Охота на разведенку

Так резко и внезапно, что, привыкшая к спокойной, счастливой атмосфере женщина, никак не могла прийти в себя.

Никак не могла поверить, что все.

Что муж, любимый, единственный мужчина в ее жизни, с которым они знали друг друга со школы, вот так вот, в одно мгновение превратился в совершенно чужого, злого и жестокого.

Она не понимала, в чем виновата, что сделала не так. Бесконечно прокручивала в голове ужасные слова Вадима о себе, о том, что страшная, что фригидная, что дура, которая его не понимает и не поддерживает, и тонула в этой грязи все больше и больше.

Смотрела на себя в зеркало.

Изучала отражение. Да, пополнела. И морщинки у глаз. И прически нет. И одежда старая вся и какая-то старушечья. И как это она не замечала?

Замотанная семейной жизнью, постоянным безденежьем, работой в школе, Марина и в самом деле начала винить во всем себя.

Осень прошла незаметно.

Сын ходил в школу, в первый класс, ему, как никогда, нужна была поддержка семьи, но Вадим, окончательно сойдя с ума, просто съехал к своей новой женщине, оставив Марину без поддержки и денег.

На работе ей подкинули парочку сложных классов, особой любовью любивших физику, и срывавших урок за уроком.

Дома сверковь, презрительно откинув в сторону заявление о разводе и разделе имущества, заявила, что Марининого здесь ничего нет, и чтоб даже не рассчитывала. За сентябрь выплатили столько, что Марина даже заплакать не смогла от шока.

Просто взяла расчетку и вышла из школы, не глядя вокруг, ступила на переход и еле успела отпрыгнуть от взвизгнувшей тормозами машины.

— Ты рехнулась, что ли! Красный свет горит, куда ты смотришь! — женский взволнованный голос показался знакомым. Марина подняла невидящие глаза на женщину-водителя.

— Черт! Кравцова! Ты?

Марина молча, все так же сжимая в руках расчетку со смешной суммой заработка, смотрела, как из чуть не сбившей ее красной Калины выбегает Катька Немолова, ее однокурсница.

Веселая, разбитная деваха. Они никогда не были близки в институте, где Марина, уже тогда замужняя и беззаветно влюбленная в Вадима, тихой заучкой сторонилась всяких шумных компаний.

— Кравцова! Ну привет! Ты чего здесь? Чего на вечера встреч не приходишь? Мы тебя вспоминали…

Катька привычным с института ураганом обрушилась, сразу забивая и зрительные и слуховые рецепторы, и очнулась Марина, уже сидя в уютной кофейне, рядом с местом неслучившейся аварии.

Оказывается, она успела не только выпить кофе и заесть это дело эклером, но и расскзать Катьке про развод, про дележ квартиры, про сына. Про Вадима.

Катька цокала языком, возмущенно вздыхала, не перебивая, как ни странно, давая ей выговориться.

А потом заявила:

— Так. Здесь самое главное — не киснуть. Слышишь? У тебя есть, ради кого бороться! С квартирой нереально? Вообще ничего там нет твоего?

— Есть, — неожиданно всхлипнула Марина, которую от простого дружеского участия буквально развезло, — мы покупали ее вместе, мою однушку продали и однушку родителей Вадима.

— Так, стоп! А оформлено на кого?

— На меня и маму Вадима…

— Ну и чего ты тогда расстраиваешься? — Катька удивленно откинулась на спинку стула, — можно вообще с них вытрясти не только свою часть, но еще и много чего! А то ишь ты, нашли, блин, домохозяйку! Ты, небось, еще и всю квартиру отдраивала, а? Святая наивность? И как тебя вообще угораздило со сверковью съехаться? Все нормальные люди отдельно мечтают жить, а ты наоборот, сама в петлю полезла!

— Да ты понимаешь… Я беременная как раз была, она и уговорила. Ну, обещала, что помогать будет с внуком, что нам всем удобно будет, что мне вообще ничего делать не придется… — Марина с досадой отвела взгляд. Она уже давно поняла, насколько непроходимой, доверчивой дурой была тогда. Вот только сделанного не вернешь.

— Ясно. — припечатала Катя, — супер у тебя родственники, конечно. Ну ничего. Я после своего первого замужества тоже попала нехило. Вообще думала, в окно выйду — и все, настолько херово было. И вышла бы. Да люди добрые рядом оказались. Ты удивишься, Маринк, сколько на свете добрых людей. Надо только их не отталкивать.

Марина смотрела на веселую, успешную Катю, и не верила.

