Невеста призрака

Она выглядела удивленной.

– Слушали или любовались исполнителями?

Я вспыхнула.

– Они хороши, вы не думаете?

– Да, неплохо владеют инструментами для любителей. Мой отец обожает музыку и поощряет родных играть.

– Кто они?

– Старший скрипач эрху – мой троюродный дядя, на янцине играет его сын. А второй скрипач – мой кузен.

Кузен! Я опустила глаза, чтобы скрыть замешательство. Сердце гремело, как барабан. Музыка окончилась, но я все еще могла слышать, как кровь ревет в ушах. В смущении я выбрала большое липкое куи ангку[13], паровое красное пирожное, наполненное желтой бобовой пастой, и вгрызлась в него. Когда я снова взглянула наверх, объект моих грез стоял возле Ян Хон.

– Ли Лан, это мой кузен Тиан Бай.

Мы не пожали друг другу руки по английскому обычаю, но под его взором я ощутила пробежавшую по венам дрожь.

– Кроме чистки часов, я еще немножко играю, – сказал племянник Лима.

Ян Хон посмотрела на него с удивлением.

– О чем это ты? – И, повернувшись ко мне, продолжила: – Ли Лан – дочь семьи Пан.

Я попыталась проглотить мое куи, но кусок застрял в глотке.

– Все хорошо? – уточнил юноша.

– Отлично, – я старалась сохранить все оставшееся достоинство.

– Я принесу воды, – сказала Ян Хон, устремляясь за проходившим мимо слугой.

В уголках его глаз были морщинки, в точности как складочки на свежевыглаженной простыне.

– Тяжеловато было выяснить, кто вы, – сказал он. – В тот день вы просто сбежали.

– Я слишком долго отсутствовала. – Из-за смущения я не смела признать, что посчитала его слугой, но с ужасом подозревала, что он все равно это знает.

– Вам не по нраву маджонг?

– Никогда не училась хорошо играть. Мне это казалось пустой тратой времени.

– Так и есть. Не представляете, какие суммы могут проиграть некоторые из этих женщин.

– И чем же, по-вашему, им следует заниматься?

– Не знаю. Книгами, картами, может, часами?

Я едва осмелилась взглянуть ему в глаза, но его взгляд манил, как огонь мотылька. Ни в коем случае нельзя показаться глупой и пустой особой. Мужчине, который путешествовал через океан, наверняка покажется утомительной никчемная болтовня. Однако казалось, что он искренне интересовался, какие книги я прочла и откуда знала о морских картах.

– Мир почти целиком нанесен на карты, – подытожил новый знакомый. – Осталось не так много тайных мест: глубины Африканского континента, полюса. Но большая часть земель уже отмечена.

– Вы говорите скорее как исследователь, а не как врач.

Он рассмеялся.

– Ян Хон вам рассказала об этом? Боюсь, я так и не получил степень по медицине, в отличие от ее супруга. Дядя отозвал меня прежде окончания колледжа. Но вы правы – я бы предпочел стать исследователем.

– Не слишком-то китайское желание.





Китай воздерживался от морских путешествий в прошлом, пренебрегая контактами с варварами и интересуясь только своими делами. Страна была центром вселенной – так учили даже нас, заморских китайцев. Англичан удивляла скорость, с которой новости континента достигали нашей далекой колонии. Советы кланов содержали курьеров на быстрых джонках[14], и они регулярно обменивались информацией до того, как англичане, с их шпионами и поселениями в Кантоне и Пекине, могли проделать то же самое.

– Возможно, я недостаточно почтительный сын, – улыбнулся он. – Люди частенько на это жалуются.

– На что жалуются? – Ян Хон протянула мне чашку воды.

– На мое непослушание, – парировал ее кузен.

Она подняла брови в насмешливом негодовании.


– Ты слишком долго беседуешь с мисс Пан. Представление начинается, и отец тебя уже разыскивает. Поторопись, или ему никогда не удастся правильно распределить места.

Хотела бы я сказать, что запомнила, как прошел оперный спектакль. По словам других, он был замечательным. В город прибыла известная труппа, которую наняли для частного представления. Она исполнила несколько сцен из оперы «Пастух и Ткачиха»[15], однако я едва обратила на это внимание. Со своего места среди приглашенных девушек я исподтишка пыталась хоть на миг увидеть Тиан Бая. Его дядюшка Лим Тек Кьон сидел впереди, с группой импозантных джентльменов, но самого юноши там не было. Наконец я заметила его сзади: наследник распределял места для запоздавших гостей. Ничего удивительного, что в доме его считали полезным человеком. Изменилась ли его жизнь с тех пор, как старший сын дома Лим Тиан Чин скончался в прошлом году?

