Нож

– Но ведь еще грядет наказание.

– Для него наказание уже наступило. Унижение. Боль. Шутка ли – увидеть, как любимый человек погиб от твоей руки. А тюрьма – это изоляция. Тишина. Рутина. Покой. Она должна восприниматься как облегчение. Возможно, причина в дочери, и он беспокоится о ней.

– Или о том, что после смерти будет гореть в аду.

– Он и так уже горит.

Эуне вздохнул:

– Я повторю свой вопрос: чего ты, собственно, хочешь?

– Я хочу, чтобы ты позвонил Ракели и объяснил, что она должна вернуться ко мне.

Столе Эуне широко распахнул глаза.

– А вот это была шутка, – сказал Харри. – На самом деле я хочу проконсультироваться со специалистом. У меня сегодня случилось учащенное сердцебиение и приступ страха. Нет, не так… Мне снилось… что-то. Я не могу разглядеть, что это, но сон без конца возвращается.

– Наконец-то легкий вопрос, – произнес Эуне. – Интоксикация организма. Психология – это наука, которая не опирается на солидную фактическую базу, но что касается корреляции между приемом дурманящих веществ и ментальными расстройствами, то тут многое доказано. Как долго это продолжается?

Харри посмотрел на часы:

– Два с половиной часа.

Столе Эуне глухо рассмеялся:

– Ясно, ты решил поговорить со мной для очистки совести, чтобы убедить себя, что пытался обратиться за медицинской помощью, а затем со спокойной душой вернуться к самолечению?

– Это не обычные видения, – сказал Харри. – Не призраки из прошлого.

– Потому что призраки приходят по ночам?

– Да. И они не прячутся. Я вижу их и узнаю́. Жертвы, погибшие коллеги, убийцы. Но это что-то другое.

– Не представляешь, что это может быть?

Харри хмыкнул и попытался сформулировать:

– Ну… запертый человек. Он похож на… – Харри наклонился вперед и потушил сигарету в луже крови.

– На Свейна «Жениха» Финне, – закончил за него фразу Эуне.

Харри взглянул на него, приподняв бровь:

– Почему ты так решил?

– Поговаривают, ты считаешь, будто бы он ищет тебя.

– Ясно, ты беседовал с Катриной.

– Она переживает за тебя и хотела услышать мнение специалиста.

– И что ты ей ответил?

– Я заявил, что как психолог недостаточно дистанцирован от тебя. Но паранойя абсолютно точно коррелирует со злоупотреблением алкоголем.

– Но, Столе, ведь именно я в конце концов засадил этого типа в тюрьму. Это было мое первое дело. Его осудили на двадцать лет за сексуальные домогательства и убийство.

– Ты просто сделал свою работу. У Финне нет причин испытывать к тебе личную неприязнь.

– Он сознался в нападениях, но считал себя невиновным в убийстве. Финне уверен, что мы сфабриковали доказательства. Я навещал его в тюрьме два года назад, чтобы выяснить, может ли он помочь нам с делом вампириста. Под конец этот тип назвал мне точную дату своего освобождения. А потом спросил, в безопасности ли живем я и моя семья.

– Ракель знала об этом?

– Да. Под Новый год я обнаружил отпечаток сапога на снегу напротив окна нашей кухни и установил фотоловушку.

– Но это ведь мог быть кто угодно, Харри. Например, заблудившийся человек.

– На частной территории, обнесенной забором с воротами и пятидесятиметровым подъездом к дому, крутым и обледеневшим?

– Погоди-ка, при чем тут Новый год? А разве ты съехал от Ракели не в Рождество?

– Вроде того. – Харри отогнал рукой дым.

– И после этого ты заходил в лес на частной территории? А Ракель об этом знала?


– Нет. Не бойся, я не из тех, кто не дает проходу своим бывшим. Просто Ракель была очень напугана, и я захотел удостовериться, что у нее все в порядке. Оказалось, что нет.

– Значит, она и о фотоловушке не знала?

Харри пожал плечами.

– А теперь вопрос на засыпку: ты уверен, что фотоловушка предназначалась для Финне?

– Хочешь сказать, я решил проверить, не ходят ли к моей бывшей любовники?

– А разве это не так?

– Нет, – отрубил Харри. – Если Ракель разлюбила меня, она вольна встречаться с кем угодно.

– Сам-то ты в это веришь?

Харри вздохнул.

– Хорошо, – сказал Эуне. – Стало быть, у тебя случилось видение: внезапная вспышка осветила сидящего взаперти человека, похожего на Финне.

– Нет, этого я не говорил. Там был не Финне.

– А кто?

– Ну… я сам.

Столе Эуне провел рукой по жидким волосам.

– И теперь ты хочешь, чтобы я поставил тебе диагноз?

– Давай. Патологический страх?

– Я думаю, твой мозг ищет причину, по которой Ракель должна нуждаться в тебе. Например, для защиты от внешних врагов. Но ты не заперт в клетке, Харри, ты снаружи, на свободе. Смирись уже с потерей жены и двигайся дальше.

– А помимо этого «смирись» ты можешь прописать мне какое-нибудь лекарство?

– Я дам тебе целых три рекомендации. Сон. Физические нагрузки. И пожалуй, тебе стоит попробовать познакомиться с кем-нибудь, кто отвлечет твои мысли от Ракели.

