то мне рассказать, в чем-то признаться, а потом исчезнуть. По компасу выйти на дорогу, добраться до шоссе 441, а там ее кто-нибудь ждал (возможно, Карлос в серебристом «хаммере»). К тому времени, как нас найдут и ее объявят в розыск, пройдет не меньше суток, а может, и больше, учитывая погодные условия, – Ханна будет уже в другом штате или даже в Мексике.

И может, неизвестный, следивший за нами в лесу, не такой уж и неизвестный. Может, это и был Карлос (точнее, Валерио), и все эти «жди здесь», «никуда не уходи» были просто для прикрытия, а на самом деле Ханна с самого начала собиралась уехать с ним. Зато после моего рассказа полицейские решили бы, что ее похитили – или что она сама желала исчезнуть, и тогда особенно искать не стали бы, если только ее не разыскивали за какое-нибудь преступление (но сержант Харпер не упоминала, чтобы за Ханной что-то такое числилось, и, насколько я знаю, она не была в родстве с мафиозными семействами вроде Бонанно, Гамбино, Дженовезе, Луккезе или Коломбо).

Конечно, бросить меня ночью в лесу было жестоко, но люди с отчаяния и не такое делают, и совесть их не мучает (см. «Как выжить в тюрьме строгого режима „Ангола“ в штате Луизиана», Глибб, 1979). И все-таки хоть как-то она обо мне позаботилась: оставила карту и фонарик и велела не бояться. И еще раньше, днем, без конца всем напоминала не терять карту местности и что от Сахарной Головы всего четыре мили до шоссе 441.

Если бы понять, почему Ханна решила удариться в бега, можно установить, кто ее убил. Этот человек явно хорошо знаком с патологоанатомией, раз понимает, какие следы должна оставить веревка, чтобы создать видимость самоубийства. Заранее присмотрел идеальное место для линчевания: компактную круглую полянку, – значит, он знал, что Ханна собирается сбежать и даже каким именно путем. Возможно, у него были очки ночного видения и охотничий камуфляж вроде того, что я видела в Уол-Марте, в проволочной тележке Андрео Вердуги – «ШелестТМ, осенний набор», мечта охотника. В этом камуфляже, «неразличимый среди лесной зелени», он забрался на пень или еще какое-нибудь возвышение и тихо ждал с электропроводом в руках, заранее привязав его к дереву и соорудив на другом конце петлю. Как только Ханна вышла на поляну, он набросил петлю ей на голову и резко дернул провод, так что Ханна повисла в воздухе. Она не успела ни закричать, ни рвануться прочь, ни собраться с мыслями перед смертью («Даже дьявол заслуживает, чтобы ему дозволили собраться с мыслями напоследок», – пишет Уильям Стоунли в своей книге «Цвет пепла» [1932]).

Я представила себе эту сцену, и сердце тяжело забилось в груди, а по коже побежали тошнотворные мурашки. Тут еще одна подробность шмякнулась передо мной, словно отравленная канарейка, словно боксер, опрокинутый безжалостным ударом в подбородок.

Ханна велела Мильтону отвезти меня к ней домой вовсе не потому, что решила устроить мою личную жизнь (хотя и эта мысль могла присутствовать, нельзя же сбрасывать со счетов те лирические постеры у нее в кабинете). Зная мое любопытство и привычку во все вникать, она подбросила мне материал для догадок. «Ты человек очень чуткий и все замечаешь», – сказала мне Ханна в ту памятную ночь у нее дома. Она не знала, что умрет, и предполагала, что после ее исчезновения наша компания будет мучиться вопросом, что же с ней случилось. Такой вопрос может сломать человека, превратить его в развалину со сдвигом на религиозной почве. И потому она оставила для нас с Мильтоном успокаивающую подсказку на самом виду: кассету с фильмом «L’Avventura», одиноко лежащую на кофейном столике (а обычно там чего только не было навалено – пепельницы, спичечные коробки, журналы и прочая ерунда).


У меня просто голова закружилась. Настолько эффектный жест, и как это по-шнайдерски: идеально прагматично и притом все шито-крыто. Даже папа оценил бы такое умение красиво поставить точку. И главное, как все продумано, как ловко обстряпано – я не ожидала, что Ханна на такое способна. Да, она была красива так, что больно смотреть; да, она потрясающе умела слушать и несравненно танцевала румбу с бокалом в руках; еще она умела подбирать у дороги мужчин, словно брошенный посреди комнаты носок, но чтобы вот так искусно разыграть финал своей жизни – по крайней мере, своей сент-голуэйской жизни – это уже совсем другой масштаб. Поразительно и в то же время грустно, ведь инсценировка так и не осуществилась.

Я постаралась успокоиться, насколько могла («Любые эмоции, а особенно энтузиазм, вредят следовательской работе», – говорил лейтенант Петерсон в книге «Деревянное кимоно» [Лэйзим, 1980]).

