Несущий огонь

– Верно, – согласился я. – Но все равно странно.

– Думаешь, саксы и впрямь намерены выстроить здесь храм? – поинтересовался Финан.

Я покачал головой:

– Нет, но им нужен был предлог прийти сюда, а этот не хуже любого другого. Чего они хотят на самом деле, это войны.

– И ты намерен дать ее им?

– Неужели?

– Если ты примешь бой, то так и произойдет, – проговорил Финан подозрительно.

– Я скажу тебе, что замышляю. В среду мы избавимся от этих ублюдков, после чего отправимся на юг и отвесим королю Эдуарду такую затрещину, что он впредь и думать забудет затевать такие глупости. Ну а затем возьмем Беббанбург.

– Только и всего?

– Да. Только и всего.

Финан захохотал, но потом увидел мое лицо в луче лунного света.

– Господи! – воскликнул он. – Ты намерен сражаться с Константином и своим кузеном? Как, черт побери, у нас это получится?

– Не знаю, – признался я. – Но я собираюсь вернуться под Беббанбург в этом году. И намерен взять его.

Я сжал молот и заметил, как палец Финана лег на крест у него на шее. Я представления не имел, как мне удастся взять крепость, знал только, что мои враги верят, будто заставили меня в испуге бежать с родовых земель. Я буду держать их в этом заблуждении до тех пор, пока мой меч не обагрит эти земли кровью.

Мы подошли к высокому камню рядом с тропой. Я коснулся его, подумав, не обладает ли он до сих пор колдовской силой.

– Он как-то особенно настаивал, – пробормотал я.

– Тот поп?

– Да. Насчет встречи здесь. Почему не назначить место у леса? Или ближе к форту?

– Ну и почему?

– Потому что хочет, чтобы мы были здесь, – предположил я, все еще касаясь большого каменного столба. – И не могли видеть того, что будет происходить за деревьями.

Вид у Финана был по-прежнему недоумевающий, а я, не дав ему времени на вопросы, пошел на юг, к лесу, и, сунув пальцы в рот, свистнул. Послышался ответный короткий свист, затем на опушке появился Эдрик. То был, наверное, лучший из моих разведчиков, старик, обладавший невероятным навыком браконьера совершенно бесшумно пробираться через чащобу. При нем был рог – подать сигнал в том случае, если западные саксы выйдут из форта, но Эдрик доложил, что с самого захода солнца все тихо.

– Они даже дозорных не выслали, – сообщил он, явно осуждая неприятеля за такую глупость.

– Если я прав… – начал я.

– …Как всегда, – вставил Финан.

– то завтра из форта выступят люди. Я хочу, чтобы ты проследил за ними.

Эдрик поскреб бороду, потом поморщился:

– А что, если они появятся с той стороны?

– Так и будет, – заверил его я. – Можешь найти место, чтобы наблюдать за южной стеной?

Эдрик задумался. Земля вокруг форта была по большей части равнинная, почти без кустов или других укрытий.

– Где-то там должен быть ров, – высказал наконец предположение разведчик.

– Мне нужно знать, как эти люди выйдут и в каком направлении поедут. Вернешься с вестями завтра после наступления темноты.

– Значит, место мне надо подыскать сегодня ночью, – предусмотрительно заметил Эдрик, намекая, что, если он займется поисками при свете дня, его заметят. – А если завтра меня обнаружат…

Разведчик оставил предложение недосказанным.

– Представишься перебежчиком. Покажешь свой крест и скажешь, что устал служить ублюдку-язычнику.

– Ну, это почти правда, – буркнул он, и Финан рассмеялся.

Мы втроем шли по тропе через лес, пока впереди не обрисовались укрепления форта, подсвеченные заревом костров, горящих в его дворе. Больше мили воловья тропа тянулась слегка под уклон, по прямой, как римская дорога, пересекая пастбище. Два утра спустя Брунульф последует по этой тропе, прихватив с собой одиннадцать человек и вескую причину, по которой не может заплатить Сигтригру золотом.

– Если у Брунульфа есть хоть какие-то мозги в голове, а подозреваю, что есть, – размышлял я, – он вышлет разведчиков проверить, не устроили ли мы засаду на тропе.

Лес – вот ключевой пункт. Внушительный массив старых деревьев, упавших стволов, зарослей плюща и подлеска из колючего кустарника. Меня удивляло, почему за ним не смотрели, почему лесничие не прореживали дебри и не обрезали ветки; почему здесь не жгли уголь, а могучие дубы не обратили в ценные бревна. Возможно, потому, решил я, что шел спор о том, кто является владельцем леса, и, пока суд не вынес вердикт, никто не осмеливался заявить свои права на угодья.


