Охота на овец
Часть 42 из 47 Информация о книге
– А ты? Что ты собираешься делать дальше? В тяжелой, угрюмой тьме Крыса вдруг неожиданно легко и жизнерадостно засмеялся: – Для меня, брат, уже никакого «дальше» не существует! К концу зимы я просто исчезну. Сколько эта зима будет длиться – я уж не знаю. Одна зима – значит, одна зима. Ровно столько назначено. Здорово, что мы с тобой успели еще раз встретиться. Хотелось, конечно, где посветлее да потеплее... – От Джея тебе привет... – О! Ты ему тоже обязательно передай. – И с твоей женщиной я встречался. – Как она? – Нормально. Работает в той же фирме. – Значит, замуж так и не вышла? – Нет пока, – ответил я. – Хотела узнать, все уже закончилось или нет? – Да, все закончилось, – сказал Крыса. – Я сам, своими силами это долго закончить не мог... Но теперь – конец. Во всей моей жизни не было ни малейшего смысла. Хотя, конечно, если одолжить у тебя твою страсть к обобщениям – ни в чьей жизни на этом свете смысла, в принципе, нет... Правильно я говорю? – Правильно... – ответил я. – И напоследок у меня к тебе два вопроса. – Сколько угодно. – Сначала – про Человека-Овцу. – Человек-Овца – славный малый! – Ну, а тот Человек-Овца, который сюда приходил? Ведь это был ты, верно? Несколько секунд Крыса молча хрустел костяшками пальцев. – Да, – вымолвил он наконец. – Это был я. Человек-Овца одолжил мне свое тело на пару часов... А ты что, сразу догадался? – Не сразу. К середине разговора. Сначала не понял... – Честно сказать, ты меня здорово удивил, когда гитару в щепки разнес. Во-первых, я еще никогда не видел, чтобы ты так бесился; а во-вторых, это была, как-никак, моя первая в жизни гитара. Дешевка, конечно, но все-таки... – Извини, – смутился я. – Я просто хотел напугать тебя, чтобы ты выдал себя наконец и перестал мутить воду... – Да ладно. Бог с ней, с гитарой. Уже завтра от этого места вообще ничего не останется... – сказал он беззаботно. – Ну, а второй вопрос, видимо – насчет твоей подруги? – Да. На этот раз Крыса молчал очень долго. Добрую минуту, наверное, он потирал руки. И наконец глубоко вздохнул: – О подруге твоей я, по возможности, вообще не хотел разговаривать. Она просто не входила в мои расчеты. – Не входила в расчеты? – Ну да. Я-то устраивал вечеринку, как говорится, для своих. Чтобы это касалось только нас с тобой, понимаешь? И вдруг появляется она... Нам не следовало втягивать ее в эту кашу. Как ты заметил, у этой девочки – сверхъестественные способности. Особый дар притягивать к себе редкие случайности и неординарные события. Но в таком месте, как это, ей появляться было нельзя. Для ее способностей здесь оказалось слишком высокое напряжение... – Что с ней случилось? – Сама-то она в порядке. Жива-здорова... Вот только тебя ей, пожалуй, привлечь будет больше нечем. Жаль, конечно... – Но почему?! – Кое-что в ней самой исчезло. Сгорело внутри... Я молчал, ошарашенный. – Я знаю, это тяжело, – продолжал Крыса. – Но рано или поздно оно все равно сгорело бы. Как сгорало десятки раз и у тебя , и у меня, и у всех девчонок, что были с нами когда-то... Я молча кивнул. – Я скоро пойду, – сказал Крыса. – Мне нельзя здесь долго... Я думаю, где-нибудь мы еще обязательно встретимся, а? – Да, конечно... – пробормотал я. – Хорошо бы – там, где солнце светит, и лето в самом разгаре, – добавил он. – И напоследок – просьба... Завтра утром установи стрелки часов на девять ноль-ноль. Потом отодвинь часы от стены – и сзади на корпусе увидишь четыре провода. Соедини их: красный – с красным, зеленый – с зеленым. Ровно в половине