Ничей ее монстр
Часть 12 из 29 Информация о книге
— Се… Таня. — Рада знакомству. Мне пора. Мне по дому ходить нельзя. Если что забегай на кухню. Угощу булочками. Ты держись… если что поплачься Раисе. Она добрая. Что-то придумает. Валя пошла вниз по лестнице, а я все еще стояла в ступоре и смотрела на двери. А перед глазами снова его лицо со шрамом и с этим взглядом… загнанного зверя. Зверя, который никому не нужен… никому, кроме меня. Никуда я не уеду. Пусть орет, злится, психует. Я никуда не уйду. Я выдержу эти три дня и останусь здесь работать. Быстро сбежала по лестнице и догнала Валю — Что он ест на завтрак? — Кто? — Он, — я тоже кивнула на верхние этажи. — Ааа, Монстр? Никто не знает. Сегодня может съесть одно, завтра другое, послезавтра третье. А может все вышвырнуть в коридор вместе с подносом. Тут не угадаешь. Она закатила глаза и скорчила гримасу. — Хорошо… я поняла. Я сама приготовлю ему завтрак. Где кухня? ГЛАВА 11 И снова по ступеням вверх, сжимая руками поднос и понимая, что я не просто нервничаю, от моих нервов чашка позвякивает и блюдце прыгает. Ступенька за ступенькой, набирая побольше воздуха в легкие. Я приготовила то самое блюдо, которое он готовил мне в самые счастливые времена наших отношений. Если то кратковременное можно так назвать… Для меня это было отношениями, а для него развлечением. Если я вообще «была» для него и не стерлась как пылинка из его памяти. «— Почему гренки не ешь? Смотрит голодным взглядом, а сам пальцами сжимает кусок прожаренного хлеба. На нем рубашка с закатанными рукавами и штаны. Он босиком. Всегда любил ходить босиком. Стоит у плиты и что-то готовит с таким видом… с таким видом, словно творит нечто самое эротичное, что только можно себе представить. Даже лопатка в его руках выглядит безумно сексуально. И эти руки с жгуьами вен, убегающих под широко закатанные рукава… и часы. Ммммм… эти часы на широком запястье сводили с ума. — Они с чесноком. Я буду… я буду неприятно пахнуть. Это не сексуально. Ооох… Зажал между зубами гренку и подхватив меня усадил на стол, задрал на мне футболку вверх, к самому подбородок, обнажая грудь. Осматривая ее с таким видом, словно сейчас сожрет и вызывая во мне желание громко попросить чтоб сожрал. — Что не сексуально? Чеснок? Я кивнула и уже вся напряглась, тяжело дыша и глядя на то как он аппетитно и безумно заразительно откусил кусок гренки, облизался и взял со стола соус, открыл крышечку зубами. Прежде чем я поняла, что он сейчас сделает, Барский с улыбкой дьявола искусителя наклонил бутылочку и выдавил мне на грудь чесночный соус, прямо на соски, белая жидкость потекла вниз тонкими медленными струйками. Захар взял гренку и смазал с меня потекший соус, прямо с груди, царапая напряженный сосок коркой прожаренного хлеба и заставив меня выгнуться назад с тихим стоном, содрогнувшись всем телом и ощутив, как стало влажно между ног, как заныл низ живота и пересохло в горле. — Сексуально, девочка… и вкусно. — подцепил потекший по моим рёбрам соус языком и слизал его со второй груди, потом положил мне кусок гренки в рот и жадно обхватил сосок влажными губами, опрокидывая меня навзничь на стол. — Мы выпачкаем твою рубашку!.. — всхлипывая и задыхаясь шепчу я, чувствуя, как стягивает с меня трусики и возится с ремнем, пристраиваясь между моими распахнутыми ногами, запрокидывая их себе на плечи и заполняя меня грубым и резким толчком так что глаза широко распахиваются и тут же закатываются от болезненного наслаждения. — К черту рубашку. Я буду трахать тебя, моя девочка, в чесночном соусе». Он научил меня их жарить для него. И это было одним из моих самых любимых блюд. Боже! У меня с ним все