#НенавистьЛюбовь

Часть 1




1.1



Она всегда была рядом. И я всегда хотел, чтобы она была моей.

Я помнил ее столько же, сколько и себя. Маленькая, кудрявая, смелая, истошно вопящая и с вечными синяками на коленках. С зелеными глазами и аккуратным носиком.

Дарья Сергеева была моей главной проблемой с самого детства.

Все началось с того, что я решил жениться на ней, а она не хотела со мной даже играть – общество девчонок нравилось ей куда больше. Это здорово бесило. И чтобы привлечь ее внимание, я шел на многое. Таскал игрушки, кидался песком, ставил подножки, придумывал обидные прозвища. Даже задирал юбку – было дело. От отца, правда, потом прилетело так, что никогда больше я так не поступал. А когда один тип во дворе решил задрать юбки Дашке и ее подружке, так отходил его песочной лопаткой, что от отца потом снова досталось.

Но сколько бы я ни пытался заставить ее обратить на меня внимание, ничего не получалось. Выходить за меня замуж Сергеева точно не собиралась. И видела во мне какого-то идиота. А это здорово обижало. Я ведь, черт побери, старался! Чем больше она отталкивала меня, тем больше я хотел быть рядом с ней. Была бы моя воля – велел бы общаться только со мной. И поселил бы в своей комнате, уступив кровать.

– Пусть Дашка переедет к нам, – попросил я однажды мать.

– Зачем? – задала она логичный вопрос.

– Чтобы всегда была рядом со мной. Как ты рядом с папой, – честно ответил я.

Мать тогда только смеялась и называла меня «маленьким собственником», а я не понимал, в чем дело, и злился.

Однажды во время сончаса Дашка захотела, чтобы ее поцеловал какой-то пацан. Помню, я успел оттолкнуть его и подставил ногу – так, что Сергеева поцеловала пятку. Она так орала, что я едва не покатился по полу от смеха. Но в итоге она отомстила. Засунула за унитаз мою шапку. А я не смог промолчать.

Что бы я ни делал, она всегда давала отпор. И это мне тоже всегда нравилось в Дашке. Она не хныкала, не жаловалась и не ныла. Просто отвечала мне тем же. Могла обозвать, ударить, придумать пакость. А я радовался – теперь Сергеева не забывала обо мне. Я был уверен – такое общение ей нравится не меньше, чем мне.

Наше соперничество стало делом чести. Мы не оставляли друг друга в покое даже на день. Однако иногда все-таки заключали негласное перемирие – вместе играли, смотрели мультики, иногда даже вместе засыпали на одной кровати, что умиляло взрослых. Мы стали заклятыми друзьями. И я чертовски ревновал ее ко всем.

Когда мы готовились к выпускному в подготовительной группе, воспитательница предложила Дашке выбрать мальчика для парного танца: или меня, или другого пацана.

«Матвеев – тупой, с ним танцевать не буду!» – заявила она и стала улыбаться другому.

Меня это так задело, что я в итоге поставил ей подножку. Неудачно. Весь выпускной Сергеева просидела на стульчике, с ненавистью на меня глядя. А что я? Я только язык ей в ответ показывал. Не надо было отказываться!

После детского сада мы попали в одну школу и в один класс. К моему восторгу нас даже посадили вместе. И я был так рад, что не мог оставить Дашку в покое. Оглядываясь назад, могу сказать, что я был маленьким противным мудаком, но я реально не мог перестать приставать к Сергеевой. Это было не развлечением, как кто-то мог подумать. Это было моим способом доказать ей свои чувства. Она должна была думать обо мне столько же, сколько о ней думал я. Потому не давал ей прохода.

Она должна была быть моей. Но почему-то очень плохо понимала это. А я просто был тупым, чтобы нормально ей все объяснить. Да и смысл был объяснять?