Фильм «L’Avventura» – «Приключение» – классический черно-белый шедевр Микеланджело Антониони 1960 года выпуска и один из любимых фильмов моего папы, так что за свою жизнь я посмотрела его целых двенадцать раз. (У папы вообще была слабость ко всему итальянскому, в том числе к пышным женщинам с роскошными волосами и к ужимкам Марчелло Мастроянни[439] – этим его подмигиваниям и улыбочкам, которые он швырял, словно спелые помидоры черри, в женщин, прогуливающихся по виа Венето. В настроении «средиземноморский бурбон» папа даже исполнял отрывки из «La Dolce Vita»[440] с истинно итальянским шиком: «Tu sei la prima donna del primo giorno della creazione, sei la madre, la sorella, l’amante, l’amica, l’angelo, il diavolo, la terra, la casa…»[441])

Сюжет фильма простой.

Анна, богатая светская женщина, отправляется с друзьями прокатиться на яхте у берегов Сицилии. Они загорают на берегу пустынного островка. Анна уходит от остальных и не возвращается. Ее жених Сандро и лучшая подруга Клаудия обшаривают весь остров, потом всю Италию, но безуспешно, и в конце концов между ними завязывается роман. К концу фильма исчезновение Анны остается все такой же загадкой. Жизнь продолжается, – в данном случае жизнь среди пустых желаний и бездушной роскоши, – а об Анне благополучно забывают.

Ханна хотела, чтобы я нашла этот фильм. Она надеялась – нет, она точно знала, что я замечу сходство и проведу параллели с историей Анны. Даже имена почти одинаковые! Пойму и объясню нашим, что Ханна исчезла добровольно и хочет, чтобы мы жили дальше, танцевали босиком со стаканом вина в руке, выкрикивали свою душу на горной вершине («Жизнь по-итальянски» – любимая папина присказка, хотя для него, рожденного в Швейцарии, было нелегко следовать собственному совету).

– Американцы ненавидят открытые финалы, – говорил папа. – Им легче зуб сверлить, чем посмотреть фильм вроде «Приключения»; не только потому, что они терпеть не могут, когда что-нибудь остается на волю воображения, – мы ведь говорим о стране, где изобрели спандекс, – но еще и потому, что американцы невероятно самоуверенны. Они знают, что такое Семья, как отличить Добро от Зла, они знают Бога – многие утверждают, что запросто с Ним общаются. И они лучше сами себе руку отстрелят из собственной полуавтоматической винтовки, чем допустят хотя бы мысль, что мы не так уж хорошо знаем своих друзей и близких, да и себя любимых тоже. А по-моему, это замечательно – признать свое неведение и не пытаться контролировать всё и вся. Если разведешь руками: «Кто его знает?» – можно просто жить, не мудрствуя лукаво, как paparazzi, puttane, cognoscenti, tappisti…[442] (На этом месте я прекращала слушать; переключившись на итальянский, папа несся, не разбирая дороги, как черт на «харлее»: быстро и громко, чтобы все прохожие оглядывались.)

Было уже больше шести. Солнце потихоньку отступало к горизонту, и на полу моей комнаты черным кружевом лежали тени, словно тощие вдовы, отравленные мышьяком. Я сползла с кровати и спрятала папку и фотографию Ханны-панкерши в левый верхний ящик стола (туда же, где хранилась ее книжка о Чарльзе Мэнсоне). Подумала, не позвонить ли Мильтону, рассказать ему обо всем, но тут услышала, как к дому подъезжает «вольво». Через полминуты папа уже вошел в прихожую.

Когда я спустилась, он, стоя возле раскрытой входной двери, читал передовицу южноафриканской «Кейп дейли пресс».

– Что за шуточки… – бормотал он с отвращением. – Бедные неорганизованные дурни… Когда же кончится это безумие?.. Нет, не кончится, пока они ума не наберутся… Хотя все возможно, случались вещи и почуднее… – Он мрачно глянул на меня и вернулся к статье. – Радость моя, в Конго опять массово убивают повстанцев, человек пятьсот…

Тут он присмотрелся ко мне внимательней.

– В чем дело? Вид у тебя усталый. До сих пор не спишь? У меня тоже был неприятный период бессонницы – в семьдесят четвертом, в Гарварде…

– Все нормально.

Папа, кажется, хотел возразить, но передумал. Улыбнулся, сложил газету.

– Ну ничего! Что у нас на завтра намечено, помнишь? Или забыла про наш день безделья? Прекрасное озеро Пеннебейкер!

Я и правда забыла. Папа готовился к этой поездке с таким азартом, словно англичанин капитан Скотт – к первой в мире экспедиции на Южный полюс, в надежде обогнать норвежца капитана Амундсена (в нашем случае папа надеялся обогнать всех пенсионеров и первым ухватить напрокат лодку и столик для пикника в тенечке).

– Прогулка на озере! – Папа бегло поцеловал меня в щеку, подхватил кейс и направился к лестнице. – Должен признаться, меня это увлекает. А мы еще зацепим самый хвостик ярмарки ремесел первых поселенцев! По-моему, нам с тобой просто необходимо провести день на солнышке, не думая о печальном положении дел в мире, хотя, подозреваю, толпы отдыхающих живо напомнят, что я уже не в Швейцарии!