Как оказалось, зря, потому что Немолова реально помогла. Советом, деньгами, адвокатом. И моральной поддержкой. Второй раз счастливо замужем, она не нуждалась особо в деньгах, хотя и не шиковала. Ее муж, владелец маленького магазинчика автозапчастей, был приятным позитивным дядькой, на пятнадцать лет старше своей активной жены, любил ее и баловал. И эта любовь транслировалась Катей в окружающее пространство, заряжая всех позитивом. Немолова была активной, веселой и практичной.

Без нее Марина бы точно не смогла пережить дальнейшее.

Развод прошел болезненно. Дележ имущества еще более травматично.

Свекровь, развязавшую холодную войну после того, как Марина, набравшись смелости, заявила о своих притязаниях на метры, заткнули судебным иском и угрозой подселить к ним в квартиру таджиков.

Вадим, затеявший возвращение блудного мужа, с выездным концертом на тему: “Ты должна быть рада, что я выбрал тебя”, был послан. Марина не ожидала от себя такого, даже как-то не по себе стало. И пожалела сначала, и закралась мыслишка предательская, что, может, простить… Он же уже все понял, все осознал… И у них все-таки Артемка… Она даже согласилась с ним посидеть в кафе, поговорить, но, глядя на его нисколько не виноватое лицо, слушая слова о том, что, так и быть, он тоже хочет все вернуть, что у них семья, сын, Марина все думала, все искала в этом самовлюбленном придурке того любимого Вадика, с которым сидела за одной партой, который дрался за нее с пацанами, который первый раз робко поцеловал ее в подъезде, смотрел на нее сумасшедшими, влюбленными глазами… Смотрела и не находила. И понимала, что, возможно, она все это время чего-то не замечала в нем. То, что так явно, так отчетливо видит теперь. Ведь не за один же месяц это проявилось? Значит, было всегда, но она, ослепленная любовью, эмоциями, рождением сына, семейной, казалось бы, счастливой, жизнью, не замечала, не хотела видеть, не задумывалась. Почему-то именно там, в уютном маленьком баре, глядя на молодого и красивого своего бывшего мужа, Марина вспоминала, сколько раз он был с ней груб, сколько раз обижал, просто, походя, становаясь на сторону свекрови в конфликтах, оставляя ее в одиночестве на праздники с маленьким сыном, уезжая с многочисленными друзьями отдыхать, соря деньгами, которых никогда не приносил в дом нормально, бесконечно меняя места работ, подолгу сидя дома… Как это все раньше не замечалось, проглатывалось, забывалось?

Как она могла быть такой мягкой, феерической дурой?

Марина вспомнила, как друзья Вадима, зачастившие к ней в гости на чай после их расставания, рассказывали про его новую девушку, которую, как оказалось, знал очень близко каждый совершеннолетний мужчина района. И все удивлялись, как он умудрился променять милую, уютную Марину на это не пойми что.

Марина, теша свое самолюбие, верила. Она и сама помнила эту женщину, с которой застала мужа в туалете кафе.


Худая, темноволосая, с несвежей, землистой кожей лица.

Где были его глаза? Друзья Вадима, выпивая, становились настойчивее, нашептывали, какая она красивая, явно намекая на свой романтический интерес.

Марина, конечно, была очень уязвлена, обижена и растеряна, но не настолько.

Друзья уходили ни с чем, женщина, удивляясь, чего это с ними всеми случилось, закрывала дверь.

И проваливалась в привычный кошмар.

Катька появилась вовремя. Ее целебное воздействие на психику, здоровый пофигизм, оптимистичность и легкое раздолбайство были настолько заразительны, что Марина словно ощутила ее рядом с собой, за столиком в баре, иронично разглядывающей такого жалкого в своей напыщенности Вадима.

Она и сама не заметила, как полностью скопировала фирменное Катькино выражение лица. А вот Вадим заметил. Остановился, удивленно глядя на нее. Смотрелся он при этом нереально глупо.

Марина даже объяснять ничего не стала. Просто молча встала и вышла из бара. Вадим догнал уже, когда она открывала дверь такси. Он был зол и растерян. Видимо, развитие событий пошло не по плану. И Марина почему-то не радостно принимает его обратно в свою постель, а просто уходит.

Марина посмотрела на удивленное лицо бывшего мужа, сухо еще раз повторила про дату развода, и села в такси.

И уехала. И даже не заплакала потом, уже дома, когда Артем в очередной раз спросил о папе.

С продажей доли в квартире свекрови тоже помогла Катька. Удалось купить большую, восемнадцатиметровую комнату в малосемейке на трех хозяев. Одна комната была постоянно закрыта, в другой, самой маленькой, жила пьянчужка с дочкой-подростком. Не самые лучшие условия, но это все, что удалось сделать.

Вадиму назначили алименты, которые он, безработный опять на тот момент, не платил.

Новый год встретили в родителями Марины, весело. Правда, с утра пришел пьяный Вадим и попытался устроить сцену, но муж сестры спустил его с лестницы.

