Непобедимое солнце. Книга 1

Персонал яхты тоже носил мундирчики в духе «Клуба одиноких сердец» — поддельную униформу с напечатанными на ткани медальками, эполетами, аксельбантами и нашивками.

Выходило демократично — хозяин и служащие одеты одинаково. Ну, почти — на Тиме был шелковый халат, а на стюарде, тащившем мою сумку по коридору — легкая хлопчатобумажная роба. Еще, возможно, различались напечатанные на ткани медали и знаки рангов, но так глубоко в вопрос я пока не проникла.

Каюта мне понравилась. Она напоминала небольшой номер в хорошей гостинице — основное место занимала кровать, с одной стороны от нее была тумбочка, а с другой — два аккуратных окна, за которыми темнело вечернее небо и почти одноцветное с ним море. Еще в окнах торчали мачты, очень много бюджетных мачт.

Сходство с гостиницей было полным — подставка для сумки, чайник на зеркальном столике, маленький аккуратный санузел с душем. Там висел халат (желтый гусарский мундир с одним погоном и медалька с геральдическим львом на груди). На полу лежали тапки с нарисованными помпонами. Видимо, это была каюта для гостей.

В душе было два крана. Над одним — эмалевая ладонь с синей пилюлей, над другим — с красной. Тонко, да. Я открыла кран с красной пилюлей, но, сколько я ни ждала, вода так и не потеплела. Пришлось мыться холодной. Богатые продолжают плакать.

Надо было торопиться, но после душа я все равно быстро померила халат. Он отлично подошел. Правильное решение с точки зрения desology. Одна команда, тонуть в пучине — так строем. Пиратское братство. Мы все теперь моряки.

Эмодзи_безногого_моряка_с_бутылочным_протезом_и_мелким_неразборчивым_лицом_потому_что_кому_нафиг_нужны_разборчивые_лица_безногих_моряков_даже_если_еще_вчера_они_были_красивыми_молодыми_блондинками. png





Когда я спустилась по трапу, машина уже стояла у причала. Это был, кажется, «роллс-ройс» — в полутьме он казался гигантской черной жабой, припавшей к земле перед прыжком. Впрочем, как только шофер открыл дверь, наваждение прошло — веселые огоньки на щитке и тихий амбиент в динамиках вернули меня в лоно цивилизации.

Хорошее выражение — «лоно цивилизации». Ты хочешь родиться в окончательную реальность, а тебя берут и с хлюпом засовывают назад в это лоно. Наверно, мужчина такое придумал. Хотел сказать, что все под патриархально-фаллическим контролем.

Ни Тима, ни Со в машине не было — видимо, я спустилась слишком рано. В салоне чуть пахло сигарой. Очередной интерьер, каждой деталью напоминающий о том, что я ничего пока не добилась в жизни. Помню, друзья, спасибо.

В машине было уютно и сонно. Несколько минут я слушала музыку. Потом дверь открылась, и в салон залезла Со. На ней были джинсы и черный свитер.

— Здравствуй, девочка.

Она улыбнулась именно так, как следовало — слабо, грустно и еле заметно, чтобы радость от встречи со мной была как бы оттенена и уравновешена скорбью от недавней потери. Я отметила хирургически точный расчет, восхитилась этой бессознательной мимической эквилибристикой — и только потом поняла, что улыбаюсь в ответ точно так же.

Мы обнялись, и я пустила небольшую слезу. Совершенно искреннюю, конечно — но небольшую и скорее протокольную. Глаза Со тоже мокро заблестели, и мы пару раз всхлипнули. Уверена, что Со в этот момент горевала так же чистосердечно, как я. Но через минуту наши слезы уже полностью высохли.

— Тим скоро будет. Он решает организационные вопросы.

— А что именно мы организуем?

— Вот это я и хочу объяснить, — сказала она, глянула на шофера и нажала кнопку на панели.

Поднялось дымчатое стекло — и отделило нас от переднего отсека машины.

— Это не наша тачка, — сказала Со. — Местная.

— Роскошь.

— Можно недорого нанять, — пожала плечами Со. — Это не роскошь, а ее имитация. Наш век вообще не знает роскоши.

— Жены миллионеров тоже?

— Тоже, — ответила Со. — Знают только жены некоторых диктаторов.

— Почему?

— Стилистические журналы учат, что роскошь — это окружить себя дорогими вещами. Но они лгут. Настоящая роскошь — древняя, истинная — это окружить себя дешевыми жизнями. Вот как Сталин. Или Каракалла… Ой, зря я его вспомнила.

