Ночь на хуторе близ Диканьки

– Вот и не фиг выкаблучиваться, – удовлетворённо хмыкнул Николя. – А теперь собирайся в дорогу дальнюю.

– Куда? В Санкт-Петербург?

– Да нет, с чего бы…

– Предчувствие.

– Нет, всё проще, идём к тебе в пекло!

Чёрт прикинул масштабы разрушения, а также все непростые последствия, если только он приведёт в ад психованного гимназиста со святой водой в кармане, и решил от греха подальше уйти в обморок. То есть схватился за сердце, упал на спину и попытался скатиться по соломе вниз.

Однако у потомка знаменитого атамана были другие планы. Железной рукой держа чёрта за хвост, второй рукой обнял он трубу и удержался на вершине. Минутой позже из хаты вышел Вакула, посмотрел наверх, проследил, чтобы добрая пани Солоха вдруг не пошла следом за сыном, и кивнул:

– Сигайте!

Николя, не выпуская чертячий хвост, сел на задницу и легко соскользнул вниз, в заботливые и надёжные объятия друга.

– Споймали?

– А то, – хмыкнул гимназист.

– Та вин дохлый який-то…

– Притворяется. Буквально пару минут назад вообще из себя невесть какого патриота строил. Требовал обращаться к нему исключительно на украинском.

– От же бисово племя! Нешто ж мы не единый народ?!

– Для врагов рода человеческого – нет…

– Та дайте ж я ему промеж рогов ума добавлю, шоб знал, як добрых людей меж собой стравливать!

– А я чего? А я ничего! Я вообще за мир и дружбу между народами, – мигом прочухался нечистый дух. – Как по мне, так ежели б все люди были одинаковые, то и нам хлопот меньше, но…

– Но Господь Бог наш создал мир во всём его дивном разнообразии! – рыкнул Николя, и Вакула под шумок, не вдаваясь в интеллектуальный спор, просто отвесил чёрту щелбана в лоб.

Нечистый отпал минут на пять.

– Теперь ты и тащи…

Кузнец покраснел, но признал справедливость упрёка, принял из рук друга чёртов хвост и поволок за собой рогатого, как, быть может, ребёнок по снежной зиме тянет за собою детские саночки с красивой куклой. Ну, в нашем случае с рогатым, волосатым, козлоногим уродцем, через раз дышащим в две дырки свиного пятачка.

…Дивная в неописуемой красоте своей малороссийская ночь, раскинувшаяся над ними, щедрым лунным серебром вычерчивала, словно школяр мелом, высокие тополя, дремлющие хаты Диканьки, далёкий горизонт и поблёскивающий вдалеке пруд. Лёгкий летний ветерок едва колыхал древесные листы, воздух дышал свежайшими ароматами, кои не смог бы составить ни один французский парфюмер. Ибо откуда же им в коньячной Франции знать, обонять и вдыхать столь чистые запахи трав, цветов, зелени и самого эфира, коим буквально наполнена наша светлая малороссийская земля?!

Не знаю, где ещё есть такая природная щедрость, такой простор, такое беззаботие, простодушная радость бытия, как на милой сердцу моему неньке-Украине. Сбереги её Боже от всяческих потрясений, войн, раздоров в единых объятиях с любимой сестрой своей, великой Россией…

А пока пытливый взгляд загулявшего пьяницы (хотя что ж пытливого в пьяном взгляде?!) мог бы заметить идущую от села странную компанию: двое парней, один высокий, другой плечистый, волокущих за собой по колдобинам непонятное существо – то ли козёл, то ли свинья, а то ли вообще невесть какой кривоногий немец?

Когда они дошли до рощицы за околицей, что окаймляет пруд с давно заброшенной мельницей, нечистый дух взмолился о снисхождении на хорошем литературном русском. Видимо, понял, кто из двоих похитителей его опасней, а с кем лучше не ссориться.

– Многоуважаемый господин гимназист, не могли бы вы попросить вашего могучего товарища слегка умерить шаг? У меня уже вся спина в репейниках, а появляться в таком виде в пекле как бы не совсем комильфо…

– То есть должны ли мы понимать слова ваши как готовность к сотрудничеству? – Николя жестом остановил Вакулу.

– Ах, право, есть ли у меня выбор? – кокетливо потупился чёрт. – Однако же сколь приятно встретить в этой сельской глуши культурно образованного человека.

Но, прежде чем Николя ответил, его друг с размаху отвесил нечистому звонкую оплеуху.

– Шо мы з ним тут рассусоливаем, паныч?

Чёрт грязно выматерился, и культурный лоск слетел с него, как шелуха с жареных семечек.

– Вот же проклятый выродок, как больно дерётся-а!

– И это только начало, – делая строгое лицо, пообещал Николя. – Вакула, вяжи его крест-накрест к мельничному колесу, будем допрос с пристрастием учинять.

