Океан

 * * * 
 
 

В семнадцать лет серьезность не к лицу,

И как-то вечером оставьте свои полные бокалы,

И шумные кафе, и свет слепящих люстр.

Под липами пора гулять настала.





Артюр Рембо, «Роман»





1

Океан




Так бывает. Первые чувства расшибаются о жестокую реальность, как колени об асфальт после падения со скейта.

Она меня бросила.

Я иду по парку в наушниках.

1

2

3

Ложусь на землю и начинаю рыдать.

Больше драмы. Мне нравится представлять, что вся моя жизнь – это фильм в жанре coming-of-age, в котором я исполняю главную роль. Правда, играю не очень. Элементарно не могу выдавить из себя слезы.

Поэтому никто не обращает на меня внимания, и я поднимаюсь на ноги и иду домой.

Мысль о том, что сейчас закроюсь в комнате с аниме и видеоиграми, прогоняет тоску. Какие мои годы.

Мы с родителями – образцовая картина для окружающих. Отец – серьезный, состоятельный и занятой мужчина. Мать – ухоженная и не менее занятая женщина.

Я – их прекрасный семнадцатилетний сын, творческая личность, отличник, пример для подражания. Достаточно эрудирован для своих лет, симпатичный, амбициозный и полон юношеского максимализма.

Но так можно подумать, только если совсем не знать нас. Точнее, их. Ненавижу отождествлять себя и родителей с ячейкой общества. Я независимая личность. Цельная. Понимаешь? Моя семья не такая идеальная, как кажется. Меня все в них раздражает, а их – все во мне. До самых идиотских мелочей.

Но это все херня по сравнению с нашими ссорами. У них кризис среднего возраста, у меня в крови бушуют гормоны, мысли в постоянном беспорядке, ну ты знаешь. Кричу так, что потом голос пропадает на день.

А в детстве я был самым счастливым ребенком. Не думал ни о чем, радовался жизни, любил маму и папу, у меня было много друзей и маленькая машина, в которой можно было ездить по двору дома и ломать розы в мамином саду. В этой машине, когда давил на педаль, еще играла та детская песенка:

Twinkle Twinkle little star

Who the fuck you think you are[1].





Или как ее там… В общем, это был единственный минус детства, так как мне больше нравилась Bomfunk MC’s – «Freestyler».

А потом наступил переходный возраст.

Не знаю, что повлияло на мое мировоззрение. Возможно, книги. Кино или музыка. Быть может, живопись. Мне всегда хотелось быть не таким, как все. Я из тех, кто смотрит артхаус не потому, что понимает и ценит, а потому что надо соответствовать.


Но я такой же, как все.

Стремился к самовыражению. Нашел свое призвание в съемке короткометражных фильмов и фотографии. На шестнадцатилетие мне подарили неплохую камеру, и я приступил к работе. Снимал одноклассников. Им было интересно участвовать в процессе, но они были так бездарны, что хотелось плакать. Каждый убогий мальчик думает, что все девочки его хотят, каждая посредственная девчонка считает, что она просто обязана быть моделью и актрисой в одном лице, ведь она совершенство. Остановите землю, я сойду.

Единственным бриллиантом моих работ была Адель Моро. Она обладала необыкновенной внешностью. Огненно-рыжие волнистые волосы и глаза цвета морской волны… Девушка словно сошла с картины Боттичелли «Рождение Венеры».

Такая вот повседневность.





* * *


– Океан! Завтрак готов, спускайся! – крикнула мать.

Океан. Знаешь, мне нравится в себе все, кроме имени. Черт возьми, как можно было так назвать ребенка? Но еще больше ты посмеешься, когда узнаешь, почему мне дали такое имя… Когда родители отдыхали на берегу Индийского океана, они думали над именем для мальчика. Пока мать перечисляла варианты, отец отвлекся и сказал: «Какой же все-таки тут чудесный океан!». Мама в этот момент чихнула и произнесла: «Точно. Океан. Как необычно и красиво».

Завтрак, как всегда, проходил в напряженной атмосфере. Родители с каменными лицами пережевывали еду и презрительно поглядывали на меня. В конце концов мать не выдержала.

– Океан! Прекрати чавкать и закрывай рот во время еды, сколько тебе можно об этом напоминать! – с раздражением сказала она.

