Осенний Лис
Часть 44 из 146 Информация о книге
В колыбель приходящие к детям. Оберёг и броня тёплых маминых рук, Вереница событий, друзей и подруг, Первый враг, что понять так непросто. Поле, лес и луна – в облаках и в реке, Лето, осень, весна, льдинка на языке — Это в памяти держит подросток. Уходящая юность, груз новых забот, Сны, печали, усталость, кровь, слёзы и пот, Смех и горе, ответы, вопросы… Дуновение смерти за чьей-то спиной И любовь, что поможет остаться собой — Так внезапно становишься взрослым. Новый груз новостей, треволнений и бед, Череда поражений, ничьих и побед. Первый волос седой на макушке. Всё, что в жизни узнал, уже можно забыть, Всё равно эти знания не применить — И грустят старики и старушки. Нет ни сна, ни печали, лишь молкнут шаги, В воду бросили камень, погасли круги, Только души в единое слиты. Вновь ушёл в дальний путь призрак давних эпох, И в молчанье холодных застывших веков Пыль заносит могильные плиты… Жуга слушал почти не дыша эти скупые сбивчивые вирши, от которых щемило сердце, и нездоровый холод волной поднимался в душе, и не оставалось после ничего, только один большой, неясный вопрос: почему? зачем? за что? – Силён рифмач… – одними губами прошептал Жуга. Збых умолк. Покосился на ремешок на запястье. Кожа под ним покраснела и чесалась. – Жуга, – тихо позвал он. – Что? – Что дальше будет? – С тобой или с ним? – С нами… с обоими. Жуга не ответил. Присел у края майны. Сгрёб ладонью снег. – Смотри. – Он слепил снежок и бросил его в прорубь. С лёгким плеском тот исчез и показался снова еле видным белым пятнышком под тёмной водой. – Вода это как бы твоя душа. А снежок – его. Не плавает, не тонет. Он умолк, а когда продолжил, голос его звучал странно. – Вода растопит снег, – говорил Жуга, не глядя на кузнеца. – Пройдёт девять дней, и его душа отправится в путь. Если они смешаются, то и твоя уйдёт следом… Три дня уже прошло. Збых почувствовал, как замирает сердце. Сглотнул гулко. – И… ничего нельзя сделать? Жуга помолчал. – Девять дней – огромный срок, если знать, что делать, – наконец сказал он, рассеянно глядя в прорубь. Вода в ней уже подёрнулась ледком, и вскоре снежок окончательно вмёрз. – Лёд видишь? – Ну, вижу, – согласился Збых. – И что? – Оберёг для тебя что лёд для этого снежка. Не даст растаять. – Он повернулся к Збыху. – Почему ты не сказал мне, что до Вайды было ещё трое? – Те, которые помёрзли? Я о них не подумал. А что, это важно? – Важнее некуда. – Жуга встал и отряхнулся. – И вот что ещё: кто такая бабка Ниса? В который раз о ней слышу, а ты вроде мне про неё не рассказывал. – Бабка Ниса? Так она не в деревне живёт. – А где? – На выселках… – Вот как? – Жуга поднял бровь. – Ну что ж, раз так, заглянем завтра на выселки. А сейчас пошли домой. Сестра твоя извелась там вся. Збых вздохнул и покосился на приятеля. – Я зря ей всё рассказал? – спросил он. Жуга покачал головой. – Пожалуй, это лучшее, что ты мог сделать. * * * Изба, в которой обитала пресловутая бабка Ниса, оказалась недалеко от деревни – каких-нибудь полчаса ходьбы. То была низкая хибара, донельзя ветхая и до сих пор не упавшая лишь потому, что вросла в землю по самые окна. Воздух над щербатой кирпичной трубой был чист и неподвижен, но Збых заверил друга, что бабка почти всегда дома. – Она странная и говорит не всегда понятно, – рассказывал кузнец по пути, – но если может, то всегда помогает. Если хворь какая приключится или другая беда, все к ней идут. Помнится, летом корова у тётки Вежбы пропала. Три дня искали, не нашли, потом додумались бабку Нису позвать. Та вышла к лесу, поклонилась на четыре стороны, пошептала. Жива, говорит, скотина ваша, в лесу заплутала. Вернётся к завтрему. И что ты думаешь? Вернулась. – Она что, так и жила всегда в этой избе? – Тут раньше Михалек-рыболов жил, да лет шесть назад женился, себе новый дом отгрохал, а этот старухе отдал. А она до того в землянке ютилась. – А лет ей сколько? Збых пожал плечами. – Бог знает… Сколько себя помню, она всегда была. – Сам бывал у неё? – Случалось… Заботливо расчищенная от снега, к дверям вела дорожка. Тут же стояла лопата. Стучать Збых не стал («Не любит она этого, да и на ухо туга…»), пихнул ногой забухшую дверь, шагнул уверенно в полумрак сеней, налетел на бочку, полную воды, и чуть не упал. Лежавший сверху ковшик грохнулся на пол, и почти сразу в глубине избы зашаркали шаги. Жуга покачал головой и улыбнулся: бабка оказалась не так уж и глуха. – Никак не привыкну, – проворчал Збых, вставая и отряхиваясь. Поднял ковш, повертел в руках и положил на место. – Вечно она переставляет её с места на место, бочку эту дурацкую… И откуда только силы у неё берутся этакую тяжесть ворочать! Не иначе и впрямь колдовство. Жуга усмехнулся: – Пустую бочку передвинуть дело нехитрое. – Пустую? А, ну да… Друзья прошли в горницу и лицом к лицу столкнулись с деревенской травницей. Збых снял шапку, стряхнул снег. Поклонился. – Здравствуй, бабка Ниса. Поклонился и Жуга.