Нож
Часть 62 из 85 Информация о книге
Совершенно верно. Совершенно… неверно. Харри резко вывернул руль вправо. «Форд-эскорт» вылетел на свою полосу движения, избежав столкновения с левым краем бампера огромного трейлера. Харри чуть не врезался в ограждение дороги, затормозил и резко крутанул руль влево. Он почувствовал, как колеса теряют сцепление, заднюю часть машины заносит вправо, ощутил, как центрифугой скрутило спину, когда автомобиль завертелся. Он знал, что все просто не может закончиться хорошо. Харри успел увидеть, как уже далеко отъехавший трейлер исчезает из вида, но тут задняя часть его машины врезалась в ограждение, и он оказался в невесомости. Синее небо, свет. Какое-то время ему казалось, что он уже умер, что все случилось так, как и говорили священники: душа покидает тело и возносится в рай. Но тот рай, куда он поднимался, вошел в штопор, то же самое произошло с покрытыми лесом горными склонами, с дорогой областного значения и речкой, а солнце вставало и садилось, как при смене времен года, снятых в технике замедленной съемки, и все это под аккомпанемент голоса, который во внезапно наступившей удивительной тишине умудрялся петь: «We’ll understand it all…», пока его не прервал очередной удар. Харри прижало к спинке сиденья, он смотрел на небо у себя над головой. Оно перестало крутиться, но принялось утекать, его заволокло зеленой пленкой, а перед глазами Харри словно бы упала светлая прозрачная штора. Стало темнее, он тонул, погружался вниз, под землю. Ничего удивительного, успел подумать Харри, вместо рая будет ад. Затем он услышал приглушенный гул, похожий на звук закрывающейся двери бомбоубежища. Машина планировала, медленно вращаясь, и он понял, что случилось. Автомобиль свалился в реку задом наперед, пробил лед и сейчас находился под ним. Это все равно что приземлиться на чужой планете, среди удивительных зеленых пейзажей, озаренных солнечными лучами, которые льются через лед и воду. Здесь все, кроме камней и гниющих деревьев, сонно колыхалось, словно танцуя под музыку. Течение подхватило автомобиль, и, как парящая лодка, он медленно плыл вниз по реке, двигаясь все быстрее. Раздался скрип от соприкосновения крыши со льдом. Вода заливалась в салон из-под дверей. Она была такой холодной, что ноги Харри онемели. Он избавился от ремня безопасности и попробовал вытолкнуть дверь, но уже здесь, на глубине одного метра, давление воды не позволило открыть ее. Придется выбираться через окно. Радио и передние фары еще работали, значит вода пока не закоротила всю электронику. Он нажал на кнопку, которая должна была открыть окно, но ничего не произошло. Короткое замыкание или давление на стекла. Вода уже поднялась ему до колен. Крыша машины больше не скребла об лед, подъем вверх прекратился, он парил между речным небом и землей. Надо выбить лобовое стекло. Харри прижался к спинке сиденья, но в салоне слишком тесно, а ноги у него – слишком длинные; кроме того, он ощущал, как алкогольное опьянение замедляет движения, тормозит мышление, нарушает координацию. Его рука залезла под сиденье и нащупала рычаг, и он смог отодвинуть сиденье назад. Над этим рычагом был другой, и Харри привел сиденье в почти горизонтальное положение. Кусочек воспоминаний. О том, как он в последний раз регулировал положение сиденья. Теперь он, по крайней мере, мог высвободить из-под себя ноги. Вода доходила уже почти до груди, холод когтем врезался в легкие и сердце. Как только он собрался ударить обеими ногами по лобовому стеклу, автомобиль на что-то наткнулся, Харри потерял равновесие и повалился на пассажирское сиденье, так что удар его ног пришелся по рулю. Черт, черт! Харри увидел, как валун, на который натолкнулся его автомобиль, проплывает мимо, а сама машина закружилась в медленном вальсе, продолжая заваливаться назад. Вот она налетела на следующий валун и вновь выпрямилась. Песня заглохла посреди очередного «We’ll understand it all…». Харри вдохнул воздуха под потолком и нырнул вниз, чтобы занять позицию для нового удара. В этот раз он попал по стеклу, но тело его было погружено в воду, поэтому Харри почувствовал, как его ноги приземлились на поверхность лобового стекла легко и без всякой силы, словно ботинки астронавта на поверхность