Неоновые росчерки
Часть 148 из 184 Информация о книге
Корнилов вполне обоснованно беспокоился за нервное и психическое состояние Лазовской. Да, и то, и другое, благодаря многим пережитым эпизодам у неё, куда уж крепче, чем у большинства людей. Но, Стас видел и помнил, что было с Никой, когда она увидела воспоминания убийц и жертв. Слёзы, крики, истерично-панические состояния. Что будет, если однажды Ника не сможет справиться с увиденным? Что случится, если однажды, зайдя в очередную дверь сознания очередного «монстра», в человеческом обличии, и побывав в его «мире»… она не сможет вернуться назад? Корнилов понимал, что вмешательство Ники, как минимум может помочь узнать планы убийц, а как максимум их личности. Только цена за это может оказаться непомерной. А он знал, что и так слишком часто рискует этой синеглазой девочкой. Стас мысленно ругнулся. Похоже, его внутренний диспут между попытками уберечь Нику от чрезмерного истязания своей психики и пониманием срочной необходимости использования её способностей, будет вечным. — Стас! — Ника приблизилась к нему и, робко коснувшись его руки, почти умоляюще прошептала. — Я должна… попробовать. После Неклюдова и его девушки… Ника тяжело сглотнула и закончила. — Хуже уже не будет. — Ника права, Стас, — проговорил Аспирин. — Ей нужно попытаться увидеть, что задумали эти ублюдки. Ты сам это прекрасно понимаешь. Пусть ты и прихватил за ж*пу одного из них, остались ещё двое. И если Ника сейчас не станет пробовать… я не хочу потом узнать, что из-за нашего промедления такой же страшной смертью, как этот мальчик, Неклюдов и его девчонка, погибли другие юноши и девушки. В последних словах Аспирина, к удивлению Стаса, прозвучала не только горечь, но и вполне заметный страх. Не тот страх, что делает человека трусом. А, скорее, тот, что назидательно, в унисон с совестью, напоминает человеку о его вине в катастрофических последствиях для других людей. Страх, который накладывает ответственность за чужие судьбы и за цену возможных ошибок, способных обернуться настоящими бедами. Эпизод тридццать первый. Порождение кошмара ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ Вторник, 24 марта. Когда возмущенные журналисты, наконец, разъехались, Стас разрешил мне войти в автомобиль для перевозки арестованных. Я попросила его, чтобы он приказал всем отойти подальше от «Урала», в кузове, которого сейчас обитало чудовище. Несмотря на то, что я сама убедила Корнилова позволить мне увидеть воспоминания задержанного убийцы, меня одолевали подкатывающие приступы навязчивого опасения. Я отчетливо могла себе представить, что может ожидать меня в сознании кровожадного озлобленного садиста, испытывающего неземное «удовлетворение» от причинения боли беспомощной жертве. Не могу сказать, что я была к этому готова. Я бы, разумеется, предпочла вообще никогда не находиться поблизости от людей, совершивших предумышленные убийства. И ещё меньше, хотела бы видеть воспоминания людей, которым не посчастливилось примерить на себе роль жертвы, какого-нибудь психопата. Мне потребовалось время, чтобы собраться с духом. Несколько минут, в одиночестве, я стояла перед полицейским «Уралом», с узкими зарешеченными окнами в сером кузове. Я настояла, чтобы меня оставили одну. Чтобы никого другого, кроме меня и задержанного преступника, внутри автозака не было. Стас был против. Его ужасала сама мысль, что я могу остаться наедине с одним из «Масок». Ему было невыносимо даже представить, что я буду одна, один на один, с тем, кто пытал, резал и убивал Татьяну Белкину, кто измывался на Неклюдовым и, кто терзал тело несчастной Сомовой. Но, так было нужно. Любое присутствие, любой лишний человек, мог затмить воспоминания убийцы и помешать мне увидеть что-то, что могло бы помочь поймать остальных «Масок». Я вздохнула. Ощущение было, как перед прыжком с вышки в бассейне. Только вместо воды… Непроглядное, густое и вязкое болото. Оно непроницаемо чёрное, с грязно-багровыми, кровавыми разводами. Тьма и кровь, безудержный страх и бесконечная боль. И у этого болота нет дна, нет берегов, и ограничено оно лишь извращенным, порченным, кошмарным сознанием, в котором существует. Я снова вздохнула, с отчаянием, чуть сжала кулаки и шагнула вперёд. Звук моего шага, казалось, раздался со шквальным эхом, поднимающимся ввысь и вибрирующим в хрустящем от мороза воздухе. Я сделала второй шаг. Он был намного тяжелее первого. Тело, как будто, стало каменным и вялым одновременно. Мне буквально приходилось прилагать усилия, чтобы пройти каких-то несчастных десять шагов до автозака. Я смотрела на дверцу кузова. Сейчас я зайду туда и окажусь в одной клетке со зверем, в низменной