Я лишь окинул ее злобным недовольным взглядом. Не нужно выводить меня из себя с утра. Конечно, жру я и правда отвратительно, но мне как-то все равно. Словно не понимая ее слов, я продолжил чавкать.

Она нервно вздохнула.

– Да скажи ты ему! – обратилась мама к отцу.

– Океан. Ты ведь слышал нашу просьбу… – Папа, несмотря на свой важный вид, всегда говорил со мной осторожно. Он как никто другой знал, на что я способен.

– Слушайте сюда. Если вы не прекратите меня доставать, то я больше никогда не буду есть в этом доме, – агрессивно ответил я. Они тут же замолчали.

За свою недолгую жизнь я успел поставить их на место. Они знали, в каком тоне нужно разговаривать со мной, но иногда забывались.

Закончив завтракать, я взял свой рюкзак и отправился в школу. Обычно я добирался на велике, так как не хотел, чтобы родители думали, что мне может потребоваться их помощь.

Больше всего мне нужны были независимость, свобода, собственная квартира и деньги. Но мне запретили переезжать, пока я не достигну совершеннолетия.

В школе было скучно. Я отлично учился, а из предметов интересовался астрономией и литературой.

Так получилось, что я редко общался с одноклассниками. У нас просто не было общих тем для разговора. Не нашелся еще такой человек, с которым мне реально было бы интересно. Его просто не существовало.

Так что пока я вынужден был коротать время в гордом одиночестве.





2

Клемент




Родители уезжали из города на три дня, но радость от одиночества длилась не так уж и долго. Сразу по приезде они начали раздражать меня своим присутствием. Нет, сначала мы, конечно же, пытались найти общий язык, но потом поняли, что это бесполезно. Забавно вспоминать, как вежливо мы разговаривали с мамой: «Милый, сделай, пожалуйста, музыку потише». – «Конечно, мам». – «Еще чуть тише». – «Без проблем». – «Океан, ну я же просила тише!» – «Слушай, да ты задолбала меня, ну правда, куда еще тише!» – «Да как ты смеешь так разговаривать со мной?!» – «А как ты до сих пор не можешь понять, что я не хочу тебя видеть! Меня все в тебе раздражает!»… Потом по привычному сценарию. Она зовет отца, он орет на меня, мы говорим друг другу кучу неприятных слов, а потом расходимся по комнатам и игнорируем друг друга. За ужином сидим в тишине, я пытаюсь не привлекать к себе внимания и жую тихо, с закрытым ртом, слово за слово начинается спокойный разговор как ни в чем не бывало, а потом опять все нормально. Замкнутый круг – вот как мы сосуществуем.

Когда все начинает напрягать, я прихожу в скейт-парк. Звучит, конечно, грандиозно, наверняка ты представишь себе огромную территорию, множество разнообразных трамплинов и горок, трибуны, тысячи профессиональных скейтеров, словно ты на X-Games.

Это не так. Я живу в небольшом уютном районе города, и местный скейт-парк ничего собой не представляет. Пара трамплинов, изрисованных граффити. Раньше тут был большой паркинг, но им особо никто не пользовался, поэтому на его месте построили несколько горок и нагнали малолетних скейтеров, чтобы не мешали людям в других местах.

Я не особо много катаюсь, но местная атмосфера расслабляет. Особенно вечером. Тут мало людей, и мне нравится наблюдать за их трюками. Обычно я включаю музыку в наушниках и сижу так тихо, что меня никогда и никто не замечает.

В этот вечер закат был прекрасен, именно в скейт-парке мне больше всего нравилось за ним наблюдать.

Я буквально начал погружаться в транс, как вдруг почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, увидел рядом долговязого загорелого парня. Быстро вытащив из правого уха наушник, вопросительно взглянул на него. Теперь можно было получше рассмотреть его.

Болезненная худоба, густые каштановые волосы с чуть более светлыми прядями, такие же густые брови и карие глаза. Правильные черты лица. Внешность модели. Выглядел он стильно и естественно.

– У тебя случайно пластырей не найдется? – спросил он, зажимая ладонью кровоточащую ссадину на голени.

– Не-а, обычно не ношу их с собой. – Я закурил сигарету и молча предложил ему.

Парень взял ее и сделал затяжку.