Луны. Он приподнялся; теперь, чтобы добраться до воздуха, ему приходилось прижимать голову к потолку. Харри сделал пару глубоких вдохов. Машина остановилась. Он снова нырнул и увидел сквозь лобовое стекло, что его «форд-эскорт» застрял в ветвях гнилого дерева. Ему махало синее платье в белый горошек. Харри охватила паника. Он ударил рукой в боковое стекло, попробовал боднуть его. Ничего. Внезапно две ветки сломались, машина поплыла в сторону и освободилась от дерева. Свет передних фар, которые, как это ни удивительно, до сих пор не погасли, скользил над речным дном в сторону берега, где Харри заметил отблеск от какого-то предмета, напоминавшего пивную бутылку, во всяком случае стеклянного, но машину уже понесло дальше, скорость ее увеличилась. Ему был нужен воздух. Но воды в салоне стало так много, что Харри пришлось закрыть рот и прижаться носом к потолку, чтобы вдохнуть через ноздри. Передние фары потухли. Что-то вплыло в поле зрения, покачиваясь на воде. Бутылка из-под «Джима Бима», пустая, с закрученной пробкой. Она будто хотела напомнить об одном фокусе, спасшем его однажды давным-давно. Но сейчас пользы в нем не было, воздух из бутылки подарит ему всего несколько дополнительных секунд, болезненную надежду, тогда как смирение принесет покой. Харри сомкнул веки. И, как в клипе, вся прожитая жизнь пронеслась у него перед глазами. Самое первое яркое воспоминание: вот он мальчишкой заблудился и в полном ужасе бегает по лесу поблизости от хутора деда в Румсдалене. Его первая любовь, они лежат в постели ее родителей, в доме больше никого нет, дверь на балкон открыта, занавески шевелятся, пропуская в комнату солнце, а она шепчет ему, что он должен заботиться о ней. Он шепчет в ответ «да», а спустя полгода читает ее предсмертную записку. Убийство в Сиднее; солнце, стоящее на севере, из-за чего он и там заблудился. Однорукая девушка, упавшая в бассейн в Бангкоке; тело, ножом прорезавшее воду; удивительная красота асимметрии и уничтожения. Долгая прогулка по парку: только Олег, Ракель и он. Осеннее солнце, падающее на лицо Ракели, которая улыбается в объектив в ожидании, когда сработает автоспуск. Ракель замечает, что Харри смотрит на нее, и поворачивается к нему; улыбка становится все шире, доходит до глаз; свет уравновешивается, она светится, как солнце; и они не в силах отвести глаз друг от друга, и им приходится сделать еще одно фото. Уравновесить. Харри вновь открыл глаза. Вода не поднималась выше. Давление наконец выровнялось. Простое и вместе с тем сложное физическое уравнение оставило ему эту полоску воздуха между потолком и поверхностью воды. И это стало – в буквальном смысле – светом в конце туннеля. Обзор через заднее стекло, в ту сторону, откуда они прибыли, исчез в темной зелени, но впереди просветлело. И это должно означать, что река там, впереди, не покрыта льдом или, во всяком случае, неглубока, а может, и то и другое. А раз давление уравновесилось, он сможет открыть дверцу. Харри уже собирался было нырнуть и попытаться сделать это, как вдруг вспомнил, что над ним по-прежнему лед. Идиотский способ утонуть. Здесь, в машине, достаточно воздуха, чтобы добраться до, будем надеяться, свободного ото льда мелкого участка реки. И до него было уже совсем недалеко; казалось, они плывут все быстрее, а свет становится все ярче. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Харри не знал, почему эта пословица внезапно пришла ему на ум. Или почему он подумал о синем платье. И о Руаре Боре. Приближался какой-то звук. Руар Бор. Синее платье. Младшая сестра. Водопад Норафоссен. Высота двадцать метров. Разбилась о камни. И вот он уже купается в свете, вода превратилась в белую стену из пузырьков, а звук становился громче и громче, он походил на грохот и рев. Харри опустил руку вниз, ухватился за спинку сиденья, задержал дыхание и погрузился под воду, когда передняя часть автомобиля показалась над поверхностью. Он смотрел сквозь толщу воды через лобовое стекло прямо в какую-то черноту, где каскады белой воды распылялись, превращаясь в белое ничто. Часть 3 Глава 40 Дагни Йенсен глядела на школьный двор, на квадратик солнечного света, который возникал по утрам у домика охранника, а сейчас, в конце учебного дня, добрался до