человеческой интерпретации. Последние несколько шагов до машины, были такими, будто я шагала по пояс в воде и плотность в ней была, как в израильском Мёртвом море, в котором подобные действия и вовсе невозможны. Открыв дверцу автозака, я поднялась по узким металлическим ступеням и вошла внутрь. Короткий всплеск стремительно нарастающего чувства опасности. На несколько секунд цепенящее ощущение сковало, сжало и сжевало мое тело. А, в следующий миг я увидела его. В рассеивающемся утреннем, серо-голубом сумраке, при тусклом свете из зарешеченных окон, он сидел в дальнем конце кузова. Междутнами было около пяти-шести метров и крепкая решетка, разделявшая кузов на две половины. Он, один из них, один из тех чудовищ в сияющих зловещих Масках, сидел здесь, напротив меня. Вольготно восседая на сидении подле стены, он свесил голову вниз и его жирные русые патлы немного скрывали лицо. Я сделала несколько шагов, приблизившись к решетке. Я не отводила от него взгляда и поймала себя на мысли, что мне хочется взглянуть ему в лицо и посмотреть в глаза. Я не хочу запоминать его под личиной маски, я хочу увидеть, кто под ней скрывался. Когда он будет возвращаться в кошмарах, когда я буду вновь и вновь погружаться в его воспоминания или воспоминания его жертв, я хочу видеть лицо человека, а не маску убийцы. Когда узнаешь и понимаешь, что перед тобой человек, с физической и биологической точки зрения, мало чем от тебя отличающийся становиться… как-то… не так страшно, гораздо спокойнее. Ты как будто убеждаешься, что этого врага тоже можно одолеть, как и прочих, до него. Что он из плоти и крови, что он смертен и далеко не всесилен. Лицо и глаза. Чтобы увидеть их, я подошла ближе, и убийца выпрямился. В полумраке тусклым блеском сверкнули белки его глаз. — Ты ещё, кто такая? — с пренебрежением спросил убийца. — Чего тебе, маленькая ш**шка? Или тебя прислали, чтобы я тобой попользовался всласть? А? Полиция решила подарить тебя мне? А? Он противно засмеялся и поднялся со скамьи. Подошел к решетке, почти прижимаясь к ней. — Ну, давай, су**нка белобрысая, иди сюда, — прошипел он. — Я тебя так отдеру, что ты у уползёшь… Он оскалился, свирепо глядя на меня исподлобья. Я молчала, внимательно разглядывая его лицо и выпученные от ненависти глаза. Его мучила дикая и злобная досада. Он старался не показывать это, но его невероятно угнетало, злило и бесило то, что он попался в умело расставленную Стасом ловушку. — Чё ты вылупилась на меня, овца пере**ханая?! — заорал он внезапно и вцепившись в решетку с усилием затряс её. Меня это не пугало, я знала, что решетка и её крепление выдержат даже удар быка с испанской корриды. Он снова с остервенением затряс решетку. — Ну, давай подойди сюда! — заорал он громче. Сейчас, даже без маски, в его внешности было мало человеческого. С таращащимися и налитыми кровью глазами на раскрасневшемся лице, он, с сальными и жирными патлами, тяжело и свирепо дышал, пожирая меня злым и похотливым взглядом. Ему хотелось причинить мне боль, хотелось, чтобы я его боялась. А этого не было. Единственное, что я могла продемонстрировать ему сейчас на своем лице и в своем взгляде — это сожаление, смешанное с сердитым осуждением. И Марка Карташева, работника стоянки логистической компании «Континент-сервис», это невероятно раздражало. — Погоди, погоди, — лихорадочно и злорадно зашептал он, — сейчас я тебе покажу… Покажу, что тебя ждёт, маленькая дрянь. Покажу от чего ты будешь у меня визжать, как жалкая грязная ш**шка… Опустив руки в наручниках к своим джинсам он, довольно проворно расстегнул пряжку ремня, ширинку и со злорадным хихиканьем вывалил передо мной самую интимную часть своего тела. Я не опустила взор, продолжая пристально смотреть ему в глаза. Меня замутило от отвращения. Запах его пота, наполненный бессильной злостью повисал в тесном кузове автозака. — Подойди-ка сюда, с*чка белобрысая! — проорал он, совершая активные движение правой рукой. — Давай! Я дам тебе то, что ты так хочешь! Давай же!.. Я почувствовала искренне желание развернуться и выскочить вон, но это означало бы, что он меня одолел, что ему удалось меня напугать, и что мне не получить от него тех сведений, которые нужны следствию! — Какой-же ты жалкий и мерзкий, — проговорила я с внезапным спокойствием и толикой горечи. Он застыл. — Чего?! — лицо Карташева скривилось. — Ты что ляпнула, подстилка уличная?! Ты что там мне сказала, с**а ты уродливая?!! Он хотел ещё что-то добавить, но тут он замер. Наши взгляды соприкоснулись. Я увидела, как на замершем лице убийцы расширяются и темнеют зрачки. Я почувствовала, что нечто, некая сила проворно и быстро уволакивает меня куда-то на глубину.