Облик лидера. Недостающее звено между способностями и успехом

 * * * 


Вступление
Впервые с проблемой облика лидера (ОЛ) я столкнулась в 17 лет, когда после окончания средней школы пыталась поступить в один из университетов мечты – Оксфорд или Кембридж. Часть испытаний (а именно суровые вступительные экзамены) осталась позади, но теперь мне предстояло пройти несколько собеседований. Я чувствовала, что будет непросто. Я была уже достаточно взрослой, чтобы понять – происхождение у меня «не то» (родилась в Уэльсе, в рабочей семье), и от одной мысли о том, что мне предстоит оказаться под испытующими взглядами оксбриджских донов, коленки начинали трястись и я покрывалась холодным потом. Я боялась, что они, смерив меня взглядом, не найдут «совершенства», которого у них самих, разумеется, имелось в избытке.

Заметив мое беспокойство и решив помочь, мама вызвалась «приодеть» меня к первому собеседованию в колледже Святой Анны в Оксфорде. Она прочла тонну романов Нэнси Митфорд[1] и думала, что знает, что именно носят «сливки общества». Я не стала спорить – сама-то уж точно не имела об этом представления. Я выросла в захолустном шахтерском городке, нарядов у меня было мало, а «этикета» – никакого. Мне отчаянно нужна была помощь. Сумев, невзирая на мизерные шансы, пробиться сквозь вступительные экзамены, я понимала, что от желанного места в одном из лучших университетов Европы меня отделяет именно это собеседование. И у меня были шансы: половину тех, кто на него попадал, допускали к учебе. Мне следовало лишь научиться выглядеть как человек, вращающийся в «правильных» кругах.

И вот декабрьским утром мы отправились на распродажу – проснулись с первыми лучами солнца, чтобы возглавить толпу, штурмующую местный универмаг. И нам повезло! В отделе женской одежды мама нашла как раз то, что искала, – буклированный твидовый костюм с воротником-лисой. Нет, это не был воротник из лисьего меха. Этот воротник сам был лисой – или большей ее частью: длинный хвост (предполагалось, что его можно обернуть вокруг шеи для защиты от зимних морозов), а еще глаза-бусинки и пара лап с когтями.

Как и следовало ожидать, мое оксфордское собеседование обернулось катастрофой. Члены приемной комиссии были в шоке. Я в буквальном смысле лишила их дара речи. Они просто не знали, как отнестись к 17-летней девушке, нацепившей лису и пытавшейся вести себя как королева-мать – особенно с учетом того, что эта юная особа говорила с ярко выраженным уэльским акцентом образца рабочего класса (о важности правильной речи мы поговорим подробнее в главе 3). Я не прошла собеседование… и ужасно расстроилась. Но винить маму было нельзя, ведь она старалась изо всех сил.

К счастью, я получила второй шанс на исполнение мечты. Месяц спустя выяснилось, что я также сдала вступительные экзамены в Кембридж (в то время у каждого из этих двух лучших университетов была своя программа строгого тестирования). Меня пригласили на собеседование. Я сказала маме, что «снимаю ее с дела» и в этот раз подберу гардероб сама. Вспомнив, как были одеты другие кандидатки в Оксфорде, я попросила у подруги юбку в складку и простой свитер, а также выпрямила непослушные кудряшки; теперь мои волосы, по тогдашней моде, были гладкими и блестящими. И пусть я сильно нервничала, собеседование прошло успешно. Три недели спустя выяснилось: я зачислена. Как же я была счастлива! Я знала, что обучение в Кембридже изменит мою жизнь.

Оглядываясь назад, я понимаю, что блестяще проходить собеседование и не требовалось. Достаточно было не бросаться в глаза. Все дело в том, что в 1970-х и Оксфорд, и Кембридж под давлением британского правительства вовсю старались пополнить ряды студентов женщинами и выходцами из рабочего класса. Сама того не подозревая, я была идеальным кандидатом, и члены приемных комиссий с удовольствием пошли бы мне навстречу. Но лисий воротник на пару с уэльским акцентом – это оказалось чересчур для сословно озабоченных оксбриджских донов. Мой образ встал им поперек горла. Так что отказаться от лисы было отличным решением.

Учитывая, как трудно мне далось поступление в Оксбридж, логично было бы предположить, что после этого я поняла, насколько важен внешний вид. Быть может, и так, но мне трудно было постоянно руководствоваться этими знаниями. Раз за разом я совершала одни и те же ошибки, которые мне дорого обходились.

