Неоновые росчерки
Часть 168 из 184 Информация о книге
Он заерзал на сиденье. Взволнованно посмотрел на Стаса, встревоженно оглянулся на меня. — Вы… Вы понимаете… Это всё… — Это далеко не всё, — сказала я, — ваш племянник, неделю назад сбил насмерть пешехода, уважаемую пожилую учительницу. Дело замяли, потому что вы велели запугать троих свидетелей того происшествия. И ещё… Жанна про это ничего не знает. Стас улыбался, молча и торжествующе. Я перехватила его взгляд, Корнилов, незаметно для Лавра, подмигнул мне. Я чуть улыбнулась и договорила: — И ещё, нам известно, как вы вчера весело провели время в компании одной девушки. Вроде бы она дочь одного из генералов полиции… Очень удачная могла бы быть партия. Как вы считаете? Жаль только, что Жанна, ваш главный покровитель и любовница, явно не оценит вашего желания устроить свою жизнь. Лавр молчал, совершая шумные глотки и ежесекундно вытирая пот со лба. — Что вам ***ть обоим от меня нужно?! — Свидетельства, — пожал плечами Стас. — К-какие свидетельства? — слабеющим и подрагивающим голосом, спросил Лавр. — Содействия Жанны с тремя убийцами и их отцом, Панкратом Рындиным. То, что Жанна фактически выступала заказчиком уже шести убийств, — неторопливо и степенно проговорил Стас. — Лавр, — я чуть наклонилась сзади и проговорила мягко и сочувственно, — то что Жанна сядет, лишь вопрос времени. Но… вам то зачем? Вы молоды, у вас впереди блестящая карьера судьи, перед вами открываются блестящие перспективы… Вы уверены, что прихоть и преступные методы Жанны стоят ваших амбиций и не сбывшейся мечты? Я вздохнула и продолжила. — Я не буду говорить, что мы переживаем за вас или нам будет вас жаль. Но… Это же непроходимая глупость — потакать Жанне и вместе с ней идти в тюрьму. Микадзе, можете не сомневаться, сумеет выторговать себе нужного адвоката, симпатии и связи в минюсте помогут ей получить гора-аздо меньший срок и в куда более комфортной тюрьме. А вы… Кто позаботиться о вас? Подумайте… Если вы сейчас уверенны, что в случае чего, Жанна вас не бросит и будет ратовать за вас, как за себя, то… можете открывать дверцу и уходить прямо сейчас. Я откинулась на сидение и «добила» помощника Жанны: — Вашей матери, которая два года назад еле пережила гибель вашей сестры на одном из горных курортов, будет очень «здорово» узнать о том, что единственный сын присел на добрых полтора-два десятка лет. Что она и двое ваших племянников, один из которых ещё учиться в школе, будут делать, когда единственный кормилец окажется за решеткой с очень маленькими шансами выйти на свободу невредимым? Я чувствовала себя отвратительно. Это было мерзко, то что я делала. Мерзко так давить на человека, да ещё затрагивать семью. Я старалась держаться невозмутимо, игнорируя ядовитое и гадкое чувство, разливающееся в сознании. Как я скатилась до такого? Но у нас и правда нет времени на «нежности» с Лавром. Его необходимо именно «задавить», чтобы он начал говорить, чтобы испугался и выдал всё, что знал. Только так, Стас сможет получить ордер на арест Жанны, в ближайшие двенадцать часов, тем самым не дав Микадзе ни сбежать, ни спрятаться, ни подготовиться к «обороне». И Лавр сдался. С поникшей головой, то и дело запинаясь, он рассказал. Не могу с уверенностью сказать, что он был до конца искренен, но согласно его воспоминаниям он рассказал о большей части преступных действия своей начальницы. Расчет Стаса оказался верен: чем сейчас тратить время и ресурсы на поиски дополнительных улик, тем самым позволяя Жанне выиграть время, лучше попытаться надавить на её помощника. — Откуда ты знал, что он сломается? — спросила я, когда