Дашка называла меня Клоуном, а я ее – Пипеткой. Только мое прозвище не прижилось, а ее – вполне. Из-за этого она ужасно злилась, а я радовался. Я радовался каждый раз, когда мне удавалось задеть ее и вызвать эмоции. Я не хотел быть для нее пустым местом. Я хотел стать для нее самым важным человеком в мире. Я даже стал писать для нее стихи. Корявые, без ритма и рифмы, но именно в них – и только в них – я мог выразить свои чувства.

Однажды из-за меня Дашка порезала руку. Кажется, мы не поделили конфеты. Наверное, нам было лет по тринадцать, мы подрались, как часто делали это прежде, и только тогда я впервые понял, что она все же девчонка. Слабая, нежная, относительно беззащитная – тонкие руки, тонкие ноги, ни намека на мускулы. Зато большие зеленые глаза и губы бантиком, на которые я, как идиот, часто пялился.

На ее руке появилась кровь, и я чертовски испугался, что обидел ее, сделал больно. Я сам чуть не заплакал. Наложил ей повязку, то и дело спрашивая, как она. И впервые почувствовал, как быстрее бьется сердце, когда мои пальцы касаются ее нежной кожи.

Потом это стало привычным делом. Сергеева и учащенный пульс – синонимы. Не могу реагировать на нее иначе. Ее присутствие рядом всегда сводит с ума, кружит голову. Заставляет меня думать только о ней. И эти мысли не всегда приличны. Вернее, почти всегда неприличны.

В тот раз она не выдала меня, и тогда-то я точно понял, что люблю ее.

Говорят, что любовь – прекрасное чувство. Когда она приходит, радостно поет стая крылатых младенцев, взрываются гребанные фейерверки и в нос бьет острый запах ванили. Но у меня было иначе. Закинув руки за голову, я лежал на кровати, смотрел в окно, и в голове сама собой появилась простая мысль: «Я ее люблю».

Я ее люблю.

С этими мыслями долгое время я просыпался и засыпал.

Я ее хотел.

Это проклятое чувство не отпускало меня.

Я никому о нем не говорил. Все держал в себе. Боялся, что засмеют, осудят, выставят идиотом. В первую очередь – она. На остальных мне всегда было плевать, но мнение Дашки всегда было для меня важным.

Подросткам стыдно любить – до определенного возраста. Стыдно признаваться в зависимости от кого-то другого. Того, кто терпеть тебя не может.

Я молчал и делал все то же, что и всегда – обращал на себя ее внимание. Единственным способом выразить свои чувства стали «валентинки», которые я тайно присылал Дашке на четырнадцатое февраля, меняя почерк. А потом ошивался рядом, подслушивая ее разговоры с подружками. Она не догадывалась, что «валентинки» – от меня. А я радовался.



1.2




Помню, как от ее подружки Ленки я узнал о том, что ей нравится пацан, играющий на скрипке. Имя уже забыл, но вот фамилия до сих пор сохранилась в моей голове – Альтман. Он был одним из тех, кого хвалят учителя, но сверстники не берут в команды по футболу или баскетболу на физре. Худой, слабый, трусливый, со скрипкой наперевес – я не понимал, что Сергеева в нем нашла! И разозлился так сильно, что дома сломал табуретку об стену – с самоконтролем у меня в этом возрасте все было плохо. Я с трудом контролировал свои злость и ревность.

Затем я придумал план. Попросил взрослого двоюродного брата купить новую сим-карту, и решил пообщаться с Дашкой от имени Альтмана.

«Ты нравишься мне так сильно, что я не могу себя контролировать», – написал я ей. И это было правдой. Я не мог себя контролировать из-за этой кудрявой девчонки. Видел ее в короткой юбке – не мог отвести взгляда от ножек. Смотрел на губы, и само собой выходило, что в голове появлялись картинки, в которых я целую ее. А когда мы ездили всем классом в бассейн, так и вовсе с ума сходил, глядя на нее в купальнике. Правда, когда кто-то из пацанов заявил, что у Сергеевой «фигурка ничего так», я, не сдержавшись, дал ему в морду. Больше никто о ней такого не говорил. По крайней мере, не при мне.