Харри засунул в рот сигарету и поднял вверх сжатый кулак.

– Пункт первый: сон. – Он разогнул большой палец. – Я каждый вечер напиваюсь до беспамятства и потом дрыхну как убитый. Далее: физические нагрузки. – Указательный палец взлетел вверх. – Я дерусь с людьми в барах, которые когда-то принадлежали мне. И наконец, новые знакомства. – Теперь поднялся серый титановый палец. – Я регулярно трахаюсь с женщинами, как с красивыми, так и со страшненькими, а потом с некоторыми из них даже веду умные беседы. Вот так-то.

Эуне посмотрел на Харри, потом тяжело вздохнул, поднялся и застегнул твидовый пиджак.

– Ну, в таком случае все будет хорошо.



После ухода Эуне Харри некоторое время просто сидел и смотрел в окно. Затем он поднялся и прошелся по квартире. Супружеская спальня была чисто убрана, пол вымыт, кровать застлана. Он заглянул в платяные шкафы. Гардероб жены занимал четыре просторных шкафа, одежда мужа уместилась всего в одном. Заботливый супруг. На обоях в спальне дочери виднелись прямоугольники более яркого цвета. Харри подумал, что, когда она была подростком, на этих местах висели плакаты, которые хозяйка комнаты теперь сняла: девушке как-никак уже исполнилось девятнадцать лет. На стене осталась лишь одна-единственная небольшая фотография: парень с электрогитарой «Рикенбекер» на шее.

Харри осмотрел небольшую коллекцию музыкальных дисков на зеркальной полочке.

«Propagandhi». «Into It». «Over It». «My Heart to Joy». «Panic! Аt the Disco». Всякие эмо-штучки.

Поэтому Харри удивился, когда завел оставленную в проигрывателе виниловую пластинку. Он услышал мягкие звуки, напоминающие ранние вещи «Бердс»[6]. На первый взгляд это напоминало игру на двенадцатиструнной гитаре в стиле Роджера Макгуинна, однако Харри быстро сообразил, что слушает значительно более позднее произведение. Не имело значения, сколько усилителей и старых микрофонов «Нойман» использовали музыканты, стилизация под ретрозвучание никогда никого не могла обмануть, да и, кроме всего прочего, вокалист пел с явным норвежским акцентом, причем, судя по всему, он больше слушал записи Тома Йорка и «Radiohead» 1995 года, а не Джина Кларка и Дэвида Кросби 1965-го. Харри скользнул взглядом по обложке пластинки, лежавшей рядом с проигрывателем, и отметил, что у всех музыкантов норвежские имена. А потом он увидел на полу возле шкафа пару кроссовок «Адидас» той же модели, что и у него самого. Пару лет назад он пытался купить новую пару этой модели, но к тому времени ее уже сняли с производства. Из протоколов допросов Харри помнил, что и дочь, и отец оба утверждали, что девушка покинула квартиру в 20:15, а вернулась спустя сорок минут, добежав до верхней точки парка скульптур Экеберг, и на обратном пути пробежала мимо одноименного ресторана. Ее спортивный костюм лежал на кровати, и Харри представил себе, как полиция впускает бедную девочку в квартиру и позволяет ей под присмотром переодеться и собрать сумку с одеждой. Харри сел на корточки и поднял кроссовки. Верхняя часть мягкая, подошвы чистые и гладкие, эту обувь явно использовали не часто. Девятнадцать лет. Неиспользованная жизнь. Кроссовки самого Харри уже порвались. Конечно, он мог купить новые, какие-нибудь другие, но не хотел, поскольку нашел ту модель, которой предпочитал пользоваться и дальше. С этих пор и всегда. Наверное, их еще можно подлатать.

Харри вернулся в гостиную, вытер с пола пепел, проверил телефон. Сообщений не было. Он засунул руку в карман. Двести крон.





Глава 4




– Последний заказ – и мы закрываемся.

Харри уставился на свой бокал. Он умудрился надолго растянуть его. Обычно он просто заливал напиток в себя, поскольку ему нравился не сам вкус спиртного, а вызываемый им эффект. Кроме того, «нравился» – неверное слово. Этот эффект ему требовался. Нет, тоже не то. Был необходим? Он не мог без этого жить? Ну да, словно бы искусственное дыхание после того, как половинка твоего сердца перестала биться.

Те кроссовки наверняка можно починить.

Он снова достал телефон. В списке контактов у Харри имелось всего семь человек, и, поскольку имена их начинались на разные буквы, они были записаны в книжке всего одной буквой. Он выбрал букву «Р» и посмотрел на аватарку. Мягкий взгляд карих глаз, искавших встречного взгляда. Теплая, светящаяся кожа, просящая ласки. Красивые губы, жаждущие поцелуя. Все те женщины, которых он раздевал и укладывал в постель в последние месяцы, – разве мог он хотя бы одну секунду не думать о Ракели, не представлять ее на их месте? Понимали ли они, что, трахая их, Харри изменяет им со своей женой? Был ли он настолько безжалостным, чтобы объяснять им это? Конечно. Потому что его половинка сердца с каждым днем билась все слабее, с Ракелью он лишь временно стал нормальным человеком, а теперь вернулся к своей прежней жизни.