Опоздавшие
Часть 23 из 51 Информация о книге
Эдмунд обнял ее крепче. Дочку хотели назвать в честь Сариной сестры, умершей вместе с их матерью. Может, выбери они другое имя… Или вот – Сара вспомнила, как огорчилась, когда юный врач сообщил ей пол ребенка. Огорчение возникло всего на миг, но, видимо, этого хватило, чтоб отравить младенцу желание жить. – Где она сейчас? – спросила Сара. – Кто? – не понял врач. – Наша дочка. Можно ее увидеть? Врач снял температурный график со спинки кровати, бросил взгляд на Эдмунда. Тот погладил Сару по голове, приговаривая: – Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Но попытка успокоить возымела противоположный эффект – Сара его оттолкнула. – Я хочу увидеть своего ребенка! – Она повысила голос. Мужчины переглянулись. – Не следует воспринимать его как живое существо, – сказал врач. – Рождение не зарегистрировано. Но Сара воспринимала его именно живым. Она помнила, как он брыкался и вертелся у нее в животе. Она столько времени с ним разговаривала. Ребенок был живым не менее ее. – Где она? – Сара повернулась к мужу: – Куда они дели нашу маленькую Розу? Беспомощный взгляд Эдмунда переметнулся на ботинки врача, который кивнул медсестре и через минуту сделал Саре укол, бормоча, что, мол, сон – самый короткий путь к выздоровлению. * * * – Пора сменить одеяние, – произнес бодрый голос, словно приглашая переодеться к рауту. Он принадлежал Мейбл, самой противной медсестре. Сара села в кровати и задрала сорочку. Чувствуя себя катушкой ниток, она позволила рукам в резиновых перчатках размотать муслиновую повязку, перехватывающую ее грудь, и снять промокшие марлевые тампоны с сосков. – Когда такое случается, оно случается не просто так, – уже в который раз сказала сестра, прикладывая охлажденные салфетки к ее груди, и Сара вспомнила уродца в церкви. Может, сбылось поверье бабок. – Через день-другой молоко пропадет, – пообещала Мейбл, накладывая новую тугую повязку. Но оно не пропало. Не помогли никакие ухищрения из справочников: ни отвар шалфея в безмерных дозах, ни компрессы из капустных листьев, ни настой жасмина с перечной мятой перед сном. Словно тело, как и душа, пребывало в отчаянии, не желая расстаться с последним доказательством того, что ребенок был. Сару изводила мысль: потеряно не просто дитя – больше нет маленького человека, кому предстояло бы расти, дочки, что играла бы в ее старые куклы, раскрасневшейся девчушки, с кем катались бы на коньках, и невесты, которая в переходящей по наследству фате прошествовала бы по церковному проходу. По ночам сквозь открытые окна палаты вплывали звуки, прежде сто раз слышанные и ничуть не беспокоившие, а теперь рвавшие душу и не дававшие уснуть. На ферме за холмом мычала корова, разлученная с детенышем, и плакал теленок, звавший маму. Маленькой Саре объясняли, что теленка разлучают с коровой, чтобы ее молоко, укрепляющее кости и зубы, получили человеческие дети. Но теперь она задавалась вопросом: господи, а что плохого, если б теленок остался с матерью? В залитой лунным светом палате Сара смотрела на свою сорочку, опять промокшую на груди, и вспоминала о Брайди, которую разлучили с сыном. * * * Одно она знала точно: о возвращении на Вайн-стрит, где всё готово к прибытию младенца, не может быть и речи. Бывшую детскую Эдмунда на третьем этаже снаряжали долго, и теперь там была не только обновленная фамильная мебель (сверкающая колыбель из ореха, собственноручно изготовленная прадедом), но великолепный комплект пеленок, распашонок, ползунков и всего прочего, необходимого новорожденному: жестяная коробка с тальком, мягкая морская губка, кувшинчик с прованским маслом, бутылка виски (для притираний, когда начнут резаться зубки). А еще желтая деревянная погремушка, обкусанная маленькой Сарой, а также ее сестрами и братом. Стоило обо всем этом вспомнить, как набегали слезы. 27 Брайди Лаверстокский родильный дом Сентябрь, 1911 На тридцатый день закончился назначенный Саре курс уединения, и Брайди, прихватив охапку гортензий с клумбы Нетти, заставила себя пойти в роддом. На крыше, где были установлены лежаки, Сара дремала, проводя предписанные ей два часа на свежем воздухе. Брайди осторожно положила душистые стебли на плед, но Сара проснулась и впервые заключила ее в объятья – в эту секунду они были не госпожой и служанкой, но просто женщинами, горюющими по своим детям. – Я так вам сочувствую, – сквозь слезы проговорила Брайди. – Очень, очень сочувствую. В палате Сара поведала ей о своих страданиях, не столько физических, сколько душевных, порожденных уговорами забыть о том, что тело ее запомнило навеки. – Я выполняю указания врача и чувствую себя предательницей, – плакала она. – Вы ее ни за что не забудете, – сказала Брайди, утирая глаза. – Ребенок навсегда поселяется в сердце матери. Наверное, повитуха спасла бы малышку, но зачем о том говорить? * * * Сара просилась домой, однако ее не отпускали без медсестры, которая о ней позаботится. С этим прекрасно справится Брайди, уверяла Сара, и та, быстро сообразив, заявила, что в Ирландии работала сиделкой. Монахиня из общины сестер милосердия проинструктировала ее о важности проветривания помещения, сидячих ванн, пилюль для печени, предваряющих сон в установленное время, и Сару отпустили домой, в Розовую комнату, в названии которой теперь был трагический смысл. 28 Брайди Холлингвуд Сентябрь, 1911 Сара тотчас заметила, что с входной двери исчез массивный медный молоток. – А где лев? – спросила она, и кто-то из встречающих, столпившихся на крыльце, сказал, что его отправили в подвал. Холлингворты никогда ничего не выбрасывали. Мистер Холлингворт заключил дочь в объятья, но Брайди подметила, что через его плечо Сара смотрит на француженку, одетую в восточное платье персикового цвета. Много ли она знает о мадам Брассар? Кое-что ей, разумеется, известно. «В этом городе все про всё знают», – сказала Нетти, когда о приезде француженки сообщила местная газета. Слава богу, обошлось без недостойных намеков, свойственных светской хронике. Навещая Сару, Брайди воздерживалась от разговоров о мадам Брассар, но поговорить о ней хотелось, чтобы подготовить хозяйку к произошедшим в доме переменам. Однако что-то подсказывало ей держать язык за зубами. Сара и так уже вдоволь хлебнула мук, перемен и печали. Кроме того, Брайди терялась в догадках, чем можно поделиться с Сарой, а о чем лучше помолчать. – Сара, познакомься с мадам Брассар. – Мистер Холлингворт отступил в сторону, представляя француженку. – Ты, наверное, помнишь, прошлым летом мы с Бенно о ней рассказывали… Сара напряглась, глядя на шагнувшую к ней женщину. Она подала руку, но мадам Брассар обхватила ее за плечи и, расцеловав в обе щеки, проворковала: – Милая моя! Взгляд Сары затвердел. – Милости прошу в наш дом, – сказала она и прошла поздороваться с ожидавшими ее Ханной, Бенно, Брайди и Нетти. В прихожей Сара огляделась и ахнула: – Другие обои? – Вам нравится, душенька? По-моему, хорошо.