– Если мы устроим здесь засаду, – продолжил я, – Брунульф вышлет вперед разведчиков, и они ее обнаружат.

– Значит, засады не будет, – предположил Финан.

– Это единственное подходящее место, – напомнил я. – Поэтому засада будет здесь.

– О Иисус, – выдохнул ирландец в отчаянии.

– Если бы ты велел мне проверить весь лес, господин, я бы не смог, – проворчал Эдрик. – Слишком он большой. Быть может, проверить его хотя бы на расстоянии выстрела из лука от тропы?

– На месте Брунульфа я бы меньше всего опасался засады здесь, – добавил Финан.

– Вот как? – удивился я. – И почему?

– Потому что из форта это место просматривается как на ладони! И он ведь будет думать, что едет к месту, где мы его ждем. Если мы хотим убить его, разве не удобнее сделать это, когда он достигнет камня? Зачем нападать на виду у крепости?

– Возможно, ты прав. – Эта мысль несколько утешила меня, но еще больше сбила с толку Финана. Я обратился к Эдрику: – Завтра он наверняка вышлет сюда разведчиков, просто проверить местность перед днем Одина, потому прикажи своим людям убраться отсюда до рассвета.

Говорил я уверенно, но внутренние сомнения, ясное дело, терзали меня. Что, если в день Одина Брунульф велит обыскать лес перед тем, как въехать в него? Эдрик прав: пусть лес большой, всаднику не составит труда достаточно быстро проскакать вдоль его опушки, хотя прочесывание зарослей кустарника потребует времени куда более продолжительного. Да и другого места для засады я не видел.

– Зачем вообще ты решил устроить засаду? – поинтересовался Финан. – Тем самым ты только навлечешь на нас три сотни разъяренных саксов из форта! А если подождешь, пока он не подъедет к камню, – ирландец мотнул головой в сторону усадьбы, – мы перебьем всех, а в крепости никто ничего не заподозрит. Они попросту ничего не увидят!

– Правильно, – согласился я. – Слишком правильно.

– Ну и? – спросил мой друг.

Я широко улыбнулся ему:

– Стараюсь рассуждать как мой враг. Всегда стремись планировать битву, учитывая точку зрения неприятеля.

– Но…

Я шикнул на него:

– Не так громко. Еще навлечешь три сотни разъяренных саксов. – Разбудить кого-либо с такого расстояния было немыслимо, но мне нравилось поддевать Финана. – Давайте-ка пройдем сюда.

И я повел спутников к западу вдоль опушки. При свете дня нас заметили бы из форта, но я сомневался, что наша темная одежда выдаст нас на фоне непроглядной мглы густого леса. Местность понижалась к реке. Склон был обманчивый – более крутой, чем казалось. Если разведчик Брунульфа поскачет в эту сторону, он скоро потеряет из виду тропу и наверняка решит, что никто не станет устраивать в нижней части леса засаду на едущих по дороге людей просто потому, что отсюда не видно будет добычи. Это вселило в меня некоторую надежду.

– Нам потребуется не больше пятидесяти воинов, все верховые, – сказал я. – Мы спрячем их тут, в низине, а несколько дозорных разместятся выше по склону, чтобы предупредить, когда Брунульф почти достигнет леса.

– Но… – снова собрался возражать Финан.

– Пятидесяти должно хватить, – оборвал его я, – хотя это будет зависеть от того, сколько человек выйдет из форта завтра.

– Пятьдесят! – возмутился Финан. – А западных саксов три с лишним сотни! – Он кивнул в сторону юга. – Триста! И всего в миле от нас.

– Бедные невинные мерзавцы, – пробормотал я. – Они даже не представляют, что их ждет! – Я зашагал обратно к тропе. – Давайте попробуем поспать немного.

Вместо сна я лежал с открытыми глазами, переживая, не ошибся ли.

Потому что если это так – Нортумбрия обречена.



На следующий день меня душила злоба.

Правительница Мерсии леди Этельфлэд заключила мир с Сигтригром, и тот, в уплату за него, уступил ей ценные земли и мощные бурги. Это оскорбило иных влиятельных ярлов-данов в Южной Нортумбрии, и теперь эти люди отказывались служить моему зятю. Впрочем, никто не знал, как поведут они себя, если начнется вторжение. Зато известно было, что послы из Уэссекса наблюдали за подписанием мира – они присутствовали в церкви Ледекестра на церемонии, а также передали письмо короля Эдуарда: он одобрил договор, который заключила его сестра.