Взять хотя бы то время, когда я была хиппующим преподавателем. Первую работу я получила в мире науки, став ассистентом кафедры экономики в Барнард-колледже. И решила, что раз уж тружусь в кампусе, а не на Уолл-стрит, то могу быть молодой и прикольной. Я носила волосы до талии и развевающиеся юбки в народном стиле (моя любимая была сшита вручную из весьма ярких лоскутов). Я не понимала, что образ в духе «я собралась на "Вудсток"» мешал укреплению моего авторитета на службе. Учитывая мой возраст (когда я получила эту должность, мне было 27), трудно было убедить окружающих в том, что я – педагог, а не одна из студенток. Последнее, что мне было нужно, – это приумножать трудности, с которыми я столкнулась как самая молодая преподавательница на факультете – и одна из немногих женщин на кафедре экономики. Теперь я понимаю, что мои безуспешные попытки добиться внимания и уважения на лекциях и факультетских заседаниях не были связаны с тем, что и как я говорила (с ясностью речи у меня все было в порядке, а материал буквально отскакивал от зубов). Дело было в том, как я себя подавала.

Хорошая новость: со временем я скорректировала свой внешний вид и разработала собственный фирменный стиль, в котором элегантность и профессионализм сочетаются с «безопасной» дозой индивидуальности (подробнее об этом – в главе 4). Однако по части ОЛ я по-прежнему была в опасности. Двадцать лет спустя я столкнулась с другой – и куда более серьезной проблемой – созданием имиджа. Оказывается, ОЛ – вещь хрупкая: его нужно взращивать, в него нужно инвестировать, им нужно заниматься. Я не справилась с этим и потерпела неудачу – пришла пора обновить имидж.

А произошло вот что.

В 2002 г. Тина Браун, возглавлявшая на тот момент издательство Talk Miramax Books, издала мою книгу «Создавая жизнь» (Creating a Life). Она вышла 7 апреля 2002 г. За неделю до этого о новинке рассказали в журнале Time, а в шоу 60 Minutes («60 минут») на канале CBS News показали сюжет о ней. Эти материалы породили шквал внимания со стороны СМИ. О книге написали The New York Times и BusinessWeek, а кроме них – журналы People и Parade. Я побывала на телешоу Today и The View, а также на The Oprah Winfrey Show. Контрольный выстрел прозвучал в Saturday Night Live в конце апреля: мою книгу высмеяли, подтвердив тем самым, что она быстро стала актуальным трендом.

Увы, радость моя была недолгой.

20 мая я взяла в руки The New York Times и увидела на первой полосе громогласный заголовок «Разговаривать о книге – еще не значит успешно ее продать». Начала читать, и к середине первого предложения кровь застыла у меня в жилах: речь в статье шла о моей книге. Игривым тоном Уоррен Сент-Джон, юный и пробивной репортер, рассказывал читателям о том, как «Создавая жизнь» провалилась в продаже. И нашел этому простое объяснение: «Женщины не хотят выкладывать $22 за порцию депрессивных новостей о своих биологических часах», – отметил он едко и самодовольно. Я была в шоке. Эти презрительные слова не имели никакого отношения к той книге, которую я написала.

 
Чтобы понять, какой ущерб нанесет эта статья, даже не было нужды ее дочитывать – а ущерб оказался скорым и разрушительным. За считаные недели «Создавая жизнь» перешла в состояние нежизнеспособной – и, фигурально выражаясь, я тоже. Из автора, купающегося в лучах славы, я превратилась в изгоя, ведь, когда тебя облили грязью на первой полосе The New York Times, об этом узнаю́т все. Это равносильно тому, чтобы раздеться у всех на виду. Cтатью прочли все мои друзья и знакомые. Если честно, я почувствовала себя так плохо еще и потому, что понимала: альфа-самцовскую точку зрения Уоррена Сент-Джона на первой полосе The New York Times прочтет куда больше людей, чем «Создавая жизнь». Та статья попросту похоронила мою самую прочувствованную и трудоемкую книгу.