учительской. По асфальту прыгала трясогузка. На большом дубе появились почки. Почему она вдруг начала повсюду замечать почки? Дагни скользнула взглядом по классной комнате: ученики сидели, склонившись над заданиями по английскому языку, и тишину нарушал только скрип карандашей и ручек. На самом деле она собиралась дать им это задание на дом, но боли у нее в животе были настолько сильными, что Дагни пришлось отказаться от урока, которого она ждала с радостным предвкушением: предстоял разбор романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр». Шарлотта работала учительницей и совершенно не стремилась связать себя узами брака, несколько раз отвергая женихов, чьи интеллектуальные способности не вызывали у нее уважения, – в викторианской Англии это было просто неслыханно. Джейн Эйр влюбилась в хозяина поместья, где служила гувернанткой, с виду грубого и циничного мистера Рочестера. Они объяснились друг другу в любви, но, когда собрались пожениться, выяснилось, что он все еще связан узами брака со своей безумной женой. Джейн уехала прочь и встретила другого мужчину, который полюбил ее, но сама никак не могла забыть мистера Рочестера. И трагический счастливый конец: законная супруга погибает на пожаре и Джейн с мистером Рочестером наконец могут быть вместе. Знаменитый обмен репликами, когда мистер Рочестер, изуродованный во время пожара, уничтожившего поместье, спрашивает: «Я безобразен, Джейн?» А она отвечает: «Ужасно, сэр, и всегда таким были, сами знаете». И в самом конце – душещипательная заключительная глава, в которой Джейн рожает их первенца. Дагни почувствовала, как после очередного приступа боли в животе ее лоб покрывается по́том. В последние два дня боли то появлялись, то исчезали, и таблетки, регулирующие уровень кислотности, не помогали. Она записалась на прием к врачу, но только на следующую неделю, и мысль о том, что еще семь дней придется мучиться, совершенно не радовала. – Я выйду на пару минут, – сказала она, вставая. Несколько голов поднялись, кивнули и снова сосредоточились на задании. У нее были хорошие, старательные ученики. В том числе парочка действительно очень талантливых ребятишек. И случалось, да чего уж греха таить, Дагни мечтала, что в один прекрасный день, когда сама она уже выйдет на пенсию, кто-нибудь из ее учеников, вполне достаточно всего одного, позвонит ей и от души поблагодарит. Скажет спасибо за то, что она показала им, что изучение иностранных языков не сводится к словарям и грамматике. Это будет человек, который нашел свой путь в жизни, вдохновившись ее уроками английского. И непременно создал что-то свое. Когда Дагни вышла из класса в коридор, полицейский встал со стула и направился за ней. Его звали Ральф, он сменил на дежурстве Кари Бил. – Я в туалет, – сообщила ему женщина. Катрина Братт заверила Дагни, что телохранитель станет ходить за ней по пятам все то время, пока Свейн Финне будет представлять для нее угрозу. Однако Дагни, будучи реалисткой, прекрасно понимала: вопрос не в том, как долго Финне будет оставаться на свободе или среди живых, на самом деле все упирается в то, насколько хватит бюджета полиции или ее собственного терпения. Во время уроков в школьных коридорах стоит удивительная тишина, словно они отдыхают между регулярными неистовыми проявлениями жизни, спровоцированными звонками на урок или с урока. Это подобно цикличному роению цикад вокруг озера Мичиган раз в семнадцать лет. Живший в США дядя Дагни пригласил ее на следующее роение, он говорил, что это надо испытать самому, услышать громкую музыку, издаваемую миллиардами насекомых, и почувствовать, каковы они на вкус. Цикады, как и креветки, относятся к членистоногим, а потому отчасти похожи друг на друга. Когда дядя приезжал в Норвегию, то во время одного обеда, где подавали креветки, объяснил, что точно таким же способом надо чистить цикад. Зажать твердый панцирь, оторвать лапки и голову и вытащить богатую белком мякоть. Однако Дагни не слишком вдохновилась подобной перспективой, да и в любом случае она не воспринимала всерьез приглашения американских родственников, тем более что очередное роение цикад, согласно ее подсчетам, должно было произойти в 2024 году. – Я подожду здесь, – сказал полицейский, останавливаясь