Осенний Лис
Часть 38 из 146 Информация о книге
– Кирку мне надо. Да и лопата не помешала бы. Люди посоветовали у тебя спросить. Дашь? – Кирка? – Паренёк потёр подбородок. – Если найдётся, отчего бы не дать. – Он порылся в груде железяк, сваленных в углу, и вытащил средних размеров кирку без рукоятки. – Вот. А зачем тебе? – Могилу копать. – А. – Паренёк помрачнел. – Так это ты пришёл сегодня с этим, который замёрз? – Я. – Ну что ж, хоть и грех так говорить – Бог тебе в помощь. – Благодарствую. Ладно, пойду я, пожалуй. – Копать? Прямо сейчас? – поразился кузнец. – Ты что, очумел? Вечер ведь. Вот что: я в баню сейчас, а тебе, я вижу, тоже вода не повредит. А после посмотрим, чем тебе помочь. – Да я… – начал было Жуга – и вдруг ощутил, как ноют руки и ноги, как давит на плечи мягкими рукавицами дневная усталость, течёт по телу кислый едучий пот, и умолк. – Правда твоя, – признал он, – баня – это сейчас было бы самое то. – А я что говорю! – Паренёк завернул в мешковину откованный лемех и пинком растворил дверь кузни. – Пошли. У порога Жуга задержался, отметив мимоходом, что на улице уже стемнело. – Тебя как звать? – спросил он. Имя, прозвучавшее в ответ, было резким, как удар молота. – Збых. * * * После бани и нескольких кружек душистого липового чая с мёдом Жуга разомлел. Его грязную рубашку Збых запихал в корзину и дал взамен чистую из своего запаса, белую, с затейливой вышивкой. – Бери. Кажись, эта впору будет. Рубашка повисла на травнике, как на вешалке. – Жена вышивала? – спросил Жуга, рассматривая узор. – Сестра. – Она здесь сейчас? – К подружке в соседнюю деревню отправилась. – Что ж так – в соседнюю? – Да нашенская она… подружка, в смысле. Замуж вышла, к мужу и переселилась. А ты откуда будешь? – Издалека. С гор. Слово за слово Жуга рассказал новому знакомому обо всём, что случилось в лесу. Збых слушал, рассеянно кивая и изредка спрашивая о чём-нибудь. Хмурился, качал головой. Наконец поднял взгляд. – Ночлег нашёл, нет? – Нет. Разве только у отца Алексия… – Ну, это ни к чему. Раз такое дело, оставайся покамест у меня. Денег не надо. Жуга помолчал, отставил глиняную кружку с остывшим чаем и некоторое время сидел недвижим. Пожал плечами. – Неудобно как-то… – Да брось, всё равно бобылём живу. – А сестра? – А что сестра? Она у меня девка с понятием. Считай, я тебя погостить зазвал. Так что лезь, вон, на полати. Жуга, который впервые за весь день поел с охотой, теперь молча сидел за столом, прислонившись к натопленной печке. Глаза смыкались, говорить не хотелось, и спорить он не стал, лишь кивнул благодарно, лёг, накрылся полушубком и вскоре уснул. Збых ещё некоторое время сидел один, задумчиво глядя в стол. По правую руку от него, словно соринка в глазу, маячило чёрное. Кузнец повернул голову и вздрогнул: на миг показалось, что рядом на лавке свилась кольцами тонкая чёрная змейка. Збых похолодел, но тут же вздохнул с облегчением, припомнив, как Жуга за разговором кромсал ножом узкий лоскут сыромятной кожи, и потянул «змейку» к себе. То был затейливо плетённый кольцом ремешок с узелками. Узелков было много, десятка полтора, и Збых всё время сбивался, пытаясь их счесть. Махнув рукой, он бросил эту затею, зевнул, перекрестился на образа, погасил свечу и полез на печь. * * * Шорох шагов? Скрип несмазанных петель в ночной тишине? Дуновение холода? Збых не смог бы ответить, что его разбудило, но так или иначе среди ночи он открыл глаза и более не смог уснуть. Едва стемнело, сразу со всех сторон налетел ветер-баламут, размётывая по полям сухой колючий снег, шуршал по крыше, царапался в окна, завывал дурным голосом. В избе было тихо и тепло. Мерцала огоньком лампада. Постель Жуги была пуста. Збых решил, что странник вышел по нужде, но прошло пять минут, десять, и кузнец не на шутку растревожился. Он слез с печи, оделся и вышел на двор. – Жуга! – позвал он. – Жуга, ты где? Ответа не было. У крыльца