Опоздавшие

– Делай что хочешь. Как я смогу тебе помешать? Уволить тебя?

Сердце у него билось как сумасшедшее. Ведь если Бидди уйдет, кто о нем позаботится?

– Не надо… пожалуйста…

– Мальчик мне этого не простит. Да я и сама буду казниться.

Горячий комок, возникший в груди, просился наружу.

– А-а-а-а! – закричал он и выскочил из своего укрытия, размахивая ножиком, точно кинжалом. – Я великий Али-Баба!

Как он и рассчитывал, разговор оборвался. Брайди поспешила к нему, придерживая болтавшееся на локте ведерко, но он ее обежал и кинулся к маме.

– Тебя караулило чудище! – крикнул он, еле переводя дух. – Я его прикончил!

– Спасибо, милый. – Мама его обняла. – Ты мой спаситель.

Они повернулись к Брайди, но увидели только ее удалявшуюся спину в перекрестье лямок фартука.





40

Винсент




Веллингтон, Коннектикут

1915–1923



Казалось, дедуля его любит больше, чем отец. Наверное, у отца не было времени узнать его хорошенько. Он уходил в свою юридическую фирму, когда Винсент еще спал, и возвращался домой, когда его уже уложили в постель. Кроме того, отец постоянно был в разъездах. Он ездил в Хартфорд, но чаще в Нью-Йорк, в зависимости от расписания поездов.

Однако трижды отец чуть-чуть приоткрылся, и эти моменты Винсент запомнил на всю жизнь.

Первый раз – когда он помог шестилетнему сыну облачиться во взрослый костюм. Утром в день свадьбы Ханны, на которой Винсенту доверили роль хранителя колец, отец пришел в его комнату и показал всю последовательность действий: просовываешь галстук под воротничок, который задней запонкой пристегиваешь к сорочке, надеваешь сорочку и застегиваешь воротничок на переднюю запонку, а затем вот так, так и так завязываешь галстук-бабочку. Восхищенный Винсент любовался собою в стенном зеркале, отец стоял за его спиной.

– Вот два образцовых примера со вкусом одетого мужчины, – сказал он, чем привел Винсента в неописуемый восторг. Он еще долго про себя повторял эти слова.

Второй случай произошел, когда Винсенту было девять, уже шла война. В виде подарка на день рождения отец повез его в Нью-Йорк. Поезд прибыл на Центральный вокзал, они вышли на холод Сорок пятой улицы и увидели пирамиду. Сооруженная из двенадцати тысяч островерхих шлемов немецких военнопленных, она поднималась выше здания вокзала и была знаком неизбежной победы над врагом.

И третий случай. В десять лет Винсент заболел ветрянкой, а через день-другой ее признаки проявились и у отца, что всех удивило, особенно бабушку Портер, утверждавшую, что в детстве он ею переболел. Однако доктор Спенсер сказал, что это невозможно, ибо рецидива данной хвори не бывает. И вот они оба изнывали от зуда болячек, которые нельзя почесать, их обоих обтирали губкой, смоченной в растворе хинина, обоим делали овсяные припарки и холодные ванны с добавлением соды. Когда они наконец поправились, мама записала их имена и даты недуга на странице «Болезни» в семейной Библии. Винсенту почему-то было приятно, что у них с отцом остались одинаковые неизгладимые оспинки на лбу.





* * *


Он вроде как хотел, чтобы война продлилась и он успел повоевать, но вместе с тем был рад, что еще слишком мал и может оставаться дома.

Увидев, как Оскар скатывает и приторачивает тощий тюфяк к ранцу, он представил всё неудобство сна на такой постели.

Но в письмах, приходивших в блеклых синих конвертах и написанных на столь тонкой бумаге, что просвечивали строчки с обратной стороны листа, Оскар не говорил о том, как ему спится. Он рассказывал о жаре в Балтиморе, битком набитом пехотинцами и матросами, о том, как интересно изучать азбуку Морзе, о подготовке к спортивному состязанию – забегу на полмили вдоль бортов корабля. Последнее давало представление о размерах судна, название которого не сообщалось – все равно цензура вычеркнет. Письма, адресованные в Холлингвуд, читали все обитатели дома, но сохраняла их Брайди.