После новогодних праздников Марину уведомили о скорой реорганизации и сокращении часов физики. Зарплата из смешной превратилась в очень смешную. До слез.

И тут опять помогла Катька.

Устроила к своей знакомой, в салон одежды в самом большом и дорогом торговом центре у них в городе.

Марина, в жизни никогда не думавшая, что будет стоять за прилавком, услышав сумму заработной платы, согласилась, не раздумывая.

Работа была несложная, но выматывающая.

Марине, привыкшей к постоянному стрессу и круговерти школы, вначале вообще казалось, что она ничего не делает, отдыхает только целыми днями. Потом, конечно, это прошло.

Марина привыкла, пообтесалась, прекратила наряжаться в старые бабушкины шмотки, похудела.

Вадим на время пропал, уехал куда-то на заработки. Про сына даже не вспоминал, не звонил ему, не писал. Его родители тоже словно вычеркнули их из жизни. Марине было до слез обидно за Артемку, постоянно вспоминающего папу и бабушку с дедушкой. Как объяснить семилетнему ребенку? Марина отговаривалась занятостью папы. Артемка, несколько раз за этот год наблюдавший их ссоры, понимающе смотрел на нее серьезными, так похожими на Вадиковские, глазами, и кивал. У Марины в эти моменты дрожали губы и опускались руки.

В “Эжени” она попала случайно. Просто проходила мимо, поздоровалась со знакомой девочкой, что работала в салоне, а та махнула, подзывая. Оказалось, у них есть место, но пока этого никто не знает. В обед повесят объявление, и тогда сюда выстроится очередь.

Марина быстро смекнула, и попросила знакомую поговорить с директором, замолвить слово.

В обед она уже беседовала с администратором, Леной, насчет условий.

Лена погоняла ее по этапам продаж и знанию кассовой дисциплины и осталась довольна.

— Завтра с Евгенией Николаевной пообщаешься. — завершила она разговор, — если ей понравишься, тогда все хорошо. В приниципе, ты подходишь, вот только… — Тут она скептически оглядела Марину, — протстенькая ты какая-то… Без лоска. Она таких не берет обычно… Короче, у тебя есть сегодня. Думай.

Марина ушла думать, по пути звякнула своей палочке-выручалочке.

Катька как раз вернулась из Египта, была на позитиве, как всегда.

— Лоска не хватает им? — фыркнула она в трубку, — ха! Будет им лоск! Договаривайся с мамой, чтоб Артемка у нее ночевать остался.

Вечером после работы Катя заехала за Мариной и отвезла к знакомому стилисту.

— Он, конечно, гад тот еще, и бабло дерет дико, но дело свое знает, — предупредила она, подталкивая сомневающуюся подругу к двери неприметного салона красоты, и добавила, увидев вытянувшуюся физиономию Марины, — я заплачу, отдашь, когда сможешь! Ради такой работы стоит раскошелиться.

Марина, испуганно рассматривая высокого худого парня, раскрывшего костлявые руки для объятий, усадившего ее потом в кресло и, презрительно выпятив нижнюю губу, обсуждающего с Катей кардинальность смены ее имиджа, очень надеялась на то, что подруга права. И что затраты окупятся.

Через четыре часа, уже поздней ночью, глядя с изумлением на совершенно незнакомую девушку с зеркале, Марина думала, что черт с ними с деньгами. Даже если ее не возьмут, это того стоило.

Потому что блондинка с волосами до плеч, простой, но невероятно преображающей ее стрижкой, была невозможно, нереально хороша, загадочна и маняща. Глаза стали ярче, пухлые губы еще пухлее, и в целом она стала напоминать одновременно какую-то модную сейчас певицу и актрису из прошлого. Только ее более утонченную, изысканную версию.

Пухленькая, темноволосая, неопрятно выглядящая, вечно замотанная женщина средних лет исчезла, превратившись в аппетитную, манящую, можно даже сказать, сексуальную девушку. И это преображение было невозможным чудом, выпадением из реальности.

— Валечка, ты просто нечто, это как в той передаче про преображение, только круче! — Катя, оценив работу, кинулась обнимать усталого мастера.

Тот с довольной улыбкой принимал поздравления:

— Я знаю, лапа, знаю… Только я на такое способен. Так, теперь ты, золушка, мать твою… — обратился он к Марине, — если не хочешь превратиться в тыкву, раз в две недели ко мне на тонирование и покраску корней. Так уж и быть, по дружбе с тебя пятерку только брать буду. Если будешь затягивать, ничего не обещаю. Если попробуешь сама на голове что-то вертеть или свалишь к другому мастеру, можешь не показываться, когда все испоганят, я за другими дерьмо разгребать не буду потом. Такая красота требует постоянной поддержки.