Приближался очередной день святого Валентина. И от имени Альтмана я написал Дашке кучу «валентинок». Даже пригласил ее на свидание, и она пришла! Пришла, чем окончательно вывела меня из себя. Дашка ожидала увидеть своего Альтмана, а увидела не только его, но и меня с друзьями, ржущих, как кони в яблоках. Признаю, что это был дурацкий поступок – заставить скрипача прийти вместе с нами и выставить все так, будто мы решили поиздеваться над Сергеевой. Но в средней школе я считал, что это хорошая месть за то, что Дашка выбрала не меня, а какого-то там Альтмана.

После этого случая Дашка впервые спалила меня на контрольной по химии, в результате чего я получил «двойку». И не получил обещанный отцом новый крутой велик. А я в отместку закрыл ее в спортзале. Ушел домой, промаялся пару часов, думая, как эта идиотка там будет одна. И вернулся. Правда, опоздал – Дашку уже кто-то выпустил.

Я был на нее так зол, что даже стал сомневаться, любовь ли это. Однако совместный Новый год многое для меня прояснил. После того как я запустил в ее шкаф белую мышку, Дашка меня едва не прибила. Да еще и отец застукал за тем, как я надел себе на голову ее лифчик. Я уже думал, что мне хана. Однако попустило. И глубоко ночью из квартиры Сергеевых мы сбежали в нашу квартиру. Сидели с ногами на моей кровати в полутемной комнате, слушали, как гремят салюты, и пили шампанское, которое я стащил.

Дашка была красива. Я любовался ею, отпуская то и дело на автомате глупые и колкие шуточки. А сам думал о том, что хочу дотронуться до соблазнительной ямки у нее между ключицами. Или убрать с тонкой девичьей шеи длинные кудрявые волосы. Или лучше вообще запустить в них пальцы.

Когда в комнату заглянули родители, мы притворились спящими. А потом действительно заснули – бок о бок. Как в глубоком детстве. Я чувствовал тепло ее тела и не мог унять бешеное сердцебиение. А когда понял, что она крепко спит, приподнялся и, не сдержавшись, поцеловал ее.

Нет, поцеловал – громко сказано. Коснулся ее губ своими губами и замер. Во-первых, не знал, что делать дальше. А во-вторых, боялся, что Дашка проснется и убьет меня.

Я отстранился, разглядывая ее красивое лицо, и снова не сдержался – дотронулся все-таки до ямки между ключицами. Дашка зашевелилась, и я дико испугался, что она не спит. Однако она просто перевернулась на бок. Тогда я снова лег – к ней лицом. И сам не заметил, как заснул.

Я действительно очень ее любил.

Вместе с осознанием любви пришло понимание того, что я должен защищать Сергееву. Она же девчонка. Шумная и вредная, но все такая же слабая. А я – парень. И с легкостью могу перекинуть ее через плечо. К тому же с подачи отца я пошел на бокс, а потом, став старше, стал заниматься смешанными боевыми искусствами.

Я пообещал себе, что никогда не оставлю ее в беде. Всегда буду защищать, даже если она не будет любить меня в ответ. И я держал свое слово до последнего.

Придурки, которые пристали к ней зимним вечером после школы, урод на дискотеке, Серый… Я всегда ее защищал.

Дискотека. Ее я не ждал. Танцы меня никогда не впечатляли, да и двигаться под музыку я не умел. Куда лучше у меня получалось боксировать. Но Дашка хотела пойти, и я не мог оставить ее одну. Мало ли кто захочет прицепиться с ней?

В ночь перед этим дурацким событием Дашка мне снилась. Нет, снилась она мне часто, но впервые сон был эротическим и таким горячим – с острыми ощущениями. Почти реальными.

Я шел босиком по горячему песку и увидел ее, лежащую на берегу. Волны накатывали на ее обнаженные ноги. Солнце играло в распущенных по плечам волосах.

На Дашке была лишь рубашка – моя белая рубашка с длинными рукавами, застегнутая лишь наполовину. Она едва прикрывала бедра. И на ярком свету казалась полупрозрачной.

