Обсидиановая комната

– Да. По крайней мере… сначала.

Проктор еще сильнее сжал его ворот:

– Что значит «сначала»? И что там насчет трагедии?

Пилот помедлил:

– Ну… дело было в женщине.

– Что с ней? – спросил Проктор. – Что случилось с женщиной?

Пилот опустил глаза, потом снова посмотрел в лицо Проктору:

– Она умерла во время полета.





8




– Умерла? – сказал Проктор. – Умерла?

На мгновение перед его глазами появилась красная пелена. Его охватило желание искалечить этого человека – такое с ним случалось только раз или два в жизни, при крайней опасности и угрозе физического насилия. Ему пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не смять трахею этого человека.

Огромным усилием воли он подавил свой позыв. Этот человек был просто мальчиком на посылках. Он мог сделать кое-что получше, чем умереть: он мог предоставить информацию.

– Расскажите мне, что случилось, – попросил Проктор тихим голосом.

Пилот с трудом проглотил слюну. Лицо у него посерело, покрылось потом, словно он вдруг понял, какая ему грозила опасность.

– Я почти ничего не знаю, – ответил он. – К сожалению, мало что могу вам сообщить.

– Скажите то, что знаете.

– Он не выпускал нас из кабины.

– Кто?

– Этот человек. Человек, который зафрахтовал самолет.

– Человек со шрамом?

Пилот кивнул.

– Что еще?

Человек снова проглотил слюну:

– Неприятности начались после нашей посадки в Акжужте. Я дремал в кабине. Марк – второй пилот – разбудил меня. Я увидел, как в самолет села другая девушка. Потом я услышал крики, звук тяжелого удара. И вот тогда… – Он помолчал. – Этот человек вошел в кабину и сказал, чтобы мы взлетали и оставались в кабине до посадки здесь, в Намибии. Он дал нам утки, сказал, чтобы мы пользовались ими, если понадобится.

Похоже, пилот увидел что-то в глазах Проктора, потому что слова посыпались из него как горох:

– Послушайте, я ничего не видел. В Шенноне она вошла в самолет на своих ногах. А когда мы приземлились здесь, ее увезли на каталке. – (Пауза.) – Когда мы пошли на посадку, он… проинструктировал нас. Что говорить официальным лицам, я имею в виду. Он сказал, что у нее всю жизнь были проблемы с сердцем. Смерть на больших высотах – это иногда случается.

– А блондинка? Кто она такая, эта блондинка?

– Не знаю. – Пилот покрутил головой. – Вы не могли бы отпустить немного?

Проктор ослабил хватку.

Пилот кивнул в сторону лобового стекла кабины:

– Вон он. Официальный представитель, который опрашивал нашего пассажира.

Он показал на невысокого человека лет шестидесяти, в форме. Тот стоял под осветительными приборами у терминала, в центре небольшой группы людей.

– Уж он-то знает больше всех, – сказал пилот.

Проктор посмотрел на него долгим тяжелым взглядом. Потом толкнул его назад в пилотское кресло и быстро вышел.




Когда Проктор подошел к группе, официальный представитель взглянул на него устало, но доброжелательно. У этого человека очень короткие, жесткие белоснежные волосы. Увидев Проктора, остальные отошли в сторону.

– Goeienaand[7], – сказал человек.

– Goeienaand, – ответил Проктор. – Мое naam – Проктор.

Он знал, что, хотя официальный язык в Намибии английский, большинство людей более бегло говорят на африкаансе – языке, который он немного изучил, участвуя в разных секретных операциях.

– Praat Meneer Afrikaans?[8] – спросил человек.

– Ja, ’n bietjie. Praat Meneer Engels?[9]

– Да, – ответил человек, переходя на английский с заметным акцентом.

– Baie dankie[10]. – Проктор указал через плечо на «бомбардир». – Я по поводу молодой женщины, которую увезли с этого самолета.

– Меня зовут Масози Шона. Я главный менеджер. – Он покачал головой. – Печально. Очень печально.

– Что произошло? – спросил Проктор.

Шона уставился на него:

– Простите, но почему вы интересуетесь этим делом?

Проктор помедлил мгновение.

– Моя дочь. На этом самолете летела моя дочь.

Лицо менеджера, и без того серьезное, приобрело скорбное выражение.

– Мне жаль. Очень жаль. Ее нет. Умерла в полете.

Проктор не спал – вернее сказать, не спал по-настоящему – более тридцати шести часов. С момента выезда из дома 891 на Риверсайд-драйв он постоянно пребывал в напряжении и испытывал ужасное волнение. И теперь он почувствовал, как что-то сломалось в нем. Он не заплакал – он не плакал с шести лет, – но голос его задрожал, а глаза увлажнились. Он не стал скрывать свое состояние, поскольку оно отвечало его легенде.

– Пожалуйста, помогите мне. Я… я преследовал их. Прилетел сюда слишком поздно. Asseblief…[11] Мне необходимо знать, что произошло. Вы меня понимаете? Необходимо знать.

Человек по фамилии Шона взял его под руку:

– Мне очень жаль. Я расскажу вам все, что знаю, хотя знаю я совсем немного.

– Что… что случилось с ее телом?

– Его увезли, сэр. На частном транспорте.

– А расследование? Патологоанатом? Почему ее не увезли в больницу… или в морг?

Человек покачал головой:

– Все было организовано еще до посадки. Встречать самолет вызвали доктора. Он провел первоначальный осмотр и подписал бумаги.

Проктор ничего не сказал.

Менеджер сочувственно пожал плечами:

– Вы должны понять. Я тут главный менеджер, но я не владею ситуацией.

Проктор понял. Это вам не Америка. За определенную сумму денег можно обойтись и без протоколов.

– Но моя дочка, – услышал Проктор свой голос. – Моя маленькая девочка… Вы абсолютно уверены, что она умерла? Как я могу знать, что это и в самом деле она? Может, это был кто-то другой.

Менеджер немного оживился:

– У меня есть способ помочь вам удостовериться в этом.

– Что угодно.

Колебание.

– Наверное, для вас это будет нелегко.

Проктор отмел его слова взмахом руки.