Конечно, я попыталась реабилитироваться. Тем же летом я бросила все силы на новый книжный проект. В начале сентября встретилась с Молли Фридрих, моим давним литературным агентом, чтобы предложить идею. «Я думаю, следующая книга должна быть более проработанной и более научной», – заявила я. Молли посмотрела мне в глаза и высказалась напрямик: «Сильвия, никакой "следующей книги" не будет. Учитывая твое недавнее фиаско, у тебя нет шансов ни на приличное издательство, ни на приличный аванс. Лучше найди себе работу в офисе». Я была поражена. Как это случилось? Каким образом мое финансовое благополучие оказалось под угрозой, а моя репутация, над созданием которой я тщательно трудилась столько лет, – разнесенной в пух и прах? Ответ приходил медленно и болезненно: да, я создала личный бренд, но не управляла им. Я инвестировала в него (зарекомендовала себя в научных и общественно-политических кругах как интеллектуальный тяжеловес, способный заниматься острыми актуальными вопросами), но я не защищала свой личный бренд. Возможно, после публикации в The New York Times я осознала, что прыгнула выше головы. И хотя до этого у меня выходили книги, получившие положительные отзывы критиков – «Когда ломается сук» (When the Bough Breaks) получила книжную премию имени Роберта Кеннеди, – я не додумалась вооружиться специалистом по пиару – человеком, который смог бы разработать медиакампанию по усилению, а не искажению моей ключевой идеи. Вместо этого я упивалась мгновенным успехом книги и, окунувшись в него с наивным восторгом, соглашалась на все интервью и приходила на все радиошоу, куда меня приглашали. Вскоре представление о содержании книги упростилось донельзя, и я стала уязвимой для нападок. Одно дело, когда тебя вдумчиво критикует кто-то из литературного журнала, и совсем другое – когда тебя выводит из себя журналист бульварной газеты.

Итак, растратив авторитетность, созданную столь тяжким трудом, я могла только начать строить все заново, кирпичик за кирпичиком, опять зарабатывая доверие и признание. Мне вскоре должно было исполниться 50, и время было не на моей стороне. Однако за десятилетия упорного труда – как в научной среде, так и в государственном секторе – я наработала сеть знакомств и располагала выходом на спонсоров[2] – и могла начать все с начала. Той осенью я устроилась внештатным преподавателем сразу в два университета – Колумбийский и Принстонский. Я вкладывала в работу массу энергии – и к весне уже получила в Колумбийском университете как совместитель постоянную должность – руководителя учебного направления «Гендерные вопросы в политике» в Школе международных отношений. Обновив свой личный бренд, я обнаружила, что обрела новую значимость в наиболее привлекательных для себя кругах – среди женщин-специалистов и их работодателей. Ведь я, разумеется, концентрировалась все на том же: по-прежнему хотела делать что-то важное, трансформируя жизнь женщин и их карьерные перспективы. На этот раз я решила сфокусироваться на изменении облика лидера – помочь создать условия, которые позволят еще большему числу женщин (а также представителям ранее игнорируемых социальных групп) участвовать в принятии важных решений. В 2004 г. я основала аналитический Центр инноваций в сфере талантов (Center for Talent Innovation, сокращенно CTI), который стал влиятельной международной организацией и сделал многое для женщин и различного рода меньшинств по всему миру. Разрабатывая данное направление, я написала 4 книги и 11 статей – и все для издательства Harvard Business Review Press. Я усвоила урок. Теперь я активно слежу за тем, где публикуюсь, и избегаю популярных медиаресурсов. Я хочу, чтобы люди видели во мне маститого интеллектуала, а не шарахались от меня как от прокаженной.

Мой ухабистый путь к обретению ОЛ придал книге, которую вы держите в руках, заряд совершенно особой энергии и добавил в нее несколько важных идей. Вот наиболее значимые из них.

Проблемы с внешним видом не просты, но обычно легко поправимы и меркнут в сравнении с другими, более основательными трудностями по части ОЛ. Помните лисий воротник? Хоть он и помешал мне попасть в колледж Святой Анны, я сумела быстро отказаться от этого образа и повысить свои шансы, когда мне представили следующую попытку.

Изъяны репутации куда более серьезны – и после них намного сложнее восстановиться. Мне потребовалось шесть лет, чтобы реабилитироваться после провала с книгой «Создавая жизнь». Я смогла свободно вздохнуть лишь после того, как количество моих статей в Harvard Business Review перевалило за полдесятка. В тот момент я осознала, что моя авторитетность восстановлена.


