Одесский пароход
Часть 100 из 129 Информация о книге
На какие деньги? Где жена купила? Как оформлено? Сколько положено, а сколько на самом деле? Где спрятана разница? Где третий? Есть ли свидетели, что кофе из магазина, и их адреса? Как в доме оказалось мясо? Когда, где и кем? Этих сапог нет в продаже. Если были, то где, когда? Сумеет ли ЦУМ подтвердить? Любой другой сгорит. Зачем он ходит по земле, если не в состоянии вспомнить, что делал вечером шестого девятого семьдесят второго, хотя прошло всего тринадцать лет и все свидетели живы. Казалось бы, пока еще легко доказать. Действуй! Даже если пока тебя еще не спрашивают. Что тебе мешает? Доказывай непрерывно. Гордись, если сходится. Переживай, если что-то не так и следователь в тупике. Ищите вместе. Доказывай непрерывно, не смущайся. Невиновность, в отличие от невинности, требует ежесекундных доказательств. Пошел – не виноват. Вышел – не виноват. Рубль вынул – не виноват. Казалось бы, толстый, румяный, жизнерадостный – а не виноват. Парадокс – но бывает, хотя надо доказать. Подойди к прохожим, объясни, почему торт. Казалось бы, со службы, а торт в руках. Все замерли. Объясни – не держи людей в напряжении. Если день рождения, покажи паспорт. Сними проблему. Объясни, что костюм наш, хотя похож на английский, но наш, а туфли действительно английские. Это уж точно, тут уж ничего – поймут, но были в продаже, куплены такого-то. Подходи ко всем, успокаивай. Кто за тебя это сделает? Каждый шаг обоснуй, оправдай и гуляй на здоровье. Только объясни, почему гуляешь, и гуляй. У комиссии нет большей радости, если ты оправдался. Там же друзья твои. Им, наоборот, легче – живи еще, если хочется, живи, докажи необходимость – и живи, радуйся. Если все невинные оправдаются и отойдут, перед глазами останутся кто? Виноватые! Что и даст возможность их сразу выявить. Можно только порадоваться той огромной работе, что проводит население, восторгаться атмосферой готовности, когда уже не требуется вопросов. Ответы несут со всех сторон – в шапках, карманах, глазах, портфелях. Ибо вопрос висит один над всеми: почему? По какому праву? Ответ каждый несет из сердца своего. Все перед всеми. Из одежды, из души, из тела – ответ, ответ, ответ. Не ожидая вопроса – ответ, ответ, ответ. Как ходьба, как сердце – ответ, ответ, ответ. Чудо! Суть нашей жизни Суть нашей жизни в том, что посреди любого удовольствия, любви, выпивки или лучшей беседы может кто-то подойти и сказать: – Вы чего это здесь собрались? Совесть у вас есть? И вы начнете собираться неизвестно куда. Компания, стол, чтение, разговоры, смех, наслаждение – вдруг: – Что это вы здесь делаете? А ну быстро! И вы собираетесь неизвестно куда. Белая ночь, гитары, огни пароходов на светлой воде… – Ну-ка, что это вы здесь собрались? Ну-ка, ну-ка без разговоров! И вы собираетесь. «Сьчас – сьчас – сьчас…» – только чтоб тихо, только чтоб мертво было. Или черная ночь. Звезды, море, наверху танцы, внизу темно и таинственно, и только ее руки еще светятся, а твои уже нет. И вдруг, как рев коровы: – Это кто здесь прячется? Что это такое?! А ну-ка быстро отсюда! И вы собираетесь неизвестно куда. Здесь убирают, здесь подметают, здесь ограждают, здесь проверяют, здесь размечают. Так шаг за шагом, как диких оленей. И вот оно родное: икра из синеньких-помидорок, арбуз, бычки жареные, килечка домашняя… – А ну вон отсюда. Этта что такое? А ну, вон отсюда! И вы опять начинаете собираться, совсем забыв, что вы у себя дома! Государство и народ Для Р. Карцева и