Лавр, чуть ли не взяв со Стаса клятву, что ему ничего не будет, наконец, ушел, то и дело оглядываясь на нас. — Помнишь фото и видео, которые мы видели на его страницах в соц. сетях? — перепросил Стас. — Он почти везде старается фотографироваться и снимать так, чтобы быть в центре всех и всего. В отеле в центре окружающих его аниматоров, в баре, в кругу симпатичных девушек, на островах, в кругу местных жителей, которые на фоне его обязательно должны выглядеть, как аборигены. — Хочешь сказать, что он превозносит себя? — Он хотел бы превозносить себя над другими, — поправил меня Стас, — именно это соответствует его амбициям. Однако, глядя на снимки, которые Лавр не выкладывает в интернет, можно увидеть, что в школе он всегда стоит позади многих своих одноклассников. На работе, в суде, он едва виден из-за голов и плеч своих коллег в первых рядах. О чем это говорит? — Он всегда в тени, — чуть нахмурившись проговорила я. — Всегда стоит за кем-то, его всегда затмевают и это… бьет по его самолюбию. — И как ты думаешь, готов ли такой человек, рисковать своей жизнью и карьерой, ради кого-то, в чьей тени он вынужден существовать? — Только если у него есть личные чувства к тому, кто стоит впереди, закрывая его, — ответила я. — Совершенно верно, — пожал плечами Стас. — И можно с уверенностью предположить, что Лавр спит с Жанной, исключительно ради теплого места, её помощника. Лавр относится к типу амбициозных, но постоянно неудовлетворенных прилипал и приживал. А такие люди не отличаются какой-либо серьёзной преданностью. — Он бы мог сдать Жанну раньше, — проговорила я. — Зачем? — хмыкнул Стас. — Чтобы занять её место… — Кто б ему позволил! — фыркнул Стас. — Скорее всего, новый начальник прогнал бы его взашей, взяв в помощники более толкового человека или своего протеже. Подумав, я рассудила, что Стас абсолютно прав. И, как всегда, его предположения сбылись. Когда мы выехали на шоссе, Стас поставил на крышу мигалку и надавил на газ. Спустя, примерно час, мы были около Сафоново. Здесь орудовал Сеня с группой из четырёх оперативников. Стараясь не пугать спящих деревенских людей, полицейские деликатно опросили тех, кого удалось без лишнего шума разбудить. Благодаря этому удалось вычислить приблизительное направление, в котором скрылись предполагаемые (пока не будет доказано, что это Маски) убийцы. Кого и за что мы ищем, деревенским не говорили: паника и истерия, особенно сейчас, никому не нужны. Стас и оперативники отошли подальше, а я приступила к поиск воспоминаний. Где-то здесь в ночи, витают необходимые мне пережитые моменты недавнего прошлого Масок и, возможно, случайных свидетелей их передвижения. Я стояла перед тёмной — темнее ночного неба — стеной леса. В ночи возвышающийся надо мной чёрный лес казался непроницаемой монолитной тьмой. Протяжный скрип ветвей звучал угрожающе, лес как будто пытался отпугнуть и прогнать меня, словно по мнению природы мне абсолютно нечего здесь делать. Разумеется, леса я не боялась, как и темноты. Куда больше меня беспокоило то, что обычно скрывается за этой тьмой. Стас, Сеня и другие полицейские остались где-то позади меня. Я слышала их приглушенные разговоры. Вглядываясь в лесной мрак, с блекло-серыми пятнами снега, я сосредоточилась на вьющихся вокруг меня воспоминаниях. Я без особого труда увидела Масок. Наверное, я смогла бы узнать их не глядя на их лица — фигуры и силуэты убийц слишком хорошо запомнились мне. Я увидела, как оба здоровяка забираются в кабину своего КАМАЗа и, как автомобиль едет по направлению к лесу. Покачиваясь и переваливаясь, грузовик скрылся в лесной чаще. Несколько деревенских