– Только не крест-накрест, – взвыл перепуганный не на шутку нечистый. – За шею привяжите, за руки, за ноги, но не крест-накрест, фараоны египетские! Я ж тут и кончусь весь…

– Буде сделано, як приказано, – по-военному козырнул артистичный кузнец, подняв два пальца к виску. – Може, ще и молитву ему на ухо прочитать?

Нечистый дух сплюнул сквозь кривые зубы и решил более не искушать судьбу.

– Ох, нет на вас креста, добрые люди. Ну да ладно, что уж там, говорите, чего душа ваша желает, всё сделаю, всё исполню, обо всём договоримся… Ой! Да что ж вы всё дерётесь-то?!

– А что же нам делать, если ты нормальных слов не понимаешь? Я же говорил уже вроде: идём в пекло.


– В какое пекло? В ад, в преисподнюю, туда, что ль?! Да нет проблем, панове! А тока разорвут вас там ещё на входе и со мной не поделятся. Вас-то, положим, не жаль, а мне-то оно на кой, я стражу бесплатно кормить не подписывался!

– Про то не твоя забота и не твоего ума дело, – спокойно ответил кузнец, встряхивая набитый железом мешок. – Вот скажи-ка лучше, где бы нам в том пекле запорожского чёрта Байстрюка сыскать?

– Ух ты… – призадумался нечистый. – Байстрюк у нас чёрт авторитетный, не с моим свиным рылом в его калашном ряду поперёк дороги вставать. Хлопцы, раз уж такое дело, что все мы тут в одной лодке тонем, так, может быть, хоть просветите, в чём сия замута.

– Почему нет. – Николя получил одобрительный кивок от друга и быстренько ввёл нового хвостатого «союзника», веры коему было не больше, чем султану турецкому, в курс дела.

Маленький ушлый чёрт слушал очень внимательно, хотя в конце повествования не смог удержаться от злорадного хихиканья…

– От ить бестия же Байстрюк! Большой профи, ничего не скажешь: и справку нужную выдал, и сам же её спёр! Да шоб так людишек дурить, большой талант надобен, не каждому чета. Эх, да чтоб мне в пекле простудиться, ежели не помогу вам, хлопцы, того зазнайку на место поставить! – видя занесённый кулак Вакулы, мгновенно поправился нечистый дух.

– Тогда клянись сей же час всем, шо для тебя, поганца, свято, что доставишь нас в пекло и до Байстрюковой хаты доведёшь! Не то перекрещу в единый миг, як кулич на русскую Пасху!

– Самоубийца? – спросил чёрт у Николя, кивая на воодушевлённого Вакулу.

– Нет. Просто, несмотря ни на что, очень любит маму…

– Не понимаю ваших сантиментов, – поднял лапки чёрт, поковырял длинным когтем в носу, извлёк что-то, рассмотрел, ужаснулся, отвернулся и, стряхнув пальцем в траву, вздохнул: – Добро же вам. В пекло так в пекло! Однако ж слова в безопасности вашей не даю. Да что уж там, сам при первом же случае всё припомню, подставлю по полной, так сказать.

Друзья крепко взялись за руки.

– Что ж, хлопцы, вижу, козаки вы, а не бабы. Смотрите же! Налево от озера тропинка малая в лес ведёт, а в лесу том живут цыгане и выходят из нор своих ковать железо в такие ночи, что не каждая ведьма ездит на кочерге. Чем они промышляют на самом деле, вам знать нечего. Хотя, чего греха таить, лошадей ворованных всем табором через камышину сзади надувают! Так вот, идите вы в те стороны, от которых заслышите стук. Станет вам терновник дорогу заслонять, колючками царапаться, а вы плюньте, почешитесь да и идите! Как придёте к быстрой речке, тогда можете остановиться. Там и увидите, кого вам надобно. Да не позабудьте набрать в карманы того, для чего и сами карманы созданы. Сие добро любят и люди и диаволы…

Закончив таинственную речь свою, подпустив туману и завладев вниманием почтеннейшей публики, чёрт убедился в том, что наивный Вакула несколько расслабил железные пальцы свои, резко вырвал хвост и пустился наутёк, ровно поддатый дьячок от трезвого отца Кондрата. Мигу не прошло, как сгинул он в ночи, оставив приятелей с пустыми руками, но полными надежд и грядущих перспектив.

– Так шо ж, паныч Николя, воспользуемся ли советом?

– Отчего ж нет…

– Ну дак мало ли. Я не к тому речь веду, шоб вас, значится, как-то задеть или, не приведи мне боже, обидеть, ни в коем часе! Однако же дело сие касается больше меня и моей матушки… Так чтоб я вас просил свою голову за спасибо в пекло совать?! Не по-людски то будет…

Николя без долгих размышлений саданул друга кулаком в ухо. Вакула покачнулся, но лицо его озарила тёплая улыбка: узы товарищества всегда были святы меж ними и нерушимы ничьей диавольской властью.

Подобные вещи не редкость у нас в Малороссии, ибо здесь каждому понятно, что никакой такой уж разницы меж человеком простым и благородным нет. Каждый держит слово, каждый не чужд доблести, каждый любит всем сердцем эту жизнь, это солнце и всей душой верует в Господа, подарившего нам этот чудесный мир. А посему и на изнанку его, в виде самого пекла, взглянуть способен без особого страха и боязни.