брала начало и терялась за воротами цепочка полузаметённых следов. Обеспокоенный, Збых вернулся за шапкой, подпоясался, прихватил фонарь и рукавицы и двинулся на поиски. Мело. Закрываясь от ветра рукой и пригибаясь к земле, кузнец медленно пробирался вдоль тёмных, укутанных снегом домов. Изредка останавливался, светил фонарём – снег быстро сглаживал неровности, но в деревне было от силы десять домов и всего одна улица, да и тучи постепенно разошлись, объявилась луна, и вскоре следы привели его к паперти. Збых потоптался в нерешительности, хотел постучаться, да раздумал, загасил фонарь и лишь потом, стараясь не шуметь, приоткрыл дверь и проскользнул внутрь. Жуга был здесь, хотя разглядеть его было трудновато – в трапезной горели только лампады и две толстые свечи в изголовье гроба. Было тихо, и в этой гулкой тишине неясным эхом расползался по углам негромкий отчётливый шёпот. Збых похолодел, хотя сам не понял почему: было в этом шёпоте такое, отчего кузнец скользнул в тёмный угол и затаился. Обитая войлоком дверь закрылась мягко, без звука, лишь сквозняк тронул пламя свечей, и стоявший у гроба рыжий паренёк ничего не заметил, поглощённый своим занятием. Жуга творил наговор. Збых потом не мог бы вспомнить, сколько простоял он в этом закутке, тараща глаза в церковный полумрак. Сперва ничего не происходило. Потом появился свет. Он возник ниоткуда – струистое блескучее сияние рождалось в пальцах у Жуги, сгущалось, странной светлой тенью мерцая на фоне черноты. Потом шёпот травника смолк. Дымная тень вытянулась неровным облачком и плыла уже сама по себе, направляясь к покойнику. Кузнец поёжился – слишком уж быстро двигалась она, – а затем вздрогнул от неожиданности: показалось вдруг, что мертвец шевельнулся в гробу. Збых поднял руку протереть глаза и чуть не закричал, когда открыл их сызнова: Вайда поднимался – медленными, неверными рывками, ухвативши края домовины! Глаза его были открыты и пусты. Крик свой кузнец удержал, хотя сам бы не сказал как, но теперь уже поздно было скрываться: Жуга, заслышав шорох, обернулся. – Ты?! – выдохнул он, делая шаг навстречу. Рифмач с глухим стуком рухнул обратно. Пламя свечей дрогнуло, одна погасла. – Я! – с вызовом бросил Збых и вышел из угла. – Ты что творишь, нелюдь, в божьем храме?! – Кузнец выпрямился во весь рост, угрюмый, жилистый. Его не так просто было испугать. – А я-то тебя к себе в дом… Жуга обернулся на гроб, на кузнеца, снова на гроб и с искажённым лицом заметался меж ними, словно зверь в капкане. Замер на миг, силясь сорвать что-то с руки – мелькнула знакомая кожаная полоска – и вдруг вихрем налетел на кузнеца, крича страшно и отчаянно. Збых, который уже двинулся к нему, засучивая рукава, опешил и сдал назад. – Убирайся! – кричал Жуга, размахивая руками, словно мельница. – Я не смогу теперь её сдержать! Беги, чтоб тебя!.. Беги, пока не поздно! Силой Господь Збыха не обидел, как говорится, съездит по уху – дверей не найдёшь, но рыжий паренёк, гибкий и вёрткий, как белка, и странные слова до того ошеломили кузнеца, что опомнился он, лишь когда Жуга уже выталкивал его в раскрытую дверь. Опомнился – и заработал кулаками. Лишь потом до него дошло, как странно, нелепо дрался Жуга. Он метался, кружил, не по делу оборачивался, пропуская глупые удары, тряс головой, цедил воздух щербатым ртом и вновь наседал, тесня Збыха то к двери, то прочь от неё, то вовсе в сторону. Пред взглядом кузнеца мелькали руки, ноги и безумные глаза, и всё время казалось, будто нечто, сверкая, дымно маячит у травника за спиной. Збых запомнил миг, когда он, изловчившись, сбил противника с ног и склонился, занося кулак, но в глазах блеснуло серебром и что-то бухнуло в затылке, шею пронзили сотни ледяных иголочек, и сердце бешеным галопом рвануло из-под рёбер. После не было ничего. * * * …мрак… …голоса во мраке… …словно в глубоком-глубоком колодце… …… … … … … …… … … … …… … … …… … ……