было любимым. Я обожала все, что мы делали вместе. Так же, как и потом не могла делать ничего из этого. Старательно избегая любых напоминаний. Я не ела проклятые гренки пять лет! А сейчас пожарила их для него и сделала сама тот самый чесночный соус. И пока выдавливала чеснок в майонез, смешивала со сметаной, резала мелко укроп от воспоминаний жгло глаза, и я с трудом сдерживалась, чтобы не позволить слезам продраться наружу. Поднимаюсь по лестнице, а перед глазами его лицо и взгляд этот. Жуткий, слепой взгляд из темноты в темноту. Никогда его не смогу забыть — пустота не выглядит так страшно, как эта потерянность во времени и пространстве. Я подошла к двери кабинета и, удерживая поднос одной рукой, второй тихо постучала. Мне не ответили… Дверь оказалась приоткрытой и я, не задумываясь толкнула ее ладонью. Барский все еще не зашел в кабинет… И мне бы взять и уйти, дождаться его… Но вместо этого я конечно же переступила порог и зашла вглубь помещения. Я помнила его. Помнила здесь каждый угол, стены, шторы, стол. Ведь здесь были наши самые первые дни, наше знакомство, мое падение в его бездну началось именно здесь. Подошла к столу и поставила поднос. Протянула руку и включила мягкую настольную лампу. В кабинете, как и во всем доме, царил мрак. Создавалось впечатление, что Барский сам, пребывая в полной темноте, создавал ее и везде вокруг себя. Напуганные до полусмерти слуги, крадущиеся на цыпочках по коридорам, невидимая, как призраки охрана и тишина. Я села в его кресло и автоматически открыла самый первый ящик стола. Тут же дернулась всем телом. Дернулась так, что отъехала на кресле назад. Там лежала моя заколка. Та самая, которую он купил мне когда-то и в которой я была в тот день, когда удрала с больницы. Я потеряла ее или в машине, или там в лесу. И сейчас именно она, сплавленная с одной стороны и обугленная лежала в ящике Захара. Вспомнила как часто щелкали его пальцы на застежке, и он срывал с меня эту заколку, чтобы распустить мои волосы по плечам. Там же лежали и мои документы, точнее то, что от них осталось. В пластиковом пакетике несколько пуговиц с той самой красной кофты. Я взяла заколку в руку и сжала в ладони. Зачем ему все это здесь? Зачем он хранит эти вещи? Чтобы убеждаться снова и снова, что уничтожил меня? Или замучили угрызения совести? И снова нахлынули мысли о том, что это ведь он послал меня насмерть, он приказал убить меня в том лесу. Никто б и никогда не осмелился это сделать кроме него! И в эту секунду послышались шаги по коридору. Неспешные, но неумолимо приближающиеся к двери. Я осторожно положила заколку обратно и вскочила с кресла, тихо задвигая ящик. Метнулась к стене и прижалась к ней спиной, стараясь даже не дышать. Дверь приоткрылась, и он вошел с тонкой тростью, постукивая ею по порогу, по стене внизу, ориентируясь где переступить. Потом заскользил ею по полу в разные стороны, ощупывая пространство перед собой и… и у меня опять все болезненно сжалось в груди. Подняла взгляд на его лицо и чуть не всхлипнула опять, увидев этот отрешенный и пустой взгляд в ледяных глазах моего монстра. Он прошел к столу, нащупал стул, медленно сел в него, а я почти не дыша жадно вбирала в себя каждый его жест, каждое движение. Он все тот же и… не тот. Словно на нем поставлена какая-то невидимая печать адской скорби. Я никогда не видела его таким, не видела и сегодня, когда стояла в его спальне. Увидела только сейчас, когда он открыл ящик стола и достал заколку. Задумчиво прокрутил ее пальцами. Медленно не спеша, обводя каждую выпуклость, потом сдавил в ладони и зажмурился так словно в эту секунду его пронизало острой болью. Положил заколку на