Никто, конечно, не заблуждался. Сигтригр мог купить мир, но лишь на время. Западные саксы завоевали Восточную Англию, обратив эту некогда гордую державу в часть Уэссекса, а Этельфлэд вернула границу Мерсии туда, где она проходила до появления захватчиков-данов. Тем не менее годы войны сильно обескровили армии Уэссекса, Мерсии и Нортумбрии, поэтому миру обрадовались. Все три страны могли обучить новых воинов, подлатать укрепления, отковать новые наконечники для копий, обить железным ободом ивовые щиты. Мерсии и Уэссексу договор давал время собрать новые армии, могущественнее прежних, и двинуть их на север, чтобы все саксы жили в одной стране под названием Инглаланд.

Теперь Уэссекс хотел нарушить мир, и это злило меня.

Точнее, нарушить его желала одна партия при западносаксонском дворе. Я знал об этом, потому что получал сведения от своих людей в Винтанкестере. Два попа, корчмарь, один из дружинников, виночерпий короля Эдуарда и дюжина других пересылали с купцами весточки на север. Часть этих сообщений была в форме записок, другие наговаривались тихим шепотом и пересказывались мне недели спустя. В течение минувшего года все подтверждали, что Этельхельм, верховный советник короля и его тесть, проталкивает идею скорейшего вторжения в Нортумбрию. Фритестан, епископ Винтанкестерский, брызгал в своей рождественской проповеди ядом, жалуясь, что север до сих пор томится под языческим игом, и вопрошал, почему христианские воины Уэссекса отказываются исполнить волю пригвожденного Бога и истребить Сигтригра и всех данов и норманнов к югу от шотландской границы. В благодарность за эту проповедь жена Эдуарда Эльфлэд поднесла епископу тонкой работы епитрахиль, украшенный гранатами орарь и два пера из хвоста петуха, который трижды кукарекал всякий раз, когда кто-то говорил неугодное пригвожденному Богу. Эдуард прелату не подарил ничего, и это подтверждало слухи о разногласиях между царственными супругами: не только по вопросу захвата Нортумбрии, но и по всем остальным. Эдуард был не трус, он толково руководил армией в Восточной Англии, но ему требовался мир, чтобы упрочить власть на завоеванных землях: назначить епископов, построить церкви, раздать наделы своим соратникам, укрепить стены недавно взятых городов. «Наступит час, – пообещал он совету, – и мы заберем север. Но пока рано».

Вот только Этельхельм не хотел ждать.

И не мне было судить его за это. До того как мой зять стал королем в Эофервике, я сам подбивал Этельфлэд к войне, твердя ей, что северные даны разрозненны и уязвимы, они созрели, чтобы их покорить. А она, подобно Эдуарду, желала выиграть время и стремилась обеспечить перевес сил, поэтому нам приходилось терпеть. Теперь уязвимым стал я сам. Константин прибрал к рукам большую часть севера, а Этельхельм, самый могущественный из олдерменов Уэссекса, ищет предлог, чтобы вторгнуться на юг Нортумбрии. В одном он был прав: Нортумбрия созрела для захвата, вот только победа над Сигтригром требовалась ему по другой причине: чтобы его внук стал королем объединенного Инглаланда.

Задолго до того, как стать королем и зятем Этельхельма, Эдуард тайно обвенчался с одной кентской девушкой. У них родился сын Этельстан. Мать его умерла при родах. Затем Эдуард женился на дочери Этельхельма Эльфлэд, перьедарительнице. У них родились дети. Один из них, Эльфверд[3], воспринимался всеми как этелинг, или наследный принц Уэссекса. Вот только я смотрел на это дело иначе. Этельстан был старше, вопреки всем слухам являлся законнорожденным и вырос решительным, храбрым и приятной наружности молодым человеком. Сестра Эдуарда Этельфлэд поддерживала вместе со мной притязания Этельстана как наследника, но нам противостоял самый богатый и самый влиятельный из олдерменов Уэссекса. Я уже не сомневался, что Брунульф и его отряд явились в Нортумбрию с целью спровоцировать желанную для Этельхельма войну. В результате их стараний Этельхельм окажется прав, а сторонников мира объявят заблуждавшимися, и если олдермену удастся стяжать славу объединителя всех саксов, это сделает его позиции неуязвимыми. Его внук станет следующим королем, а Этельстан, как и Нортумбрия, канут в никуда.

Поэтому я должен остановить Брунульфа и разбить Этельхельма.

С пятьюдесятью воинами.