Невеста для Хана. Книга 1

И сейчас счет на секунды кто быстрее я залезу на калитку или она меня сцапает. Это было стремительно и совершенно безрассудно. Перед глазами пронеслись картинки, в которых Хан душит меня, толкает к ванной, трогает за лицо… Я вскарабкалась на калитку, поранилась о завитки, проколола ладонь, перепрыгнула на другую сторону и теперь уже побежала, сломя голову, куда глаза глядят по лесопосадке…, но все же обернулась еще раз — тигр стоял на задних лапах и принюхивался, а потом легко перепрыгнул через ограждение.

Такого сумасшедшего ужаса я не испытывала никогда в своей жизни я бежала так быстро, как могла, ветки рвали мне платье, хлестали по ногам, несколько раз я упала, раздирая колени в кровь. Проклятая кошка где-то рядом, идет по пятам. Я буквально слышала ее дыхание, шипение, но остановка означала смерть, а лесополоса не кончалась узкая тропинка вилась и вилась между деревьями. Я окончательно выбилась из сил, но едва останавливалась слышала рокот у себя за спиной. Уже стемнело, а я все бежала и грудь раздирало, а горло словно сгорело с него вырывалось сиплое дыхание. Когда вместо дороги я наткнулась на еще одно заграждение на это раз высокое с закрученными витками колючей проволоки я громко застонала вслух.

А потом застыла на месте — тигр выпрыгнул в нескольких метрах от меня и сверкнул ярко-желтыми глазами. Бежать больше некуда. Загнанная, окровавленная, уставшая я смотрела как зверина идет на меня, разинув пасть. Она довольна, загнала добычу и теперь может всласть полакомиться.

Подошла вплотную ко мне и на меня пахнуло запахом зверя из открытой пасти, а обнаженные клыки были настолько близко, что казалось вот-вот вопьются в мою плоть. Хищник принюхался, щекоча мне кожу длинными усами, облизал свою жуткую морду длинным языком.

Мамааааааа. Мамоооооочкаааа. Как же страшно.

— Молодец, Кая, хорошая девочка, поигралась и хватит, домой иди, — голос Хана впервые обрадовал, если можно так выразиться в данной ситуации, у меня подкосились ноги и я чуть не упала, но меня схватила сильная рука и я распахнула веки. Узкие глаза впились в мои и по моему телу прошла судорога всепоглощающего ужаса. Нет, это что угодно только не спасение. Мне кажется он бы смаковал как его домашняя кошка обгладывает мои кости, но по какой-то причине не дал ей этого сделать.

— Торопишься сдохнуть уже сегодня?

А потом вдруг ударил меня наотмашь по щеке так, что я отлетела назад к ограде и ощутила, как рот наполнился кровью. Я тут же сгруппировалась и закрылась от него руками в ожидании неминуемого продолжения наказания, но он что-то сказал кому-то на своем языке, и я услышала, как удаляются его шаги, а меня схватили под руки и поволокли в сторону дома его молчаливые тени, готовые выполнить любой приказ беспрекословно.





Глава 9




Я сидела на коленях в спальне Хана и, закрыв глаза, раскачивалась из стороны в сторону. Он вернется. Я точно знала. Вернется и накажет меня уже по-другому. И в ответ на эти мысли свернулись все внутренности.

— Ангаахай…

Приоткрыла веки, удерживая саднящую щеку и тут же встретилась взглядом с раскосыми глазами Замбаги, она приложила к моей щеке лед. Еще одна ходит неслышно, как призрак.

— Собираться надо.

— Куда? — спросила тихо и обреченно.

— Не знать. Хозяин не докладывает Зимбаге. Наказать тебя может хочет или избавиться. Он злой очень. На тебя. Сказал умыть и одеть, вывести к машине.

— Избавиться?

Она пожала плечами, а у меня все внутри похолодело. Почему-то показалось, что она может быть права и монгол решил убить меня. Я ему не понравилась и разозлила его. Не надо было убегать. Боже! Неужели он вывезет меня куда-то и … живьем закопает или разрежет на куски в лесу. Воображение рисовало самые жуткие способы убийства и ни один из них не казался мне киношным. Хан животное и способен на любые зверства.

— Могла надоесть. Хан любит покорных. А ты нет, ты не покорная. Одевайся и не зли его больше.

Протянула мне мое же белое свадебное платье, и я истерически рассмеялась. Опять? Это платье? Откуда оно у нее? Это такое издевательство?

— Нееет… нееет. Я его не надену.

Отрицательно качая головой и пятясь назад.

— Хан сказал это надеть.

Теперь мне стало не просто страшно, а мною овладела самая настоящая паника. Почему снова это платье? Куда мы поедем? Пока Зимбага затягивала корсет, поправляла рукава, надевала на меня перчатки и фату я в оцепенении смотрела перед собой. Нет, он не может меня вот так убить. Я же… же понравилась ему, я же живая, я…. Я ничего такого не сделала. Просто хотела на свободу.

Она замазала след от удара тональным кремом, подвела мне глаза и накрасила губы, а я смотрела в зеркало и цепенела от жуткого ощущения необратимости. Это конец. Он меня уничтожит. Подстроит мою смерть… Таким, как Хан это не составит труда. Вот и наигрался. Или я доигралась.

Вниз к машине я шла, как на заклание, на негнущихся ногах, сцепив руки замком и чувствуя, как самообладание покидает меня, и я готова на коленях просить его не убивать. Пощадить. Я ведь ни в чем не виновата. Я случайная пешка в какой-то игре Паши или ведущего, или не знаю кого.

На улице меня встретили все те же молчаливые слуги, помогли сесть в машину. Хан сидел рядом с водителем и едва я подалась вперед, чтобы что-то сказать между нами поднялась затемненная перегородка.

Я не видела куда именно мы приехали. Все произошло стремительно. Машина остановилась, меня вытащили под руку, и я оказалась в полутемном коридоре напротив своего мучителя. Наверное, здесь все и произойдет… Здесь я останусь навечно. Хан повернулся ко мне и пронизал меня страшным взглядом, а мне захотелось закричать от этого выражения лица, как будто он сейчас вынесет мне смертный приговор. Черты заостренные, выдающиеся, словно прорисованные черным грифелем такие четкие, грубые и все же притягательные. Сверкнул взглядом, и я инстинктивно сжалась, приготовилась к тому что он меня снова ударит. Отступила, а Хан пошел на меня. Небрежно, как всегда легко, как та черная кошка на улице. Загоняет свою жертву, чтобы потом сцапать в углу. И так, и есть. Я для него жертва. Он отловил меня, приволок обратно в свою клетку, и я не знаю каким будет наказание. Хан был в ярости, но сдерживался, и эта сдержанность пугала и заставляла паниковать. Когда человек полностью себя контролирует он опасней в тысячи раз, чем тот, с кого выплескиваются эмоции.

— Только не убивайте меня… Я хотела домой.

Хан схватил меня за волосы, прижал спиной к шершавой стене коридора. И я не отрываясь смотрела ему в глаза, с мольбой и надеждой, пусть только не делает мне больно. А зрачки Хана в ответ стали широкими, поглощая всю радужку и затягивая меня в черноту.

— Ты знаешь зачем я привез тебя сюда, Ангаахай?

Отрицательно качнула головой.

— Ты сейчас станешь моей женой. Здесь. За этой дверью.

В ушах зазвенело и стало нечем дышать. Я не понимала совершенно что происходит. Он просто надо мной издевается.

— Зачем? — тихо выдохнула.


— Мне надо!

И во взгляде скорее неприязнь и мне от этого еще страшнее. Зачем… если он меня почти ненавидит.

— А… а Паша? Я же замужем!

Пожал огромными плечами.

— Ты уже несколько часов как вдова.

— Выйдите все вон я хочу остаться с ним наедине.

Едва слышный голос Батыра с властными, не терпящими возражения нотками, всегда имел свое действие над всеми членами клана. Они будут его бояться даже мертвого. Одного взгляда короля клана было достаточно, чтобы самые борзые прикусили свои языки.

— Отец! — Тетя Тамерлана посмотрела на племянника с нескрываемой ненавистью, а потом прижалась губами к руке старика, — Подумайте… зачем он нам? Он же убийца! Он… не достоин переступить порог нашего дома!

— Я сказал ВОН пошла! — шепотом, но она побледнела отпустила старческую руку и выскочила из спальни, упев бросить Тамерлану:

— Будь ты проклят!

Он триумфально оскалился ей вслед и подошел вплотную к постели деда.

— Сядь.

Постучал морщинистой рукой по атласному покрывалу.

— Я постою.

— Упрямый сукин сын.