десятого выходи из дома и спускайся с гор. Ровно в двенадцать один мой старый знакомый заглядывает ко мне на чай... Идет? – Хорошо, я все сделаю. – Все-таки я рад, что мы с тобой повстречались!.. Тишина в последний раз обняла нас обоих. – Прощай! – сказал Крыса. – Увидимся, – сказал я в ответ. Закутавшись в одеяло, я закрыл глаза и весь обратился в слух. Ступая по полу так, словно ботинки его были абсолютно сухими, Крыса прошел через комнату к выходу и распахнул парадную дверь. Гостиную сразу заполнило ледяным воздухом. Ветра не было; воздух просто пропитался жутким холодом, и все. Крыса распахнул дверь и долго стоял, не двигаясь, в дверном проеме. Он стоял и смотрел непонятно на что – не на пейзаж снаружи, не внутрь комнаты и не на меня, а на что-то совсем другое. Может, на дверную ручку, может – на собственные ботинки. Он постоял так – и, словно захлопывая ворота Времени, с мягким щелчком затворил за собою дверь. И осталась одна тишина. Тишина – и ничего больше. 13 КРАСНЫЙ ПРОВОД, ЗЕЛЕНЫЙ ПРОВОД. ОХРИПШИЕ ЧАЙКИ. Крыса сгинул, и вскоре невыносимый озноб охватил мое тело. К горлу подкатывала тошнота, но сколько я ни бегал в туалет проблеваться, ничего, кроме натужного кашля, наружу не выходило. Я поднялся в спальню, кое-как стянул с себя свитер и рухнул в постель. Озноб пришел вместе с жаром. Очень скоро одеяло и простыни пропитались потом, хоть выжимай, и ледяная влажная масса облепила меня с головы до ног. – Часы заведи на девять... – шепчет мне кто-то навязчиво в самое ухо. – Красный провод – к красному проводу... Зеленый – к зеленому... А в полдесятого уходи отсюда... – Ты не волнуйся, – бубнит Человек-Овца. – Все будет в полном порядке... – Все клетки постепенно переродятся, – убедительным тоном произносит моя жена. В левой руке у нее – белая сорочка с прозрачными кружевами. Голова совершенно бессознательно мотается из стороны в сторону. Амплитуда колебания головы – от десяти до пятнадцати сантиметров... Красный провод – к красному проводу... Зеленый – к зеленому... – Я смотрю, ты ничегошеньки не понимаешь, – сокрушается моя подруга. Я и в самом деле не понимаю уже ни черта. Я слышу, как шумят волны – тяжелые, зимние. Море – свинцового цвета, волны по краю – как кружевной воротник у платья девчонки... Окоченевшие чайки. Я – один в зале запертого снаружи Океанариума. Несколько китовых пенисов, выстроенные в ряд, глядят на меня с витрины. Невыносимо душно. Нужно срочно открыть окно... – Нельзя, – говорит водитель черного автомобиля. – Если один раз открыть, то обратно уже не закроешь. И тогда мы все просто погибнем... Кто-то все-таки открывает окно. Нечеловеческий холод. Слышно, как кричат чайки. Их охрипшие резкие голоса раздирают мне душу в клочья. – Вы еще помните, как зовут вашу кошку? – обращается ко мне Водитель. – Селедка, – отвечаю я. – Нет, не Селедка! – говорит он. – Имя вашей кошки уже поменялось! Имена, знаете ли, имеют свойство постоянно меняться. Ведь и вы сами уже не знаете, как вас зовут, не так ли? Дикий холод. И слишком много охрипших чаек. – Только посредственность из всех путей выбирает самый длинный, – сказал мне Человек В Черном. – Зеленый провод – это и есть красный провод, а красный – это зеленый!.. – Про войну ты что-нибудь слышал? – спросил Человек-Овца. Оркестр Бенни Гудмэна начал вступление к «Airmail Special». Чарли Крисчен затянул безобразно длинное соло. На голове у него – мягкая кремовая шляпа... Это было последнее, что я увидел, прежде чем провалился в бездонную темноту. 14 И СНОВА – ПРОКЛЯТЫЙ ПОВОРОТ Щебетали птицы.