Ирония, разумеется, заключается в том, что весь наш разговор концентрируется на образе, а не на сути. Говорим ли мы о внешнем виде человека или о его авторитетности, речь идет скорее о сигналах, которые мы посылаем в окружающий мир, а не о том, чего нам действительно удалось добиться. Наряд, в котором я пришла на собеседование, никак не повлиял ни на мой интеллект, ни на подготовленность к обучению в Оксфорде. И если судить с этой точки зрения, внешний вид не должен был оказать никакого влияния на ситуацию. Однако оказал, да еще какое! Аналогичным образом и тот факт, что «Создавая жизнь» забросали гнилыми помидорами в массовой прессе (и на радио), никак не отразился на достоинствах книги. В конце концов она попала в список «10 самых важных книг 2002 г. по версии журнала BusinessWeek», а я и по сей день встречаю женщин, чьи жизни она изменила. Однако посыл важен. Исключительно важен. Неверный посыл и плохой посланник могут разрушить карьеру вне зависимости от реального положения дел.

Прочтите эту книгу. Разберитесь в том, что такое ОЛ, и взломайте его код. Это сотворит чудо, и вы сможете без особого труда добиваться успеха и получать от жизни именно то, чего хотите.

1
Что такое «облик лидера»?
Эта особенность есть у Барака Обамы. И у исполнительного директора компании Facebook Шерил Сэндберг. Ею обладали и обладают самые разные люди: покойная Маргарет Тэтчер, занимавшая пост премьер-министра Великобритании; ямайский спринтер Усэйн Болт; Аун Сан Су Чжи, прославившаяся своей политической деятельностью в Мьянме, а также актриса Анджелина Джоли (именно это и придало ей смелости публично заговорить о раке груди). Это качество излучал и Нельсон Мандела. Когда, одетый в футболку сборной ЮАР по регби, он пожимал руку капитану этой команды, состоявшей исключительно из белых[3], весь мир понял: у Южно-Африканской Республики появился лидер, по-настоящему настроенный на примирение.

Это и есть облик лидера, и нет на свете человека, получившего высокую должность, закрывшего крупную сделку или набравшего внушительное количество сторонников, который был бы лишен этой пьянящей смеси уверенности, выдержки и самобытности. Оказавшись рядом с обладателем ОЛ, сразу понимаешь, что перед тобой выдающийся человек. Подобное сочетание черт сигнализирует в окружающее пространство: «Этот человек либо уже лидер, либо этого заслуживает!»

Здесь я бы хотела подчеркнуть слово «сигнализирует». Облик лидера – это не мера производительности труда; на самом деле речь не о том, выполняете ли вы план, занимаете верхние строчки в рейтингах или предлагаете прорывные идеи. Скорее, это визуальная составляющая: посылаете ли вы окружающим сигнал, что обладаете нужными качествами, что вам многое по силам. Если вы сумеете взломать код ОЛ, то станете первыми в очереди на повышение, а также получите шанс сделать в жизни нечто невероятное.

И вот что удивительно: не важно, виолончелист ли вы, менеджер по продажам или банкир с Уолл-стрит, – ОЛ одинаково необходим вам для успеха.

Каждый год в октябре в нью-йоркском концертном зале Меркина собирается авторитетное жюри – оно судит финалистов международного конкурса Гильдии концертных исполнителей. Недели тщательного отбора остались позади – и из 350 музыкантов и певцов, приехавших на соревнования со всего мира, жюри выбрало 12 выдающихся юных дарований. Прошлой осенью я побывала на финальных прослушиваниях.

Первым выступал 23-летний скрипач из Кореи[4]. Он вышел на сцену из правой (для нас, зрителей) кулисы и, пройдя за роялем фирмы Steinway, крадучись, добрался до авансцены; парень явно был не в своей тарелке. Опустив голову, музыкант уставился в пол и, изо всех сил избегая зрительного контакта с судьями, дожидался, пока аккомпанирующая ему пианистка будет готова. К сожалению, процесс затянулся, так как у нее все никак не получалось установить вращающийся табурет на нужной высоте. Скрипач неуклюже переминался с ноги на ногу. Я почувствовала, как в зале зарождается нетерпение. Один из членов жюри высморкался; другая принялась постукивать ногой.

Наконец прозвучали первые аккорды восхитительной – и невероятно сложной – сонаты Бетховена, и юноша начал играть. Однако слушателям потребовалось время, чтобы увлечься его исполнением – и дать ему шанс.