В. Ильченко Отношения с родным пролетарским государством складываются очень изощренно. Пролетариат воюет с милицией, крестьянство – с райкомами, интеллигенция – с КГБ, средние слои – с ОБХСС. Так и наловчились: не поворачиваться спиной – воспользуются. Только лицом. Мы отвернемся – они нас. Они отвернутся – мы их. В счетчик – булавки, в спиртопровод – штуцер, в цистерну – шланг, и качаем, озабоченно глядя по сторонам. Все, что течет, выпьем обязательно: практика показала, чаще всего бьет в голову. Руки ходят непрерывно – ощупывая, примеривая… Крутится – отвинтим. Потечет – наберем. Отламывается – отломаем и ночью при стоячем счетчике рассмотрим. Государство все, что можно, забирает у нас, мы – у государства. Оно родное, и мы родные. У него и у нас ничего вроде уже не осталось. Ну там военное кое-что… Антенну параболическую на Дальнем Востоке, уникальную… Кто-то отвернулся – и нет ее… По сараям, по парникам… Грузовик после аварии боком лежит, а у него внутри копаются. Утром – один остов: пираньи… И государство не дремлет. Отошел от магазина на пять метров, а там цены повысились. От газет отвернулся – вдвое, бензин – вдвое, такси – вдвое, колбаса – вчетверо. А нам хоть бы что. Мировое сообщество дико удивляется: повышение цен на нас никакого влияния не имеет. То есть не производит заметного со стороны впечатления. Те, кто с государством выясняться боится, те на своих таких же бросаются с криком: «Почему я мало получаю?! Почему я плохо живу?!» И конечно, получают обстоятельный ответ: «А почему я мало получаю?! А почему я плохо живу?!» А от государства – мы привыкли. Каждую секунду и всегда готов. Дорожание, повышение, урезание, талоны – это оно нас. Цикл прошел, теперь мы его ищем. Ага, нашли: бензин – у самосвалов, трубы – на стройках, мясо – на бойнях, рыбу – у ГЭС. Качаем, озабоченно глядя по сторонам. Так что и у нас, и у государства результаты нулевые, кроме, конечно, моральных. Нравственность совершенно упала у обеих сторон. Надо отдать должное государству – оно первое засуетилось. Ну, мол, сколько можно, ребята, мы ж как-то не по-человечески живем… А народ чего, он полностью привык, приспособился, нашел свое место, говорит, что нужно, приходит куда надо и отвинчивает руками, ногами, зубами, преданно глядя государству в глаза. – У нас государство рабочих и крестьян, – говорит государство. – А как же, – отвечает народ, – естественно! – И отвинчивает, откручивает, отламывает. – Все что государственное, то твое. – А как же – естественно, – говорит народ. – Это так естественно. – И откручивает, отвинчивает, отламывает. – Никто тебе не обеспечит такую старость и детство, как государство. – Это точно, – соглашается народ, – прямо невозможно… Это ж надо, действительно. – И переливает из большого жбана по банкам трехлитровым. – Только в государственных больницах тебя и встретят, и положат, и вылечат. – Только там, действительно, как это все, надо же… Давно бы подох, – тут же соглашается народ. И чего-то сзади делает, видимо, себя лечит. – И ты знаешь, мне кажется, только в государственных столовых самое качество. Оно? – Оно, – твердо говорит народ и поворачивает за угол с мешками. – Куда же ты? – спрашивает государство через свою милицию. – Да тут недалеко. – Не поняло. – Да рядом. Не отвлекайтесь. У вас же дела. Вон международное положение растет… Не отвлекайтесь. Мы тут сами. – Не поняло. Что значит сами? Анархия, что ли? У нас народовластие. Это значит нечего шастать, кто куда хочет. Только все вместе и только куда надо.