возле женского туалета. Она вошла внутрь. Пусто. Дагни выбрала самую дальнюю из восьми кабинок. Она спустила брюки и трусы, уселась на унитаз, наклонилась вперед и дернула дверь, чтобы закрыть ее до конца и запереть. Однако что-то мешало. Она подняла взгляд. Между дверью и косяком торчала рука, четыре крупных пальца просунулись внутрь кабинки, на одном из них красовался перстень в виде орла. А на ладони она увидела краешек огромной страшной дыры. Дагни успела сделать вдох, затем дверь распахнулась, Финне просунул руку внутрь и сомкнул пальцы на ее горле. Перед лицом женщины он держал свой похожий на змею нож, а его голос звучал прямо возле ее уха: – Что, Дагни? Токсикоз замучил? Живот болит? Пописать захотелось? На грудь жалуешься? Дагни моргала. – Ничего, сейчас мы быстро выясним, – произнес Финне, опустился перед Дагни на колени и, не ослабляя хватки на ее горле, засунул нож в ножны под курткой. Потом достал из кармана какой-то предмет, похожий на ручку, и засунул его между ее бедрами. Дагни ждала соприкосновения с предметом, проникновения внутрь, но ничего не случилось. – Будь умничкой и пописай для папочки, хорошо? Дагни сглотнула. – Что случилось? Ты ведь для этого сюда пришла, да? Дагни хотела подчиниться, но бедняжке вдруг показалось, что все части ее тела разом прекратили функционировать, она даже не была уверена, что сможет закричать, если Финне ослабит хватку. – Если ты не пописаешь, пока я считаю до трех, то я пырну ножом сначала тебя, а потом того идиота, что стоит в коридоре, – раздался зловещий шепот. О господи! Дагни старалась. Она правда старалась. – Раз, – прошептал Финне, – два, три… вот так! Умничка… Она услышала шум струи, коснувшейся фарфора, а затем и воды. Финне поднес тест к себе, потом положил его на пол. Он вытер руку висевшей на стене туалетной бумагой. – Вот так, через две минуты узнаем, беременны ли мы, – сказал он. – Разве это не прекрасно, дорогая? Таких тестов раньше и в помине не было; в последний раз, когда я был на свободе, никто даже и не думал, что такое возможно. Только представь, какие фантастические перспективы готовит для нас будущее. Так стоит ли удивляться, что мы хотим произвести на этот свет ребенка? Дагни закрыла глаза. Две минуты. И что потом? Она услышала голоса снаружи. Короткий разговор, потом дверь открылась, и внутрь вбежала девочка, которую отпустила учительница. Школьница зашла в кабинку у самых дверей, сделала свое дело, вымыла руки и умчалась прочь. Финне глубоко вздохнул, глядя на ручку: – Боюсь, Дагни, тест не показывает желаемого результата. А это значит… Он встал перед ней и начал свободной рукой расстегивать брюки. Дагни откинула голову назад, пытаясь высвободиться. – Не сейчас, у меня месячные, – сказала она. Финне посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его скрывала тень. И оно само отбрасывало тень. Он весь отбрасывал тень, как хищная птица, кружащая на фоне солнца. Он снова вынул нож из ножен на груди. Она услышала скрип двери и голос полицейского: – Все в порядке, Дагни? Финне взмахнул ножом, как волшебной палочкой, вынуждающей ее исполнять его волю. – Уже иду, – ответила она, не отводя глаз от Финне. Она поднялась и натянула трусы и брюки, стоя так близко к нему, что чувствовала запах его пота и чего-то еще, едкого и удушающего. Болезни. Боли. – Я вернусь, – произнес он, открывая ей дверь. Дагни не побежала, но быстро прошагала мимо кабинок и раковин и вышла в коридор. Дверь за ней закрылась. – Он там, внутри. – Что? – Свейн Финне. У него нож. Какое-то время полицейский пристально смотрел на нее, а потом расстегнул кобуру на поясе и вынул пистолет. Свободной рукой он воткнул в ухо наушник и включил рацию на груди. – Я «первый», – сказал он. – Срочно требуется подкрепление. – Он сбежит, – произнесла Дагни. – Вы должны поторопиться. Полицейский взглянул на нее и открыл рот, как будто собирался объяснить, что его первостепенная задача охранять ее, а не задерживать преступника. – А иначе Финне вернется, – добавила Дагни. Возможно, что-то в ее голосе или в выражении лица заставило Ральфа закрыть рот. Он сделал шаг в сторону двери, приложил к ней ухо и несколько секунд прислушивался, держа двумя руками пистолет дулом вниз. Потом он толкнул дверь: