Обережник

Даже украшения, кольца, серьги, браслеты и гривны, вроде бесполезные вещи в этом суровом мире, а выполнены безукоризненно и служат одной цели – поражать окружающих своей красотой.

И люди здесь такие же… настоящие, и вот эта подлинность в них подкупает.

Нежные девичьи ручки обняли Данилу за грудь, нежные мягкие губы поцеловали в ухо.

– Зачем окно открыл? Или хворь какую выпустить хочешь?

– Жарко тут, – ответил Молодцов.

Звонкий смех наполнил комнату.

– С тобой каждой будет жарко, – полный желания голос, – ладный мой.

– Попить дай, – бросил Данила.

Ух ты, он уже становится типичным средневековым мужчиной: грубым и брутальным, не любящим всякие сопли.

Девушка тем временем быстренько метнулась, принесла полный кувшин холодного кваса.

– Зовут-то тебя как? – напившись, спросил Данила, он решил, что пора бы уж запоминать имена девушек, с которыми он спал. Ну так, в порядке практики.

– Улада, – кокетливо ответила та, откинула одеяло из звериных шкур и забралась в постель. Из одежды на ней были только меховые чуни – пол холодный, – тёмные русые волосы рассыпались по белым крепким плечам. Улада была вся такая подтянутая, спортивная, слишком худая и слишком высокая по здешним меркам, но Даниле как раз пришлась по вкусу. – Закрой окно, молодец, а то холодно мне, а лучше иди сюда, ублажу я тебя как следует.

Девушка встала на колени, грациозно откинулась назад, отчего её груди показались ещё больше и аппетитнее. Одной рукой она упиралась в льняную простыню перины, а второй игриво гладила себя по лобку. Волосы у неё там были мокрые, слипшиеся, под ними угадывалась алая влажная плоть. Такое зрелище ни одного мужчину не могло оставить равнодушным. Да, Улада была не промах, умела мужикам голову вскружить. Данила сглотнул, подошёл к кровати:

– Ублажишь, говоришь, будто тебе самой не нравится, что ты делаешь?

– Нравится, верно говоришь, – пылко заговорила Улада, её ладошки потянулись к мужскому достоинству Данилы, – только с другими по-разному. Иной берёт тебя как лошадь и скачет без устали, лишь бы доскакать. А ты… будто саму меня своей делаешь, так, что я готова полностью твоей стать, до самого донышка, – и уже более игриво: – И из каких же краёв ты, такой молодец, прибыл?

– Ха… А ты знаешь, что Молодец – это моё второе имя?

– Как это?

– Ну, родовое. Молодцовы мы…

– Хорошее имя, должно, богам вы любые.

– Этого не знаю.

Улада вдруг стрельнула глазами, прикрыла бюст ручками:

– Закрой ставни, пожалуйста, холодно.

Только защёлкнув засов, Данила сообразил, что беспрекословно выполнил приказ этой ловкой куртизанки.

«Ах ты, стервочка, и кто кого тут собирается поиметь?» – подумал он, повернулся – и замер.

В тусклых отблесках лучины, на ложе из звериных шкур, обнажённая женщина с растрёпанными волосами изумительными ладошками гладила свои бёдра, живот и грудь.

«Вот же… хитрая стерва. А и пофигу, ну, утритесь, всякие реконструторы и неоязычники, такого вы точно представить не могли».

Данила с готовностью кинулся в объятия горячей красотки.



В дверь шумно бухнуло, и она тут же распахнулась. В комнату ввалился Будим, растрёпанный, красный, как рак, но уже одетый. Молодцов и Улада только одевались. Смущаться и отворачиваься никто не стал.

– Даниил, хватит бока мять, айда к Путяте.

– Зачем, опять на вече, что ли? – сварливо поинтересовался Молодцов, затягивая пояс.

– Не-а. – Будим расплылся в совершенно детской счастливой улыбке. – Путята с нами окончательно рассчитываться будет. Так что поспеши, а то твою долю на всех разделим.

Будим захохотал, как будто сказал невероятно смешную шутку, и вышел.

– Приходи ещё, Молодец, я буду рада тебе.

Улада, уже в рубахе, положила руки на плечи Даниле. Поцеловала в щёку.

– А ты ведь умная, – неожиданно для себя пришёл к открытию Молодцов, хитро прищурившись, спросил: – Поди, для боярина какого подслушиваешь, кто что сказал. – Увидев, как вздрогнула Улада, понял, что попал в точку. – Ну-ну, я не злой, никому ничего говорить не стану. Разве что, если в другой раз приду, ты мне скидочку сделаешь.

Поцеловав девушку в носик, вздёрнутый от возмущения, Данила отбыл за расчётом.




Путята рассчитался сполна и без обмана. При том, что сумма была очень даже немаленькая, а купец уже планировал закупку для обратного торгового путешествия. Тут не было налоговой отчётности, квартального календаря и прочей бумажной волокиты. Купцы постоянно находились в состоянии «купи-продай». Разница в ценах на товары в Киеве и в том же Новгороде была просто огромна. Легко можно было получить прибыль в несколько сотен процентов, но большая часть этой прибыли всё равно оседала в карманах князей в виде пошлин и распылялась на торговом пути на различные затраты. Если ты хочешь продолжить торговать, а не осесть где-нибудь на земле и спокойно заниматься хозяйством, то следует держать ухо востро. Одна неделя празднества и гулянок может обернуться большими убытками и даже тем, что у купца банально не хватит денег собрать новую экспедицию. А это означало, что придётся брать кредиты, закладывать имущество, если оно уже не заложено, или завязывать с личным бизнесом. Но завязать не всегда получится, потому что, как уже сказано, кредиты взяты, имущество заложено, а если отдавать долги нечем, то приходится купцу самого себя продавать, в буквальном смысле – идти в холопы. Кстати, лучший приказчик Путяты, Ловкач, именно так и встретился с нанимателем Данилы, угодил в холопы поначалу, правда, потом выкупился, но предпочёл работать на более удачливого коллегу.

И всё-таки, несмотря на все сложности, Путята выполнил все условия договора и даже выплатил бонусную премию Воиславу, чтобы тот разделил её между теми дружинниками, которые, по его мнению, отличились особо. Из этой премии Данила тоже получил несколько обрезков серебра – за то, что вместе с Клеком и Жданом первыми наткнулся на лесовиков и не оплошал.

Небольшой кожаный мешочек, служивший Даниле кошельком, раздулся и приятно потяжелел от серебра. Золото по совету товарищей Молодцов хранил отдельно, зашитым в пояс.

Теперь следовало потратить заработанные драгметаллы с умом и толком. Данила имел все основания подозревать, что Путята так затянул с расчётом по просьбе Воислава, чтобы оголодавшие и уставшие от долгого похода обережники не спустили всё на баб и выпивку. И если это так, то Молодцов был искренне благодарен своему батьке. Он сам обратил внимание, что, утолив голод, и не только в еде, его мозг стал работать более рационально.

Конечно, Данила больше всего мечтал купить меч. Но это было баловство и мальчишеское желание. Всё равно что купить спорткар, чтобы кататься на грунтовках где-то под Воронежем. Во-первых, на кой тебе спорткар, если ты ездить на нём не умеешь, а во-вторых, что ты с ним будешь делать, по грязище рулить?

Молодцов хотел прикупить броню, не настоящий панцирь, как у Шибриды, но что-то более существенное, чем кожаная куртка. Как-то расстроило Данилу, что на вече его защиту легко пробил какой-то кистень. Синяки от ударов на плече и спине остались – будь здоров.

Но сначала Молодцов решил прибарахлиться. Правило «судят по одёжке» действует во все времена. В качестве консультанта Данила прихватил с собой Будима – этот малый и на кулаках ловко бьётся, и торгуется, как настоящий новгородец.

Фиксированных цен на товары не было. На рынке любой недотёпа вроде Данилы – просто мечта для продавца и явная возможность втюхать ему втридорога какую-нибудь дрянь. И если ты купил, то обратной дороги нет, комитета по защите прав потребителя в Новгороде нет.

«Ты видел, что брал», – так однажды сказал отцу Данилы его партнёр по бизнесу.

Можно, конечно, поднять свою улицу и поставить на вид продавцу: мол, чего ты честных людей обманываешь. Но тогда в поле зрения появится купеческая сотня, в которой состоит продавец некачественного товара, и начнется вече между улицей и сотней, а то и между концами. Но чаще овчинка выделки не стоила.

Данила купил новый заячий полушубок, тёплый и удобный. С доплатой обменял трофейные сапоги с капища на новые. Будим советовал сделать на заказ, как поступают все солидные мужи, но Молодцов отказался: во-первых, долго ждать, а во-вторых, дорого, блин.

Все покупки Данила делал по указанию друга. Будим взял на себя всё бремя общения с продавцами. Ему, похоже, это даже нравилось – отчаянно торговаться, каждый раз сбивать цену, снова и снова начинать спор из-за мелкого резана. Молодцов восхищённо наблюдал за виртуозами, потому что продавец по имени Шкуродёр тоже торговаться был не промах. У него Будим и заказал себе полушубок. Почти час вдвоём они убили на снятие мерок и обсуждения разных нюансов. Полушубок, он ведь под бронёй носится, если будет велик или станет сковывать движения, большая беда в бою случится. Поэтому Данила не ныл от скуки, а внимательно слушал и учился.



Покончив с обновками, Будим предложил Даниле сходить на мост. Тот самый мост, соединяющий Словенский и Неревский концы, на котором никогда не прекращается ярмарка.

– Давай. А броня как же?

– Успеется. Добычи из Булгарии много привезли, цены низкие. Ещё успеешь выбрать себе.

Вдвоём они направились, что называется, на людей посмотреть и себя показать. Данила в первой же лавке купил себя лакомство – большое лукошко орехов в меду. Шёл себе, бросал сласти в рот и упивался собственной значимостью. Новая одежда подняла его на несколько ступеней вверх по социальной лестнице. Это создало определённые трудности: если раньше на Молодцова мало кто из продавцов обращал внимание, то теперь все рыночные зазывалы так и норовили за руку зацепить, в глаза заглянуть, рассказать, какой они дешёвый и наилучший товар продают, без которого Даниле ну никак не прожить.

Раздражало, конечно, а с другой стороны – приятно, когда на тебя обращают внимание, льстят, хвалят и принимают за богатого воина.

Будим где-то отстал, наверное, опять принялся торговаться из-за какой-то безделушки. В толчее его было не найти, и Данила просто остановился у лавки, где торговали разными дудочками и свирельками. Они были сделаны из глины или дерева, украшены резьбой. Продавец никого не зазывал, стоял себе, играл на своей продукции. Данила остановился послушать.

От этого занятия его оторвал возглас и не очень-то дружеский шлепок по плечу.

– Ну что, словенец, нравится тебе наша чудинская музыка?

Данила резко обернулся, сбросив руку с плеча. Ну ё-моё!

Их было четверо. Невысокие, рыжебородые, наглые, очень похожие друг на дружку. Одеты по-простому, но руки у всех упёрты в боки. Такая стойка могла показаться комичной – Даниле она раньше такой и казалась, – если бы не один момент: кулаки незнакомцев упирались точно в пояса, а на поясах висели ножи в чехлах, выхватить и ударить – дело доли секунды. Главного среди них Молодцов вычислил сразу – тот самый паренёк, который задал ему вопрос и хлопнул по плечу. Чистая гоп-компания, приёмы и повадки те же и не меняются за тысячелетия. Но здесь, при толпе народа, неужто решатся наехать? Вдруг это просто манера знакомства такая… непривычная?

– Хорошая, – согласился Данила и тем не менее ответил не слишком дружелюбно: – А тебе-то чего?

– Да вот, могу отвести тебя в одно место, где можно хорошие свирели купить.

«Ага, значит, свидетелей боятся», – решил Молодцов, бросил ещё один орешек в рот, ответил:

– Нет, не пойду я с тобой никуда.

– Почему? Боишься?

Ничего себя предъявы! И куда Будим запропастился? А если они его уже… того? От страха и злости Молодцов сразу полез в бутылку.

– Не пойду я с тобой, потому что от твоих дудок наверняка свиным дерьмом несёт, как и от тебя. Мне в рот их брать будет противно, а тебе, вижу, не привыкать.

– Чего?!

Рыжий наглец искренне возмутился. Его лапа цапнула рукоять ножа. Возможно, он и не собирался нападать с ним на Молодцова здесь, на людях, но гадать «может – не может» Данила не стал.

Никто из выросших в этом мире не решился бы на такой фортель, еда здесь священна, слишком долго и трудно её добывают, и ой как часто её не хватает, чтобы наесться досыта. Данила же вырос в других условиях. Когда странный наглец потянулся к ножу, он сразу же сунул лукошко с мёдом ему в рожу. Для его компаньонов такой поступок был просто за гранью… На миг они растерялись.

Не растерялся Молодцов, хватанул лидера за грудки, толкнул его на прихвостня слева, пнул в колено соседа справа. Налётчик обиделся, взялся за нож. Данила ударил его кулаком в висок, дёрнул на себя, долбанул коленом в печень. Уловил движение и шелест воздуха чуть правее, присел, подставил руку.

Всё равно шнурок кистеня захлестнул предплечье, тяжёлое грузило ударило в голову, чуть пониже уха.

В глазах сразу потемнело. Данила ощутил привкус рвоты во рту. Понимая, что своё оружие выхватить не успеет, да и не сможет, он бросился в клинч, прямо на врага, обхватил руками, прижался к нему, не давая снова замахнуться. Как бешеный лось, не видя ничего, Данила попёр вперёд из последних сил, сметая своим недругом препятствия, пока они вдвоём не воткнулись во что-то твёрдое.

Раздался треск, звук разбитой керамики, послышались крики и ругань. Новый удар болью ожёг бедро. Данила зашипел, всё ещё плывя, он скорее по наитию вдавил своего врага туда, где должны были быть перила моста.