А потом настал день, когда бесцеремонный стук медного дверного молотка в виде льва безошибочно известил о прибытии посыльного «Вестерн Юнион».

Дверь открыла Брайди.

Позже дедуля пришпилит телеграмму к карте на кухонной стене и желтым флажком обозначит Гибралтар, где «Радист третьего класса Оскар Энгель погиб в бою». Тело его не доставят, но в церкви, в которую по воскресеньям он ходил вместе с Бидди, по нему отслужат панихиду.

С тех пор Бидди перестала улыбаться. И больше не носила фиалки в петлице. Она как будто постарела. Карта с пришпиленной телеграммой еще долго висела на стене кухни.






* * *


Дедуля научил его плавать и ловить форель. Поделился секретами подледного лова. Научил кататься на коньках и определять, что лед достаточно прочен, а также находить места с темным льдом, где всего лучше скользили коньки.

Дедуля помог ему написать заявление о приеме в Троубридж – пансион на другом берегу озера. Среди первых выпускников этого учебного заведения был дядя Бенно, окончивший его в 1905-м.

Здание интерната построил мистер Троубридж, знакомый прадеда Винсента, сколотивший состояние на сигарных листьях. Дело это требовало частых поездок в Германию, и однажды в поезде до Франкфурта вдовец мистер Троубридж познакомился с некоей баронессой. Они поженились, и новая миссис Троубридж переехала в Веллингтон, где ее ждало большое разочарование, поскольку она никак не рассчитывала очутиться в колониальном захолустье. Чтобы порадовать супругу, мистер Троубридж выстроил замок, напоминавший о ее детских годах, проведенных в роскошном баварском поместье. Два их сына умерли во младенчестве, а потом родилась дочь, которую с малых лет приучали к грузу обязанностей великосветской особы. Но девушка отказалась от положения светской львицы веллингтонского общества (каким оно было в девятнадцатом веке) и стала учительницей. Унаследованную экстравагантную недвижимость она превратила в школу, где юная поросль Новой Англии получала образование, необходимое для поступления в колледж. Составленная ею школьная программа отражала строгость ее собственного обучения в Швейцарии, зиждившегося на заветах Фридриха Великого. Однако первый директор школы, которого переманили из Гарвардского университета, отговорил ее от высоких амбиций, убедив, что учеников нужно готовить к жизни в Америке, а не Германии времен прусских войн.

О приеме в Троубридж Винсента известили телеграммой.

Дядя Бенно поведал ему об «Адской ночи». Будь готов, сказал он, что тебя разбудят, распарят в горячей ванне, а затем вместе с другими первашами прогонят сквозь строй старшеклассников с полотенцами, завязанными узлом.

Тщедушного Винсента уведомление испугало, что привело к решению заняться своим телом. Готовясь к осеннему поступлению в школу, он усердно штудировал учебники по математике и грамматике, и теперь к ним добавилась найденная на полке старая книжка Бенно «Атлетическая мощь совершенного мужчины». Автор Бернарр Макфадден проповедовал здоровый образ жизни. Он часто выступал на страницах своего журнала «Физическая культура», который Винсент первым брал в библиотеке. Статьи рассказывали о путях максимального увеличения силы и мышечной массы. Винсента огорчало, что мама и Бидди не позволяли следовать предложенной Макфадденом системе лечебного голодания, хоть он показывал им фотографии «до и после», подтверждавшие положительный эффект такой диеты. Макфадден был противником белого хлеба, который он называл «посохом смерти». В угоду мальчику Брайди стала выпекать черный хлеб; вынимая из печи буханку с хрустящей корочкой, она всякий раз говорила, что точно такой же хлеб пекли у нее дома, откуда ей посчастливилось уехать.

Для сохранения силы Винсент спал с шелковым чулком на голове и ежедневно сорок пять раз выжимал специально заказанные гантели. Но когда в конце лета он вместе с шестьюдесятью другими мальчиками прибыл в Троубридж, то отметил, что у многих форменные пиджаки облегают несравнимо более мускулистые торсы, чем у него.