Я замер, глядя на нее, не зная, что делать и говорить. Просто смотрел на нее, не зная, что это сон.

«Иди ко мне», – игриво сказала Дашка, откидывая волосы на одно плечо. И я послушно опустился на влажный песок рядом с ней. Несмело провел рукой по ее щеке, спустился к шее и отдернул руку. Она рассмеялась и потянулась ко мне сама, чтобы поцеловать.

Не помню, как Дашка оказалась подо мной. Помню только, как я шептал ее имя, и как о наши ноги ударялись теплые волны. Все, что происходило между нами, было вспышками. И я с трудом сдерживал вскрики, глядя в зеленые глаза.

Я повторял ее имя до тех пор, пока не проснулся. За окном все еще стояла глубокая ночь. Грудная клетка высоко и часто вздымалась. А нижняя губа была прокушена до крови.

Когда я стоял в душе, думать мог только об этой заразе Сергеевой. Как только она умудрилась пробраться в мои сны?



1.3



С тех пор Дашка постоянно снилась мне. И чаще всего в этой проклятой белой рубашке, которая с трудом прикрывала ее тело. Во сне я мог быть с ней – брать за руку, целовать в висок, зарываться носом в непослушные волосы. Но реальность была жестокой. Реальная Дашка не знала, что так нравится мне.

Во-первых, я не собирался ей ничего говорить – я был идиотом, но не тупым. Знал, чем это обернется для меня. Моя любовь – моя слабость. А свои слабости я всегда предпочитал держать только при себе.

Во-вторых, Сергееву вообще не интересовали парни. То ли после Альтмана интерес к отношениям у нее как отрезало. То ли она все еще оставалась маленькой девчонкой, которая тащилась от «Линейки» и скупала комиксы. В любом случае, дружба с пацанами ее не слишком-то и интересовала. А меня она воспринимала как бесполое нечто, которое всегда находится рядом с ней, задирая и веселя.

Как же это злило!

Да меня едва не разорвало от злости, когда на следующий день после моего памятного сна я встретил Сергееву, а она беспокоилась только о том, как пройдет дискотека и позовет ли ее кто-нибудь танцевать?

Я только зубами скрипел, наблюдая, как они с Ленкой красятся и мучают волосы, собираясь на дискотеку. Во сне я целовал эту дуру и шептал, как ненормальный, ее имя. А в реале она сидит рядом и не обращает на меня внимания. Все, что ее заботит – какой помадой намазать губки.

Помню, тогда я чуть не сказал, что без помады ей лучше, но сдержался.

Все равно ее первый танец был моим. Я специально пошел с ними, мрачно думая, что придется разбить табло тому, кто позовет Сергееву. Однако никто не спешил ее приглашать. Сначала я злорадствовал, но, заметив, какими печальными стали Дашкины глаза, не сдержался – пригласил ее. Для меня это был целый подвиг! Я искренне считал, что танцы – мероприятие для обделенных умственными способностями дегенератов. Да и танцевать не умел.

Но стоило мне положить руки на ее талию, как я забыл обо всем на свете. Нес какую-то чушь, пытался выглядеть крутым. Налетел на быка из десятого класса. Подрался с ним, чтобы не казаться в глазах Сергеевой, да и всех остальных, слабаком. Нас вовремя разняли, но врезал я ему пару раз знатно! Правда, через несколько дней десятиклассник подкараулил меня с друзьями, и все бы кончилось крайне плохо, но меня выручили парни из взрослой дворовой компании.

А потом мы с Сергеевой танцевали под снегом. Если бы сейчас кто-нибудь предложил мне танцевать в пуховике в заснеженном парке, я бы послал его. Но тогда это казалось мне чем-то невероятным. Я, Дашка, снежинки на ее длинных ресницах.

Она сказала, что поцелует меня. И эти слова застали меня врасплох.

Я решил, что если она поцелует меня сейчас, я скажу ей все. Прямо там, под чертовым снегом.