От мыслей об умершем я ощутила удушье, словно воздух сгустился в легких. Отец презирал все, связанное с призраками и снами. Он частенько цитировал Конфуция, который изрек: лучше не знать о духах и богах, а сосредоточиться на мире живых. И все-таки размышления о Лим Тиан Чине бросали зловещую тень на происходящее. Я едва замечала прыжки и позы актеров с затейливо раскрашенными лицами, в вышитых, украшенных перьями костюмах. Снова подняв голову, я поймала взгляд Тиан Бая с противоположной стороны дворика. Его значение мне расшифровать не удалось.

Обед, последовавший за спектаклем, был первосортным. Даже рис взяли из урожая этого года – зернышки рассыпчатые, нежные. Дома мы покупали только старый рис, потому что он суше, и в одном кати[16] его помещается больше. Я бы удовольствовалась и одним белым рисом, но там лежало множество иных деликатесов, которые стоило попробовать. Морской лещ на пару – серебристые кусочки рыбы тонули в соевом соусе и масле лука-шалота. Жареные голуби. Нежные кусочки медузы, вздрагивающие под слоем семян кунжута. И как же я обрадовалась любимому керабу – блюду из побегов папоротника, фаршированных шалотом, чили и крошечными сушеными креветками в кокосовом молочке!

После обеда для юных леди устроили игры во дворике. Дочери дома вместе с бесчисленными кузинами демонстрировали свои вышивки превосходного качества и получали комплименты за белизну лиц. Я застенчиво стояла в сторонке. Никто не предупредил меня об этом смотре, так что я ничего не принесла с собой. В любом случае мое рукоделие сейчас в основном сводилось к починке вещей. Народа пришло столько, что мне казалось, никто не обратит внимания на ушедшую, однако вскоре я услышала оклик Ян Хон.

– Ли Лан, сюда! Присоединяйся к соревнованию «ниточка-в-иголочку»!

Лампы задули, и серебряный свет луны разлился по дворику, обволакивая каждого из нас бледным сиянием. На столе разложили несколько швейных комплектов. Незамужние девушки должны были узнать, кто быстрее всех вденет нить во все иголки. Не успела я сесть на место, как получила тычок от соседки, крупной девицы с внешностью лошади. Она одарила меня ледяным взглядом, вынося суровый вердикт.

– Готовы? – закричала Ян Хон. – Леди, начали!

Передо мной лежали пять игл разной толщины, от большой до маленькой. С первыми тремя я справилась легко, но вдеть нить в последние оказалось трудновато. Девушки вздыхали и кокетливо жаловались. В изменчивом лунном свете чем больше я старалась, тем чаще промахивалась. Я решила использовать кончики пальцев, чтобы нащупать дырочки, точь-в-точь как это делала, отыскивая ходы червячков в отцовских манускриптах. Нити проскользнули в ушки, и я возбужденно взмахнула рукой.

– Готово!

Другие девушки начали поздравлять меня. Моя соседка с лошадиным лицом вздохнула и пожала плечами. Я задумалась, чем ее оскорбила, но вскоре забыла об этом от волнения. Игры шли одна за другой: украшение фонариков, пение, так что к концу вечера я не могла припомнить, когда еще так веселилась в последнее время. Когда мы покидали особняк Лим, отец уставился на мое оживленное лицо.

– Тебе понравилось? – спросил он.

– Да, папа. Правда.

Он грустно улыбнулся.

– Я забыл, как быстро ты растешь. В мыслях ты для меня еще маленькая девочка. Я должен был давать тебе больше шансов для общения после отъезда твоих кузин в Пинанг.

Мне не понравилась тень, снова пробежавшая по его лицу. Сегодня вечером он выглядел вполне радостным, и было заметно, что он наслаждался спектаклем. Как-то раз я подслушала разговор Ама и повара: когда умерла моя мама, часть папы также скончалась. Няня, конечно, говорила слегка театрально, но когда я была помладше, то воспринимала ее слова в буквальном смысле. Неудивительно, что он иногда становился пассивным, точно тонкая нить, связывающая его с настоящим, перетерлась. Конечно, сыновья ценились выше. Так все считали. Но по моему мнению, даже будь я мальчиком, этого бы не хватило для утешения страдающего от потери любимой отца.