— Соскучился по мне?

— Сядь, мне тяжело на тебя смотреть.

— Так не смотри, — пожал плечами, — во мне мало что изменилось с нашей последней встречи. Зачем я здесь? Решил исповедаться?

Дед сухо засмеялся и закашлявшись потянулся за стаканом с водой. Внук и не подумал ему помочь. Стоял напротив постели, сцепив руки за спиной и смотрел на старика разве что с любопытством.

— Я умираю.

— Не факт.

— Врачи говорят мне осталось жить считанные месяцы, а то и дни.

— Я солгу, если скажу, что мне жаль.

— И я буду знать, что ты лжешь… — и снова сухой, лающий кашель до хрипоты и легких судорог. Тамерлан подождал пока приступ окончится, и дед прикрыл глаза, отдыхая, набираясь сил.

В кармане штанов затрещал сотовый и Хан достал смартфон, посмотрел на дисплей потом на тяжело дышащего деда и ответил на звонок:

— Да.

— Она сбежала. Открыла окно в столовой и… и ушла.

— Так поймайте.

Посмотрел на вычурные позолоченные часы, тикающие на стенке.

— Кайя… мы уже выпустили ее из вольера, как вы велели. Я не знал, что ОНА сбежала. Я могу объявить тревогу и…

Хан остановился и сдавил сотовый, сжимая челюсти и чувствуя, как его наполняет ярость. Дикая, первобытная. Маленькая, русская дрянь таки решила поиграть с ним в прятки. Нежная, белая сучка, которую он собирался трахать еще не один день. Он получил ее за бешенные деньги. На них можно было накормить целый город, купить три яхты или личный самолет. Хан не планировал такие растраты… Но он привык получать все, что хочет и захотел монгол именно ее.

На то шоу заявился лично к слизняку Паше, который задолжал Хану огромную сумму и явно решил, что долг ему простился, судя по выражению его смазливой пидорской рожи. Ему понравился эффект от его появления. Их испуганные взгляды и запах дерьма. Их трусы промокли от экскрементов, когда все они поняли, что он жив. А монгол вдруг заметил блондинку. Рядом с Пашей. Овечка в белом платье с невинными глазами. На самом деле продажная дырка. Каждая из этих шлюшек стремится получить как можно больше. Им плевать как. Им насрать перед кем раздвигать ноги. И Хан хотел задрать ее свадебное платье, навалиться сверху и спустить в нее свой голод. После краткосрочной отсидки у него еще не было секса. А секс он любил. Разный, много-много грязного секса.

Хан знал, как здесь все работает. Обычно после съемок их везут к Ломбарди или Казаху, е***т там во все щели, а потом выплачивают гонорар и отпускают домой. Здесь все было иначе. Паша действительно женился и это был грандиозный проект. За тридцати дневное шоу были уплачены огромные деньги, все серии феерического шоу выкупили телеканалы.

Но Хану было насрать. Он ее хотел. Наблюдал за ней полночи. Сжав широкие челюсти, смотрел на длинную шею, на тонкие руки в перчатках, на золотые локоны, голубые глаза, на пухлые губы… он тут же представил их на своем члене и мысленно уже выкупил ее у певуна и со всей дури трахал в рот, вцепившись в светлые локоны.

А потом эта сука высокомерно растоптала его розу. Этого не смел бы сделать никто. Но она посмела. В эту секунду Хан уже точно знал, что получит ее и вые***т так, что маленькая шлюха пожалеет о том, что посмела его унизить. Как грациозно она играла влюбленную невесту, как изящно и красиво продавала свое совершенное тело и точеное кукольное лицо, как лезла целовать слизняка Пашу под вспышками фотокамер. А Хану почему-то хотелось свернуть ей шею. Она его раздражала и в то же время будила в нем адскую похоть. У него яйца наливались от одного взгляда на ее грудь под белым атласом и пульсировал член от мысли что она целка. Когда Паша трусливо заикаясь сказал, что ему нечем отдать долг Хан кивнул на девчонку:

— На нее сыграем в покер. Выиграешь — прощу тебе долг. Проиграешь — возьму ее себе на тридцать дней вместо денег.

— Хан… Я не могу. Тут… шоу. Тут все спланировано наперед. Съемки, бабло такое, что тебе и не снилось. Хочешь трахни ее, да и все. Она целочка. Тебе понравится. Только потом отдать надо.