жителей, чьи воспоминания я сейчас наблюдала, в недоумении и с некоторой опаской последовали за машиной. Но прошли они не долго, переговариваясь, чуть ли не шепотом, местные жители обсудили странный грузовик и один из них сказал, что нужно сообщить в полицию. В ответ, двое других замахали на него руками и сказали, что «нечего ментов по пустякам дёргать, а то ещё сам же крайним и будешь». Стоило мне пройти дальше в лес, как я увидела и воспоминания фотографа, который первым и сообщил о странном грузовике. С этим парнем мне повезло значительно больше. В отличии от местных, он активно заинтересовался грузовиком, благодаря чему я нашла озеро в чаще леса. Оно было относительно большое, и слегка напоминало гигантское окно, которое только что разбили метко брошенным камнем. От берега до центра озеро покрывала темная поверхность льда с редкими снежными шапками. А в самом центре темнела огромная проломленная во льду дыра, вокруг которой, покачиваясь плавали, куски льда. Воды озера, в проломе, отливали аметистовым мраком под сенью ночного неба. Над озером вился шепот ночного ветра, разбрасывающий по льду россыпи снежинок. В воспоминании Масок, я увидела, как они уперли в педаль газа какую-то палку и спустили грузовик в озеро. В моем видении, огромный КАМАЗ на небольшой скорости тяжело врезался в лед, разбив и раскромсав его. Словно гигантский нетерпеливый зверь, грузовик быстро погружался в водную гладь, а вокруг пролома во льду оседал не большой, но плотный дождь водных брызг. Маски стояли на берегу и молча наблюдали, как их машина погружается на глубину. Мне даже показалось, что они каким-то особым способом, с почтением прощаются со своим верным грузовиком. И кажется оба испытывали что-то похожее на тоску. Удивительно… Эти зачерствевшие от убийств и садизма сердца, способны хоть по чему-то тосковать. Впрочем, нет никаких сомнений, что единственная причина их возможной тоскливости кроется в невозможности совершения, так необходимых им, убийств без своего грузовика. Воспоминания Масок ослабли, стремительно выцвели и выпустили меня в нашу реальность. Но это был ещё не конец, это было ещё не всё, что мне предстояло увидеть. На другом берегу озера, прямо напротив меня, появился Вестник. Он был серой, мышастой масти, с темной гривой и хвостом. Я почувствовала, нечто исходящее от темной и обманчиво упругой поверхности озера в проломе льда. Это нечто отдавало чем-то влажно-холодным, гнилостным и гадким. Страх, через горло, вместе с глотком холодящего воздуха, проник в мое тело. Я выдержала его напор, устояла, поборола собственные чувства… Плеск воды. Невинный, короткий звук. Затем ещё один, снова, и вот ещё два. Одновременно с этими звуками, над темной, чуть поблескивающей, поверхностью озера появились черные выпуклости. Я присмотрелась к ним, но лишь, когда они ещё больше высунулись из воды, стало понятно, что это головы… лица… Опутанные мокрыми волосами лица сформировавшихся воспоминаний. В виде своих обладателей, в облике их давно умерших, порядком подгнивших тел, они неторопливо поднимались из воды. В моей голове зазвучал хор неразборчивого громкого шепота. Воспоминания других жертв Масок… Тех, кого они убивали до детей Токмакова, тех, на ком срывались и вымещали злобу, страх, ненависть и панику перед ужасающим их ликом отца. Их голоса усиливались в моей голове, быстро переходили от шепота к громким, но неразборчивым словам. Их шум нарастал, усиливался, рос и давил. Я скривилась, когда воспоминания жертв Масок закричали в моем сознании. Их крик крепчал, сливался и, как будто истончался, до сливающегося визгливого и писклявого.