стол и достал пакет, наощупь вытащил с него пуговицы и сложил так же на столе. — Я… я не нашел пятую. Обещал и не нашел, — сказал тихо, как сам себе. Его рука потянулась вниз к лампе и в эту секунду он резко выпрямился в кресле. — Кто здесь? Я замерла и закусила губу, чтоб даже не выдохнуть. — Я спросил кто здесь? Резко встал с кресла и сжал свою трость рукой, повел по полу. По сторонам не оглядывается, скорее весь обратился в слух. Прислушивается к тишине. И двинулся в мою сторону, шаря тростью по полу широкими разводами из стороны в сторону: — Найду исполосую до мяса! — голос задрожал у меня в барабанных перепонках. — Я! Здесь всего лишь я! Остановился и на чувственных губах застыл оскал. — Что? Решила поиграть в прятки? Обмануть слепого? — сделал еще один шаг ко мне, — Запомни я слепой, но не глухой и не идиот! — Я принесла ваш завтрак, — тихо сказала и закусила губу, глядя на то как он неуверенно двигается. Еще не привык. Еще тяжело ему. — Можешь взять со стола и уносить на хрен. Ты уволена! — За что? — За то, что игралась со мной в прятки! За то, что вошла сюда без спроса, за то, что ты наглая до беспредела! Твой испытательный срок кончился так и не начавшись. Забирай свой завтрак и пошла вон! — Я не сделала ничего плохого! Я просто принесла ваш завтрак туда, куда вы велели и в то время, как вы велели. Я поставила поднос на стол и… и я не виновата, что вы вызываете в людях страх. Если б вы не кидались на ваших работников я бы не боялась обнаружить свое присутствие. А вы… вы ведете себя как… — Как кто? — Как… не знаю. Как зверь! Оскал растянулся в ухмылку и взгляд остановился почти на мне, но все равно смотрел отрешенно сквозь меня. — Ты удивишься, но я сочту это за комплимент. — На здоровье. — Забирай поднос. Я не голоден. И скажи Раисе пусть рассчитает тебя. — У меня есть еще целых два дня! — Кто сказал? — Вы! Вы давали мне время! — Я дал — я и забрал. Девочка, я здесь хозяин, царь и бог и ты мне не нравишься, ты мне не подходишь. — Один день… Пусть не три, пусть еще два! — Нет! Все! Убирайся! Рявкнул в пустоту и махнул палкой в сторону двери. Я прошла мимо него, чувствуя, как от обиды дрожат колени, как хочется ему ответить, как хочется заорать, что он не просто зверь. Он убийца! И в его ящике хранятся улики убийства! И что я назло ему выжила! И ребенок выжил и… Но я конечно ничего не сказала. Я прошла за подносом, взяла его со стола. Нет… все не может вот так оборваться и закончится. Он не может меня прогнать! Обернулась к нему с трудом сдерживая свою отчаянную ярость, но она все же выплеснулась наружу: — Вы… просто используете свою власть, чтобы наказывать людей за то, что вы слепой, чтобы они испытывали перед вами чувство вины за то, чего не делали. Они должны ощущать себя виноватыми в том, что они зрячие, а вы нет! Это… это подло, знаете? Это жалко! Вы просто самодур! Слепота не дает права перестать быть человеком! Я не успела даже дернуться, когда он замахнулся палкой и выбил у меня из рук поднос и тот с грохотом свалился на пол, а у меня на пальцах вспухла полоса от удара. — УБИРАЙСЯ!!! Заорал так, что зазвенели стекла и в ту же секунду схватил меня за локоть, а точнее за ткань платья. — Что это за запах? Что ты принесла? — Гренки в чесночном соусе, — тихо ответила я, глядя на его широко распахнутые глаза, устремленные куда-то мне за ухо. Брови сошлись на переносице и лицо слегка исказилось, как от легкой боли. — Что? — он словно не расслышал. — Гренки в чесночном соусе, — повторила я. — Кто их приготовил? — Я. Он какое-то время смотрел в пустоту, а потом уже тихо сказал: — Пойди и приготовь еще. Я хочу эти гренки. Принеси мне их. — Я… я уволена.