— Ничего, — ответила я. — Я уже отбоялась.

— Правильно, — сказала Со. — Ты помнишь, мы с тобой говорили про Софию в древности?

— Помню, — ответила я. — Радикальный авангард. Светлое будущее.

— Именно. Ты увидела эту церковь глазами ромея шестого века. Сегодня тебе надо повторить тот же трюк, но нырнуть в прошлое намного глубже. Понять, чем это было тогда…

— Что — это? — спросила я.

— Некромантия, — сказала Со.

Видимо, лицо отразило мои чувства, потому что Со усмехнулась.

— Вот видишь. От одного этого звука со стенок твоего мозга сорвалось множество холестериновых бляшек. Именно такие культурные отложения и надо нейтрализовать.

— Это какая-то черная магия?

— Как бы да, — ответила Со. — Но на самом деле нет.


— Так да или нет?

— «Necromancy» — это английское слово семнадцатого примерно века, — сказала Со. — Оно переделано из итальянского «nigromancia», что означает, как ты точно заметила, «черная магия». В Средние века это было такое… как бы служебное церковное колдовство.

— Официальное?

— Не вполне. Разные католические попики, иногда даже сами римские папы, переиначивали в магических целях мессы и молитвы, пытаясь управлять злыми духами с помощью, так сказать, хакнутого христианского кода. Это осуждалось, но распространено было примерно как взяточничество в российских правоохранительных органах.

— Ясно.

Со улыбнулась.

— Но есть еще латинское слово «necromantia», — продолжала она, — и оно происходит от очень-очень старого, еще доклассического греческого термина «некромантейя», состоящего из слов «мертвый» и…

— Гадание, — сказала я, — знаю.

— Да. Слово «некромантейя» значило «вопрошание мертвых». Или обращение к мертвым в гадательных целях. Это почтенная и древняя наука. Изначально в ней не было никакого макабра, и ей пользовались многие античные герои.

— Хорошие или плохие? — спросила я.

— И те, и другие. Почитаешь в дороге, я взяла для тебя одну книгу. Тебе надо настроиться, девочка. То, что ты увидишь, может показаться странным, жестоким и даже извращенным. Но это не потому, что таков сам ритуал. Таким его видят наши сегодняшние глаза…

— Жестоким? — переспросила я. — Мы кого-то убьем?

Со кивнула.

— Кого?

— Овцу. Черную овцу. Их ежедневно режут на скотоводческих фермах — мы просто переносим эту процедуру в другое место. Нам нужна будет ее кровь. Но животное умрет быстро и безболезненно.

— Понятно, — сказала я. — А людей убивать не будут?

— Нет, — ответила Со. — Обещаю.

— Мы будем общаться с мертвыми?

— В некотором роде.

— С кем?

— С теми, кто придет. Это не всегда зависит от нас. Возможно, придет кто-то древний.

— Тим, — прошептала я, — говорил про Фрэнка.

— Надеюсь, придет и он, — сказала Со. — Ты была с ним близка. Это работает.

Я недоверчиво покачала головой.

— Но как можно общаться с душами мертвецов? Они где-то сидят и ждут, что их позовут?

— It’s complicated, — сказала Со. — Вопрошать души, безусловно, можно. Они отвечают, и очень осмысленно. Но я не уверена, что эти души существуют в то время, когда с ними никто не говорит.

— Чтобы отвечать, они должны откуда-то приходить.

— Почему, — сказала Со. — Они могут возникать из небытия ровно на то время, пока с ними общаются. Я подозреваю, что дело обстоит именно так. Мы как бы создаем их своим вопрошанием, и отвечая нам, они обретают новое существование. Как эхо в информационной матрице. Новая жизнь вопрошаемого духа совсем короткая — она кончается сразу после ответа на вопрос.

— Так мы их будим? Или создаем?

Со покрутила рукой в воздухе, показывая, что эта терминологическая тонкость не слишком важна.

На переднем сиденье наконец появился Тим. Со нажала кнопку, и стекло опустилось.

— Можем ехать, — сообщил Тим. — Все готово.

— Саша спрашивает, что мы делаем при некромантии, — сказала Со. — Воскрешаем мертвых, или создаем их подобие?

— Я не знаю, — пожал плечами Тим. — Какая разница.

— А как такой дух выглядит? — спросила я.

— Он никак не выглядит, — ответил Тим. — Он говорит.

— Как?

— Скоро узнаешь…