Глава 5




Раздумья о родителях погрузили меня в меланхолическое настроение накануне сна. Ама вечно твердила, что избыток мыслей делает меня бледной и слабой. Конечно, ей ничего не стоило тут же обругать меня за прогулку на солнце и порчу цвета лица. Ее никогда не беспокоила собственная способность исповедовать сразу две противоположные точки зрения. Порой мне хотелось обладать такой же блаженной уверенностью. Отец сухо заметил, что у няни нет проблем с противоречивостью взглядов, поскольку она учила все так, как диктует обычай, и это стало для нее и оковами, и утешением. Мне это показалось жестоким. Ама на самом деле анализировала происходящее – просто не так, как папа. Ее разум метался между прагматизмом и суеверием. Каким-то образом мне пришлось существовать между миром няни и миром отца, но что я думала на самом деле? Такие размышления блуждали в голове, пока я не погрузилась в беспокойную дрему.

Я стояла в персиковом саду. Листья деревьев были ослепительно-зелеными, плоды, свисавшие с ветвей – бело-розовыми, сияющими, словно алебастр. Однако сами деревья были угнетающе похожими, как будто их скопировали с одного образца. Неудивительно, ведь в Малайзии не росли персики, хотя их изображения я видела на китайских свитках. С растущим чувством ужаса я разглядывала то, как они раскинулись во всех направлениях: каждая из широких аллей в точности напоминала другую. Откуда-то из-за стволов послышались дрожащие звуки арии, которую пели нынешним вечером актеры в особняке семьи Лим. Приглушенная, скрипучая мелодия, словно бы доносившаяся издалека. В ней не было ни глубины, ни энергии. И вслед за арией, оповестившей о его присутствии, появился Лим Тиан Чин. На его ладони лежала персиковая веточка.

– Ли Лан, моя драгоценная! – произнес он. – Могу ли я одарить тебя этим цветочным символом?

Настойчивый поклонник протянул ветку, но воздух будто сгустился, и меня охватил внезапный приступ удушья.

– Что такое? Ни единого приветственного словечка для меня? – изумился он. – Не представляешь, с каким нетерпением я ожидал нашей новой встречи. В конце концов, праздник Циси – это день влюбленных.

Сама того не желая, я пошла с ним по саду. Призрак плыл рядом с абсолютно нечеловеческой грацией, и мне понадобилось величайшее усилие воли, чтобы остановиться.

– Откуда ты вообще меня знаешь? – поинтересовалась я.

– Видел тебя в прошлом году на Празднике драконьих лодок[17]. Ты прогуливалась по набережной и бросала в воду рисовые шарики цзунцзы. До чего ты была изящна, элегантна!

Смутившись, я припомнила, что действительно ходила с отцом на тот праздник, посвященный памяти поэта Цюй Юаня. Горюя о нем, простые люди кидали в воду угощение, чтобы убедить рыб не есть тело сочинителя.

– О, моя прелесть, не хмурься так, – продолжал Лим Тиан Чин. – Это портит твое личико. Я в самом деле был весьма впечатлен тобой. Безусловно, я повидал немало хорошеньких девушек, – тут он хихикнул, – но в тебе чувствовалось нечто… необыкновенное. Нечто столь утонченное. Наверное, это от отца. Слышал, он был красавцем до того, как подцепил оспу. – Принимая мое молчание за согласие, он все так же зловеще флиртовал. – Я у всех спрашивал твое имя. Мне сообщили, что ты – дочь семьи Пан. Если бы обстоятельства не препятствовали, – и тут его лицо выразило надлежащую грусть, – я бы посватался к тебе давным-давно. Но не отчаивайся, теперь у нас есть все время мира, чтобы наверстать упущенное.

Я замотала головой.

– Ли Лан, я человек прямой, – завершил кавалер свою речь. – Ты выйдешь за меня?

– Нет! – потребовались все мои силы, чтобы дать такой ответ.

Он выглядел уязвленным.

– Ну-ну. Не будь такой торопливой. Знаю, я должен был сделать предложение через твоего отца. На самом деле я убедил мать помочь в этом – добыть одну из твоих вещей, чтобы мы смогли встретиться вот так.

Я подумала о ленте, которую мадам Лим попросила у меня. И судорожно поперхнулась. Горло пересохло, будто в него набили капок – шелковистое волокно хлопковых семян, отличный наполнитель для подушек и матрасов.

– Я не могу стать твоей женой.