За ужином в одном из стипендиатов, помогавших ловким официанткам разносить подносы и тарелки, он узнал Осворта, сына ледовщика, обретшего ту физическую стать, о какой сам он только мечтал. Видимо, свою роль сыграли пятидесятифунтовые кубы льда, которые Осворт ворочал вместе с отцом. Винсент старался вспомнить правила этикета (с прислугой не здороваются, но Осворт-то не слуга, верно?), одновременно сокрушаясь, что его собственная беззаботная жизнь перевела его в разряд тех, кто пожертвовал физической удалью.

Но ему повезло: он избежал унижений, поскольку педагоги запретили «прописку» новичков в Троубридже.





41

Брайди




Холлингвуд

1924



Вскоре после отъезда Винсента мистер Холлингворт начал сдавать. Его мучил кашель. Он терял равновесие, и Брайди помогала ему спуститься по лестнице, а потом одолеть равнину укрытой половиками прихожей. Ему стукнуло шестьдесят семь, он был старик. На фабрике он почти не появлялся. Должность главного управляющего осталась за ним, но Бенно перенял все руководящие обязанности, которые прежде ему не доверялись. Мистер Холлингворт выходил к завтраку, однако потом вновь ложился в постель и порой оставался в ней до ужина, зачастую отказываясь от поданного на подносе чая.

Он начал жаловаться, чего прежде за ним не водилось, на скверные головные боли, на глаза, различавшие буквы только с помощью лупы, на зубы. Особенно его донимал один задний зуб, с которым мистер Гловер не мог справиться, хотя, по его совету, мистер Холлингворт съездил в Нью-Йорк и сделал панорамный снимок.

Брайди поняла, что дело плохо, когда он отказался от трубки. Мистер Холлингворт не говорил, что бросил курить, но это стало ясно, после того как Брайди начала находить его трубки в самых неподходящих местах. Обычно, выкурив трубку, он тщательно ее прочищал ершиком, затем мягким платком, выстиранным и выглаженным Брайди, полировал вересковую чашку, чубук и лишь потом устраивал обихоженную трубку в подставку рядом с зеленым кожаным бюваром на своем кабинетном столе. Иногда с незажженной трубкой во рту он расхаживал по дому – мол, так ему лучше думается. Теперь такого не случалось.

Сара и Эдмунд вернулись из экскурсионного тура по замкам Шотландии, повторив свадебное путешествие Сариных родителей. Состояние мистера Холлингворта их тоже беспокоило. Доктор Спенсер диагностировал у него желчную лихорадку и, сообщив, что больному нужен покой, прописал патентованные укрепляющие капли и снотворное.

А потом мистера Холлингворта накрыло временной слепотой, и Брайди сильно перепугалась, хотя Старый доктор предупреждал, что это вполне возможно.





42

Мистер Холлингворт




Холлингвуд

1926



Еще никогда он не был так зряч, как в периоды своей слепоты.

Он всегда считал себя бесстрашным, но понял, что смелым был только в отсутствие страха – то есть без страшного. Но вот теперь его, погруженного во мрак, охватывал ужас, как будто проникавший сквозь поры и морозом сковывавший тело, и он познал, что отвага – это нечто большее, чем бодрый оптимизм в отсутствие страха.

Он боялся смерти, которая, он понимал, была всё ближе. Но еще больше страшился, что родные узнают истинную причину его ухода, о которой сам он догадался еще до того, как о ней, притворив дверь его спальни, известил доктор Спенсер.

Сифилис! Вновь и вновь он мысленно повторял это слово, дабы протестующий мозг смирился с тем, что уважаемый человек знатного рода, каждодневно трудившийся на фабрике, созданной его дедом, – сифилитик.

Люэс! Знак-то был. Давным-давно, когда с тяжелым, как ее чемоданы, сердцем он отвез Камиллу на вокзал, а потом бессчетно слал ей письма на листках папиросной бумаги, не зная, получает она их или нет (у нее было много разных адресов, но она ни разу не ответила), он заметил у себя язвочку. Вскоре она пропала, и он о ней забыл.