Глава 29. «Распад», Чинуа Ачебе




[443]

До утра понедельника я глаз не сомкнула ни на секунду – за вечер субботы и большую часть воскресенья прочитала все 782 страницы «Эвапористов» (Буддель, 1980) – биографической книги о Борисе и Беренике Почечник, венгерской супружеской паре аферистов. Они тридцать девять раз инсценировали свою смерть, возрождаясь под новым именем, причем каждый раз все действо было срежиссировано тщательно и с размахом, не хуже, чем балет «Лебединое озеро» в Большом театре. Также я заново просмотрела статистику о пропавших без вести в «Альманахе странностей и отклонений в поведении американцев» (изд. 1994). Оказалось, что двое из каждых тридцати девяти взрослых беглецов сбежали «просто от скуки» (99,2 процента из них были женаты или замужем и утверждали, что жизнь их стала пресной из-за «бесцветной супруги или супруга»), двадцать один человек из этих же тридцати девяти ударились в бега потому, что «им грозила железная пята закона», – все это были мелкие мошенники, жулики и уголовники. Одиннадцать из тридцати девяти до бегства довели наркотики, трое «спасались» от итальянской или русской мафии, а двое сбежали по невыясненным причинам.

Кроме того, я дочитала «Историю линчевания на американском Юге» (Киттсон, 1966). Этой книге я обязана самым волнующим своим открытием: среди рабовладельцев Джорджии была популярна особая техника повешения, вновь получившая распространение в 1915 г., при возрождении ку-клукс-клана. Считалось, что ее изобрел сам судья Чарльз Линч, а называли ее «стрекоза в полете», потому что при таком способе «тело повешенного резко взмывало в воздух» (стр. 213). «Способ получил широкое распространение благодаря своему удобству, – пишет Эд Киттсон на стр. 214. – Нет необходимости собирать толпу линчевателей, человек со среднеразвитой мускулатурой вполне способен справиться с задачей в одиночку. Петля и блок имеют свои особенности, но их нетрудно освоить на практике. Используется затягивающийся узел типа скользящего булиня – обычно применяют узел „Хонда“, а другой конец веревки прикрепляют к крепкой ветке дерева с помощью так называемого лесного или бревенчатого узла. Когда жертву поднимают на высоту от трех до шести футов, лесной узел затягивается не хуже, чем узел-констриктор. За один только 1919 год этим способом было совершено тридцать девять линчеваний». Была в книге и иллюстрация – открытка с изображением линчевания, «распространенный на старом Юге сувенир». По краю открытки шла надпись: «1917, Мелвилл, Миссисипи. Наша стрекоза в полете: его тело возносится к небесам, а душа отправляется в преисподнюю» (стр. 215).

Воодушевившись таким познавательным чтением, я на свободном уроке обошла вниманием операцию «Барбаросса» в углубленном учебнике всемирной истории «Наша жизнь, наша эпоха» (Клэнтон, изд. 2001 г.), обратившись вместо этого к жутенькой книжечке «Код смерти» (Ли, 1987), которую принесла из дома, из папиной библиотеки. Автор, Франклин Ч. Ли, – один из величайших частных сыскарей Лос-Анджелеса. Я ее начала читать еще на первом уроке – углубленной литературе. («Синь! Почему ты села в заднем ряду?» – испуганно спросила миз Симпсон. «Потому что я расследую убийство, а никто, кроме меня, не почешется!» – хотелось мне крикнуть, но я, конечно, не крикнула. Сказала, что доска отблескивает и с моего обычного места не видно, что на ней написано.) Возле списка рекомендованной литературы Тра и Тру затеяли ежедневный марафон сплетен, а подзуживала их приятельница, Носишка Хеммингс. Мистер Флетчер, как обычно, уткнулся в сборник кроссвордов (изд. «Джонсон», 2000) и ничего не замечал. Я уже хотела им сказать, чтобы заткнулись наконец (поразительно, какую уверенность в себе порождает следовательская работа), но вместо этого стала подслушивать.

– Я слышала, как Эвита Перон в учительской говорила Мартине Филобек, что, по ее мнению, вердикт, якобы Ханна Шнайдер покончила с собой, – сплошная туфта, – доложила Носишка. – Перон говорит, Ханна не убивала себя, она это точно знает.

Тру недоверчиво прищурилась:

– А еще что?

– Больше ничего. Они заметили, что я застряла около ксерокса, и замолчали.

Тра со скучающим видом рассматривала свои ногти.

– Надоели бесконечные разговоры про Ханну Шнайдер! Сколько можно?

– Устаревшая тема, вроде углеводородов, – глубокомысленно кивнула Тру.

– И потом, когда я маме рассказала, какие фильмы она нам показывала на занятиях – совершенно не из школьной программы, – мама просто взвилась. Сказала, эта Ханна явная шизофреничка…

– Со сдвигом, – перевела Тру. – Ушибленная на голову.

– Мама, конечно, хотела бежать жаловаться Хавермайеру, но потом передумала. Директору сейчас и так нелегко. В школу никто поступать не хочет.

Носишка наморщила нос:

– Все-таки интересно, почему Эва так сказала. Она какой-нибудь секрет знает. Наверняка!