Второй выступала меццо-сопрано из Ирландии. И тут энергетика с самого начала была совсем другой. Девушка уверенно вышла на сцену – плечи расправлены, голова высоко поднята. Ее наряд был прекрасно подобран: простое темно-синее платье-футляр свидетельствовало об элегантности и серьезности намерений. Только я успела про себя поаплодировать ее выбору, как мое внимание переключилось на лицо этой девушки: его украшала сияющая, радостная улыбка. Казалось, она говорила мне: «Сейчас начнется нечто необычайно захватывающее и приятное». Члены жюри уловили настрой и в предвкушении наклонились вперед, приоткрыв рты.

Другая запомнившаяся мне финалистка выступала под номером семь. Это была 20-летняя виолончелистка, только что получившая восторженные отзывы на запись «Концерта для виолончели с оркестром» Дворжака. Когда девушка начала играть, я почувствовала неладное. Дело было в ее руках. Всякий раз, когда виолончелистка энергично ударяла смычком по струнам, кожа на плечах начинала колыхаться. Меня это просто загипнотизировало – как и членов жюри. Проблема заключалась не в лишнем весе (девушка была средней комплекции), а в наряде. Платье оказалось просто ужасным: черное, шелковое, на обхватывающей шею узенькой бретельке, со слишком облегающим и плохо сидящим верхом. Неудивительно, что у бедняги колыхалась кожа на плечах – в таком наряде никто не смотрелся бы выигрышно.

Я посочувствовала этой юной исполнительнице. Когда жюри отвлекается, в этом нет ничего хорошего. За все 20 минут выступления члены судейской коллегии так и не смогли полностью сконцентрироваться на музыке, и талантливая игра не получила должной оценки.

Эти финалисты отложились у меня в памяти. Музыканты под номерами один и семь не получили призов. А вот меццо-сопрано получила.

 
Я была на этих прослушиваниях несколько раз, и меня всегда впечатляло число второстепенных, казалось бы, факторов, влиявших на процесс судейства. Разумеется, каждый из финалистов этого международного конкурса – настоящий профессионал. Навыки всех молодых музыкантов, которых я слушала в концертном зале Меркина, находятся на невероятно высоком уровне. Не будь эти юноши и девушки выдающимися мастерами своего дела, они не смогли бы пройти отборочные состязания.

Однако в финале участники отличались друг от друга тем, что никак не было связано с музыкой. То, как они выходили на сцену, во что были одеты, расправляли ли плечи, горели ли их глаза, а также то, какие эмоции отражались на их лицах, – все это создавало атмосферу либо тоскливой неловкости, либо радостного предвкушения.

Ричарда Вайнерта, президента Гильдии концертных исполнителей, изумляет влияние на результаты конкурса факторов, никак не связанных с музыкой. «Помогая этим невероятно талантливым исполнителям начать свою карьеру, мы выяснили: то, как они себя подают, играет невероятно важную роль. Однако зачастую они сами считают это умение необязательным. Выпускники лучших консерваторий – Джульярдской школы, Кёртисовского института музыки и других – уделяли этому искусству очень мало внимания и практически не задумывались о необходимости им овладеть. Молодые люди очень удивляются, когда узнаю́т, что их одежда и поведение на сцене – то, как они выстраивают контакт с аудиторией, – так же важны, как и музыкальные навыки».

Результаты недавнего исследования подтверждают важную роль имиджа (или, говоря языком нашей книги, ОЛ) в музыкальном мире. Чиа-Юнг Цай, социальный психолог из Лондонского университета, опубликовала в Proceedings of the National Academy of Sciences любопытную статью. В ходе эксперимента, в котором приняли участие тысяча человек, испытуемым показывали записи выступлений пианистов на международном конкурсе. Интересно, что те, кому демонстрировали только видео, без звука, угадывали победителей куда успешнее, чем те, кто смотрел запись со звуком[5]. Исследователи делают вывод, что лучше всего предсказать исход соревнования можно, основываясь на способности пианиста продемонстрировать свою увлеченность через язык тела и выражение лица.

Это свидетельство от мира музыки подчеркивает невероятную силу имиджа: то, как музыканты подают себя, производит неизгладимое впечатление. Нам хочется думать, что мы оцениваем исполнение Баха или Шостаковича, основываясь исключительно на том, что слышим, однако на самом деле наше восприятие во многом обусловлено визуальным рядом. Мы делаем выводы еще до того, как прозвучит первая нота.

И на рабочем месте все обстоит точно так же.

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. 
Купить недорого с доставкой можно здесь.