Да и чего бояться честному человеку, чего мы там у них не видели? Уж кто-кто, а наши герои за сравнительно короткое время насмотрелись на столько нечистых рыл, что удивить их всерьёз было бы, наверное, весьма трудно…

– Так шо, паныч Николя, до пекла?

– Легко!

На сём и порешили. А поскольку маршрут был обозначен заранее, да и кому же ещё, как не чёрту, знать о короткой дороге к нему же домой? Ни у кого не было сомнений в исходе предприятия, тем более что ведь на этот раз ребята готовились. Честно готовились, а не собирались наобум махнуть в чёрный омут с головой.

Быть может, с первого взгляда оно и не казалось заметным, но Николя умел учиться, а простодушный Вакула ещё и любил это дело! Простой парубок из затерянной в степях Украины тихой Диканьки хватался за любую возможность повысить своё нулевое образование.

Грамоте и счёту, как вы помните, его выучил Николя, а вот «искусство малювания» кузнец изучил сам, гуляя по ярмаркам и посещая все окрестные божьи храмы. Да ещё и в бытность свою в самом Миргороде, проходя мимо, заглянул он случайно в окно пана комиссара, от души поразившись дивному портрету, висевшему на противоположной стене.

Портрет сей, изображающий Богоматерь, кормящую Младенца, имел исключительное сходство с прекрасной супругой того же комиссара, что впервые поставило перед молодым живописцем сложный философский вопрос: а допустимо ли копировать черты людей реальных для создания образа художественного? После долгих и мучительных размышлений решил он – какого беса нет?!

Ходили слухи, что именно когда Вакула вернулся из Миргорода, то и влюбился в свою Оксану. Тайной, скромной, тихой любовью, что у благородных людей именуется платонической. А также начал осторожно пробовать свои силы не только в покраске заборов, но и в простеньких росписях по притворам деревенских храмов…

Так вот сейчас приятели плечом к плечу шли по ночной тропе мимо озера, через рощу, на таинственный стук кузнечных молотов, звучащих издалека. Казалось, они не просто бьют по звонким наковальням, а старательно выковывают какую-то незнакомую мелодию, от которой ноги сами пускались в пляс. Ай нэ-нэ, ромалы…

– Ох, будь у нас хоть сколько времени, показал бы я вам гопака!

– Не спорю, друг мой, но времени у нас катастрофически мало. К утру желательно вернуться из пекла. Что-то говорит мне, что нам там не очень понравится…

– Так а шо? Зато ж хоть спляшем! Гоп ца дрица, гоп ца-ца! Не, не так пляшут гопак, не так. Я ж говорю вам: гоп ца-ца! Не зай-зай-зай, а гоп…

Меж тем кроны древесные всё более и более смыкались над их головами, сплетали ветви, закрывали листьями холодный лунный свет, так что вскорости наступила полнейшая ночь. Друзья наши шли, вытянув вперёд руки, словно бы слепые, и осторожно ощупывая ногами почву, прежде чем решиться полностью сделать шаг.

Музыка же таинственная и вовсе пошла на спад, её заменили совсем другие звуки: треск сучьев на ветру, скрежет корней, словно бы пробивающих себе путь из-под земли наверх, зловещий шёпот трав и далёкий страшный вой, вроде и волчий, а вроде как и с истерическими женскими нотками в голосе. От него мороз продирал по коже, и, буде Вакула предложил приятелю плюнуть на всё да вернуться домой, Николя, не задумываясь, согласился бы.

Равно как и если бы молодой гимназист первым навострил лыжи из лесу, так кузнец, поди, ещё и обогнал бы его в похвальном и разумном рвении. Однако ж поскольку планом отступления ни тот, ни другой вовремя не заморочились, то, стиснув зубы и сведя брови, парни тупо шли вперёд, невзирая на все опасности, реальные или мнимые.

И вот вскорости появился просвет в чаще, вот уже посреди колючих, как задница грозного подмосковного ёжика, проявилась узенькая тропинка, идти по которой можно было лишь боком. Но и эта приятная мелочь воодушевила сердца героев наших, наполнив их уверенностью в благом деле.

Когда же отважные и расцарапанные герои вышли наконец к матово-блестящей, словно воронёная сталь, реке, оба пребывали в самом раздражённом состоянии духа. То есть ежели какая нечистая сила очень хотела их напугать, так, как это часто бывает, добилась она сим прямо противоположного результата.

– Гляди, костёр!

– Стало быть, не сбрехнул наш рогатый чертяка, – удовлетворённо стиснул кулаки кузнец, расцарапанный так, будто он к той же Оксане не вовремя в баню заглянул, а там кроме неё ещё пять гарных дивчин мылись. К слову сказать, и Николя выглядел немногим краше, ибо колючий кустарник людей образованных и могущих назвать его по-латыни почему-то ничем не отличает и дерёт так же без малейшего уважения.